Последнее, что он добавил к сказанному, было не менее важным для нас, чем вся пропетая до этого военная песня. Помолчав с минуту, майор Перебежкин выдал следующие слова:
– Раненый и загнанный зверь опаснее вдвойне. Основная надежда у нас на ханкалинские группы. Они более обстрелянные и опытные. Если противник пойдет на прорыв, основную задачу по отражению нападения Радуева будут выполнять они. Ну а группы, прибывшие из Ростова, выполняют вспомогательные задачи: подносят боеприпасы и эвакуируют раненых. Вопросы есть?
Мы вразнобой ответили, что вопросов нет, и после команды разошлись по своим группам.
Минут через пять история повторилась. Но теперь на тропинке стояли солдаты и сержанты моей группы, а у костра стоял я и исполнял почти ту же военную песню. Я так же добросовестно довел до личного состава разведгруппы почти все пункты боевого приказа и так же, подумав, добавил:
– Почти все вы – солдаты молодые и необстрелянные, поэтому главная надежда у меня на офицеров и контрактников. Если боевики попытаются ночью прорваться через позиции наших групп, то действуем по следующему плану. У пулемета на правом фланге будет находиться старший лейтенант Гарин, у пулемета на левом фланге – лейтенант Винокуров. Я буду находиться в центре позиций, в своем окопе. Бычков, будешь рядом со мной. Остальному личному составу занять свои окопы. Огонь вести прицельными короткими очередями. И сильно не высовываться, чтоб вас не подстрелили. Для вас, молодых и зеленых, главная задача – остаться живыми и невредимыми. У кого есть вопросы? Разойдись.
У костра ко мне подсел Бычков:
– Товарищ старшлейтнант, а сегодня мы с Яковлевым не пойдем в дозор?
– Нет. Сегодня ночью Златозубов пойдет со своими людьми.
Прошлой ночью я установил две гранаты Ф-1 на растяжку, а после этого выбрал место в ста метрах справа от гранат для ночного передового выдвижного дозора.
Дозор расположился в виадуке, напротив нашего правого фланга. Напротив центра рубежа обороны группы были установлены гранаты. В дозоре было двое контрактников:
Бычков и Яковлев. В случае обнаружения противника они должны были открыть по нему огонь из автоматов и сразу отходить к нашему правому флангу.
Показывая на местности, куда они должны были бежать, я поразился: в ночи темнел наш вал, над которым стояло три светящихся столба дыма и искр. Это горели костры на дневках комбата, моей и второй групп. Самих костров не было видно, но в тумане дым и искры предательски точно выдавали места расположения групп.
Особенно заметен был огонь второй группы, которая находилась в небольшой рощице, – огонь ярко подсвечивал стволы и ветви деревьев. Левее светился столб над моей дневкой, а самым крайним слева был заметен след от штабной дневки. Это ночное зарево служило очень хорошим ориентиром как для нас, так и для духов.
В четыре утра, когда я пошел снимать Бычкова и его напарника из дозора, я еще раз оглянулся на зарево костров. Над нашими позициями так же ярко светились столбы от огня.
А этой ночью в дозор шла вторая группа. Только в этот раз дозор должен был занять позиции на сенохранилище. Поэтому вечером я не стал ставить гранаты перед своими позициями. Вторая группа могла нарваться на них либо при выдвижении в дозор, либо возвращаясь обратно.

* * *
Уже почти стемнело, когда на окраину села вышли двое. Один из них, указывая автоматом вперед, сказал гортанным голосом:
– Иди туда. Там ваши солдаты.
Одетый в гражданское человек сделал нерешительно несколько шагов и остановился.
Услышав за спиной тот же голос, человек вздрогнул:
– Иди. Не бойся.
Когда он отошел на десяток метров, боевик внезапно и громко выкрикнул: «ба-бах» и затем рассмеялся. Бросившийся было бежать человек споткнулся и упал, но тут же кинулся дальше в ночь. Вскоре топот его шагов затих вдалеке.
Радуевец что-то негромко сказал, закинул на плечо автомат и пошел обратно на свои позиции.

* * *
Приблизительно в десять вечера, когда уже совсем стемнело, прилетел вертолет с продовольствием и боеприпасами. Сел он не как обычно, у наших дневок, а дальше и левее тылового дозора, на поле между кустарником и рекой.
У одного моего солдата загноилась внешняя сторона правой ладони, из-за воспалившегося фурункула он еле-еле мог сжать пальцы в кулак, и по настоянию доктора его было необходимо отправить в нашу санчасть. Я повел Дарьина к вертушке, чтобы отправить его в батальон. Вертолет быстро избавился от ящиков с боеприпасами и сухпайком, и солдат с перевязанной рукой уже занял место в салоне.
Но командир борта на мой вопрос о маршруте вдруг заявил, что он сейчас летит не на аэродром в Ханкале, откуда Дарьин мог самостоятельно дойти до нашего батальона. Борт летел в штаб группировки наших войск, который расположен в трех-четырех километрах южнее Первомайского, и там должен был остаться до утра. Это меня не устраивало: солдата могли там отправить черт знает куда, и потом он мог попасть в другую часть. А терять одного из смекалистых бойцов мне не хотелось.
Спустя минуту борт взмыл в ночное небо, а мы с Дарьиным, проваливаясь в старом снегу, побрели обратно к дневке. Боец, поначалу обрадовавшийся эвакуации, загрустил, но, узнав о том, что будет отправлен завтра следующим бортом, вновь повеселел.
– Там в медсанбате тебе руку по-новому перевяжут, а потом автомат в зубы и пошлют куда-нибудь. У них там солдат ведь не хватает. А завтра утром ты прямиком в Ханкалу полетишь. Или ты думаешь, что из-за тебя одного будут ночью вертолет гонять?
– Понятно, что не будут. Я лучше подожду до утра.
Среди солдат, тащивших на себе ящики, я заметил несколько новичков. Это были бойцы, направленные из Ханкалы для усиления наших двух групп взамен раненых разведчиков. Но это были не те люди, которых я вызывал утром по радио. Мне были нужны мои подчиненные, а прислали солдат из других групп нашей роты. От них я узнал, что несколькими днями ранее в нашей роте была сформирована еще одна разведгруппа, которая была направлена в штаб войсковой группировки, что находилась к югу от Первомайского. Старшим в этой группе был командир нашей роты, который и взял с собой нужных мне солдат. Кроме того, выяснилось, что теперь подготовкой и отправкой грузов как в роте, так и в батальоне, занимаются офицеры, только-только прибывшие в нашу часть.
Теперь-то мне стало понятно, почему к шести минам было прислано всего три взрывателя, почему были перебои с сухпайком и боеприпасами.
Когда мы подошли к костру, там уже разогревали ужин. Вокруг огня на углях выстроились вскрытые жестяные баночки, издававшие приятный аромат тушенки, гречневой, рисовой или перловой каши. Ко мне подошел один из бойцов, которые с обеда снаряжали пулеметные ленты, и доложил, что все пустые ленты снаряжены по сто патронов с трассирующими, бронебойно-зажигательными и обычными пулями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61