– Нет, это все скучная материя – дела, расчеты, выкладки. Вот у меня план так план! Знаете, что я буду там делать?
– А бог вас знает.
– То-то и оно. Ничего не буду делать. Сложа руки буду сидеть. Валюту везу. Ловко, а!
– Замечательно.
– Да-а. Узнает теперь этот Константинополишка Никанора Сырцова! Ей-бо, право! Палец о палец не ударю. Сложу руки и буду сидеть. Поработали, и буде. Ежели встречу там где – шампанеей до краев налью. Да просто заходи в лучший готель и спроси Никанора Сырцова – там я буду! А може, я в Васькиной газете публиковаться буду: «Такой-то Никанор Гаврилов Сырцов разыскивает родных и знакомых на предмет выпивки с соответствующей закуской». А в кабак мы с тобой будем ходить только в Петькин: пусть нам там негры и венгерцы дурака ломают. Поддержим приятеля, хе-хе! Хай живе Украина!
Журавлиный треугольник отделился от перил, взмахнул крыльями и плавно понесся в трюм на предмет насыщения своих пернатых желудков.
* * *
Пока все беженство кое-как утряслось, пока я лично устраивался – никто из журавлиного треугольника не попадался мне на глаза.
Но однажды, когда я скромно ужинал в уголку шумного ресторана, ко мне подлетел головной журавль – Никанор Сырцов.
– Друг! – завопил он. – Говорил, шампанеей налью – и налью. Пойдем до кабинету. Какие цыгане – пальчики оближешь. Как зальются – так или на отцовскую могилу хочется бежать, или кому-нибудь по портрету заехать. Благороднейшие люди.
Он сцепился со мной на абордаж, после долгой битвы победил меня и, взяв на буксир, отшвартовался «до кабинету», который оказался холодной дымной накуренной комнатой, наполненной людьми. В руках у них были гитары, на плечах линялые кунтуши, на лицах – скука непроходимая.
– Эй, брат! – воскликнул Сырцов, становясь в позу. – Люблю я тебя, а за что, и сам не знаю. Хороший человек, чтоб ты сдох! Веришь совести – вторую тысячу пропиваю!.. А ну вы, конокрады, ушкварьте «Две гитары за стеной!».
Пел Сырцов, рыдал Сырцов в промежутках и снова плясал Сырцов, оделяя всех алчущих и жаждущих бокалами шампанского и лирами.
– Во, брат, – кричал он, путаясь неверными ногами в странном танце. – Это я называю жить сложа руки! Вот она, брат, и есть настоящая жизнь! Ой, жги, жги, жги!..
Последний призыв Никанора цыгане принимали вяло и вместо поджога только хлопали бокал за бокалом, зевая, перемигиваясь и переталкиваясь локтями. Впрочем, и сам Сырцов не мог точно указать, какой предмет обречен им на сжигание.
– Постой, – попытался я остановить пляшущего Никанора. – Расскажи мне лучше, что поделывают твои приятели? Открыли ресторан? Издают газету?..
– А черт их знает. Я восьмой день дома не был – так что мне газета! На нос мне ее, что ли?
* * *
Шел я однажды вечером по Пти-Шан. Около знаменитого ресторана «Георгия Карпыча» раздался нечеловеческий вопль:
– Интер-ресная газета «Пресс дю Суар!». Купите, господин!
Я пригляделся: вопил издатель из журавлиного треугольника.
Очевидно, вся его издательская деятельность ограничилась тем, что он издавал вопли, с головой уйдя в несложное газетное дело сбыта свежих номеров.
– Что же это вы чужую газету продаете, – участливо спросил я. – А своя где?
– Дело этого… налаживается, – нерешительно промямлил он. – Еще месяц, два и этого… С разрешением дьявольски трудно!..
– А что ваш приятель? Как его дело с рестораном?
– Пожалуйте! Тут за углом, второй дом, вывеска. Навестите, он будет рад.
«Слава богу, – подумал я, идя по указанному адресу, – хоть один устроился!..»
Этот последний, действительно, увидев меня, обрадовался.
Подошел к моему столику, обмахнул его салфеткой, вынул из кармана карточку и сказал:
– Вот приятная встреча! Что прикажете? Водочки с закусочкой, горячего или просто чашку кофе?
– Вы что тут, в компании? Нашли дурака-грека с деньгами?
– Нет, собственно, он нашел меня, дурака. Или, вернее, я его, конечно, нашел, ну так вот… Гм!.. Пока служу. У него, впрочем, действительно есть большие деньги. Я только… этого. Не заинтересован.
– А венгерцев и негров нет?
Он отвернулся к окну и стал салфеткой протирать заплаканное стекло.
– И швейцар ваш без алебардов, безоружный, в опорках…
– Шутить изволите. Может, винца прикажете? Хорошее есть.
Еще месяц с грохотом пронесся над нашими головами.
Проходя мимо греческого пустынного ресторанчика, я иногда видел дремлющего у стены с салфеткой под мышкой смелого инициатора дела, построенного на венгерцах, неграх, швейцарцах и алебардах.
И по-прежнему издатель на углу яркой улицы издавал стоны:
– «Пресс дю Суар!»
Вчера, остановившись и покупая газету, я спросил простодушно:
– А что же ваша собственная газета?
– Наверное, скоро разрешится.
– Ну а что ваш приятель Никанор Сырцов? По-прежнему сидит сложа руки?
– Сложа-то сложа… Только не сидит, а лежит. От голодного тифа или что-то вроде – помер. Все деньги на цыган да на глупости разные проухал! У меня, в конце концов, по пяти пиастров перехватывал! Да мне тоже, знаете, взять их неоткуда. Вот тебе и «сложа руки»! Много их, таких дураков.
И когда он говорил это – у него было каменное неподвижное лицо, как у старых боксеров, которых другие боксеры лупили по щекам огромными каменными кулачищами, отчего лицо делается навсегда непробиваемым.
Жестокий это боксер – Константинополь! Каменеет лицо от его ударов.

Развороченный муравейник

Разговор в беженском общежитии:
– Здравствуйте… Я к вам на минутку. У вас есть карта Российской империи?
– Вот она. На стенке.
– Ага! Спасибо. А почему она вся флажками покрыта? Гм! Для линии фронта – флажки, кажись, слишком неряшливо разбросаны…
– Родственники.
– Ага! Родственники это сделали?
– Какие родственники! Я это сделал.
– Родственникам это сделали? Для забавы?..
– К черту забаву! Для собственного руководства сделал.
– В назидание родственникам?
– Плевать хочу на назидание!
– А при чем же родственники?
– Выдерните флажок из Екатеринослава! Ну? Что там написано?
– «Алеша» написано.
– Так. Брат. Застрял в Екатеринославе.
– Позвольте… А где же ваша вся семья?
– А вот следите по карте… Отправной пункт – Петербург – застряла больная сестра. Служит в Продкоме, несчастная. «Москва» – потеряли при проезде дядю. Что на флажке написано?
– Написано: «Дядя».
– Правильно написано. Дальше – «Курск»: арестована жена за провоз якобы запрещенных 2 фунтов колбасы. Разлучили, повели куда-то. Успел вскочить в поезд, потому что там оставались дети. Теперь – ищите детей… Станция Григорьевка – Люся… Есть Люся? Так. Потерялась в давке. Еду с Кокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180