Вот только людей в наших двух группах стало меньше: у меня уже был эвакуирован раненый пулеметчик и был готов к эвакуации боец Дарьин с загноившейся и распухшей рукой, а у Златозубова в госпиталь были отправлены один тяжелораненый и двое солдат со средними ранениями.
Поэтому утром мы с Валерой подошли к комбату с просьбой вызвать из батальона несколько солдат для усиления групп. Нам было дано «добро», и через полчаса мы по радио передали дежурному по ЦБУ нашей части фамилии солдат, которые должны были пополнить наши атакующие подгруппы.
– Не поув Ваус поув – в квакающих и булькающих звуках и я, а затем и Валера так и не смогли разобрать смысл ответа дежурного.
Все встало на свои места, когда к радиостанции подсел Костя Козлов, который сразу же перевел нам хрюканье, мяуканье и урчание на русский язык:
– Он говорит: «Не понял вас. Повторите фамилии бойцов». Давайте мне данные, которые нужно передать!
Он включил клавишу передачи и начал нараспев говорить фамилии вызываемых нами разведчиков. Мы с Валерой терпеливо ждали окончания сеанса радиосвязи. Наконец-то старший лейтенант Козлов стянул с головы наушники:
– Все приняли нормально. Ждите вертолета.
– Ну, Костя, спасибо, – сказал Златозубов, вставая и отряхивая снег с колен. – А то бы мы в этом кваканье ничего так и не поняли. Похуже, чем телефон ЗАС будет.
– Это дешифратор? – спросил я связиста, показывая на зеленую коробочку, прикрепленную к корпусу радиостанции.
– Ну, почти Это – блок засекречивания. Он наш сигнал зашифровывает, а поступающий к нам сигнал расшифровывает. Там, на узле связи стоит точно такой же блок, который работает на дежурного.
– А нас никто не перехватит? – спросил Валера.
– Ты уже расшифрованный сигнал не понял! – засмеялся наш связист. – А они в эфире если и услышат, то какой-то непонятный скрип, свист и скрежет. А чтобы расшифровать наши переговоры, то понадобится суперкомпьютер.
– В Пентагоне стоит один «КРЕЙ», второй – в Аннаполисе, в штабе ВМС. А третий где-то рассчитывает ядерные взрывы, – блеснул я своими знаниями об американских супер-ЭВМ.
– Вот-вот. Им понадобится года два-три, чтобы расшифровать фамилии ваших солдатиков.
– Ну и пусть расшифровывают, – рассердился Златозубов. – Наши куканы через год уже дембельнутся, так что не жалко.
– А эти духи? – спросил я, показав рукой на Первомайское.
– Если им каждому дать по персональному компьютеру, то они лет пятьдесят будут копошиться. Так что это почти бесполезно, – засмеялся начальник связи батальона и повернулся к своей дневке. – Может, к костру пойдем?
Но наши костры пылали гораздо сильнее и жарче, а потому мы вежливо отказались и пошли к своим группам, где нас, командиров, очень любили, уважали и могли предложить нам вдоволь погреться и поспасть, поесть и напиться чаю.
Сегодня в полдень по селу должна была сработать для пристрелки и психологического устрашения боевиков одна установка «Град». БМ-21 должна была выпустить всего «полпакета», то есть половину боезаряда. Нас предупредили об этом утром, и к назначенному часу все солдаты и офицеры сидели в канаве. Нам сообщили также о том, что у артиллерии не только изношены стволы изза старости установок, которые еще в Афгане начали свою службу. В батареях из-за отсутствия денег на ремонт не было специальных машин, учитывающих топографические и метеорологические условия, которые могут влиять на траекторию полета снарядов. И точность попадания зависела от умения старших офицеров батарей математически правильно рассчитать исходные данные для стрельбы. Поэтому мы и сидели в канаве, надеялись на расчеты артиллеристов и ждали, когда же громыхнет. За пять минут я и Гарин не выдержали: выскочили из укрытий и заняли на валу удобные места с биноклями в руках.
Где-то в далекой тишине раздалось какое-то гудение. В воздухе прошелестели первые снаряды, и перед нами с грохотом стали появляться огромные фонтаны из огня и земли. Сегодня военная удача была на стороне артиллеристов: только два первых снаряда попали в дома на северной окраине села, все остальные разорвались между окраиной и заброшенной фермой. Хотя до разрывов было метров триста, но зрелище было впечатляющее, да и над нами изредка пролетали осколки. Когда установилась тишина, мы со Стасом посмотрели друг на друга и протяжно сказали: «пидец» и «охеть». Кто из нас произнес какое именно слово – это не важно, но мы были в шоке от увиденного. Сотни килограмм взрывчатки взорвались за считанные секунды, все поле было перепахано воронками, ветром донесло противный запах тротила, а через минуту боевики опомнились и стали яростно поливать огнем все вокруг.
– Да. Если завтра по деревне ударит вся наша артиллерия, то я не завидую боевикам и заложникам, – с сожалением сказал Стас. – Ведь полдеревни сметут к чертовой матери.
Опять заработала агитационная установка, которая сообщила радуевцам о том, что завтра снаряды будут рваться в селе. Громкоговоритель бормотал еще полчаса, а потом совсем затих. Стало тихо…
Боевики это поняли и без агитмашины. Среди радуевцев возникло напряженное и гнетущее ожидание завтрашнего штурма. Эти люди не боялись смерти. Единственным желанием у них было – уничтожить как можно больше своих врагов. А при артобстреле они были бессильны с автоматами и пулеметами против артиллерии, которая будет безжалостно и методично уничтожать Первомайское со всеми находящимися в нем людьми…
Понимали это и заложники, которых содержали в центре села в молельном доме.
Теперь они перестали быть для боевиков живым щитом. И завтра многие кизлярцы могли погибнуть в равной степени как от снарядов федеральных войск, так и от рук радуевцев.
В сельском доме, где располагался штаб Радуева, было напряженно-тихо. Над картой на столе склонилось несколько человек. Первомайское было в плотной осаде. С запада на мосту были российские солдаты и одна БМП. С востока и юга простиралось голое поле, за которым тоже располагались войска и бронетехника. С севера за каналом были камышовые заросли, за которыми опять были солдаты и боевые машины пехоты. Единственным направлением для прорыва оставался северо-запад. Там тоже находились российские солдаты, но не было ни одной единицы техники. За позициями русских через реку были переброшены деревянный мост и дюкер. А там и до границы с Чечней всего сотня метров. Оставалось только провести доразведку и уточнить, есть ли мины на подходах к реке, сколько на этих позициях солдат и какое у них вооружение…
Перед Радуевым сейчас стоял один-единственный вопрос:
– Кто? Кто проведет эту доразведку?
Ответа на этот вопрос пока не было… В дверь негромко постучали, и охранник впустил в комнату двух журналистов, несколько дней находившихся в селе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Поэтому утром мы с Валерой подошли к комбату с просьбой вызвать из батальона несколько солдат для усиления групп. Нам было дано «добро», и через полчаса мы по радио передали дежурному по ЦБУ нашей части фамилии солдат, которые должны были пополнить наши атакующие подгруппы.
– Не поув Ваус поув – в квакающих и булькающих звуках и я, а затем и Валера так и не смогли разобрать смысл ответа дежурного.
Все встало на свои места, когда к радиостанции подсел Костя Козлов, который сразу же перевел нам хрюканье, мяуканье и урчание на русский язык:
– Он говорит: «Не понял вас. Повторите фамилии бойцов». Давайте мне данные, которые нужно передать!
Он включил клавишу передачи и начал нараспев говорить фамилии вызываемых нами разведчиков. Мы с Валерой терпеливо ждали окончания сеанса радиосвязи. Наконец-то старший лейтенант Козлов стянул с головы наушники:
– Все приняли нормально. Ждите вертолета.
– Ну, Костя, спасибо, – сказал Златозубов, вставая и отряхивая снег с колен. – А то бы мы в этом кваканье ничего так и не поняли. Похуже, чем телефон ЗАС будет.
– Это дешифратор? – спросил я связиста, показывая на зеленую коробочку, прикрепленную к корпусу радиостанции.
– Ну, почти Это – блок засекречивания. Он наш сигнал зашифровывает, а поступающий к нам сигнал расшифровывает. Там, на узле связи стоит точно такой же блок, который работает на дежурного.
– А нас никто не перехватит? – спросил Валера.
– Ты уже расшифрованный сигнал не понял! – засмеялся наш связист. – А они в эфире если и услышат, то какой-то непонятный скрип, свист и скрежет. А чтобы расшифровать наши переговоры, то понадобится суперкомпьютер.
– В Пентагоне стоит один «КРЕЙ», второй – в Аннаполисе, в штабе ВМС. А третий где-то рассчитывает ядерные взрывы, – блеснул я своими знаниями об американских супер-ЭВМ.
– Вот-вот. Им понадобится года два-три, чтобы расшифровать фамилии ваших солдатиков.
– Ну и пусть расшифровывают, – рассердился Златозубов. – Наши куканы через год уже дембельнутся, так что не жалко.
– А эти духи? – спросил я, показав рукой на Первомайское.
– Если им каждому дать по персональному компьютеру, то они лет пятьдесят будут копошиться. Так что это почти бесполезно, – засмеялся начальник связи батальона и повернулся к своей дневке. – Может, к костру пойдем?
Но наши костры пылали гораздо сильнее и жарче, а потому мы вежливо отказались и пошли к своим группам, где нас, командиров, очень любили, уважали и могли предложить нам вдоволь погреться и поспасть, поесть и напиться чаю.
Сегодня в полдень по селу должна была сработать для пристрелки и психологического устрашения боевиков одна установка «Град». БМ-21 должна была выпустить всего «полпакета», то есть половину боезаряда. Нас предупредили об этом утром, и к назначенному часу все солдаты и офицеры сидели в канаве. Нам сообщили также о том, что у артиллерии не только изношены стволы изза старости установок, которые еще в Афгане начали свою службу. В батареях из-за отсутствия денег на ремонт не было специальных машин, учитывающих топографические и метеорологические условия, которые могут влиять на траекторию полета снарядов. И точность попадания зависела от умения старших офицеров батарей математически правильно рассчитать исходные данные для стрельбы. Поэтому мы и сидели в канаве, надеялись на расчеты артиллеристов и ждали, когда же громыхнет. За пять минут я и Гарин не выдержали: выскочили из укрытий и заняли на валу удобные места с биноклями в руках.
Где-то в далекой тишине раздалось какое-то гудение. В воздухе прошелестели первые снаряды, и перед нами с грохотом стали появляться огромные фонтаны из огня и земли. Сегодня военная удача была на стороне артиллеристов: только два первых снаряда попали в дома на северной окраине села, все остальные разорвались между окраиной и заброшенной фермой. Хотя до разрывов было метров триста, но зрелище было впечатляющее, да и над нами изредка пролетали осколки. Когда установилась тишина, мы со Стасом посмотрели друг на друга и протяжно сказали: «пидец» и «охеть». Кто из нас произнес какое именно слово – это не важно, но мы были в шоке от увиденного. Сотни килограмм взрывчатки взорвались за считанные секунды, все поле было перепахано воронками, ветром донесло противный запах тротила, а через минуту боевики опомнились и стали яростно поливать огнем все вокруг.
– Да. Если завтра по деревне ударит вся наша артиллерия, то я не завидую боевикам и заложникам, – с сожалением сказал Стас. – Ведь полдеревни сметут к чертовой матери.
Опять заработала агитационная установка, которая сообщила радуевцам о том, что завтра снаряды будут рваться в селе. Громкоговоритель бормотал еще полчаса, а потом совсем затих. Стало тихо…
Боевики это поняли и без агитмашины. Среди радуевцев возникло напряженное и гнетущее ожидание завтрашнего штурма. Эти люди не боялись смерти. Единственным желанием у них было – уничтожить как можно больше своих врагов. А при артобстреле они были бессильны с автоматами и пулеметами против артиллерии, которая будет безжалостно и методично уничтожать Первомайское со всеми находящимися в нем людьми…
Понимали это и заложники, которых содержали в центре села в молельном доме.
Теперь они перестали быть для боевиков живым щитом. И завтра многие кизлярцы могли погибнуть в равной степени как от снарядов федеральных войск, так и от рук радуевцев.
В сельском доме, где располагался штаб Радуева, было напряженно-тихо. Над картой на столе склонилось несколько человек. Первомайское было в плотной осаде. С запада на мосту были российские солдаты и одна БМП. С востока и юга простиралось голое поле, за которым тоже располагались войска и бронетехника. С севера за каналом были камышовые заросли, за которыми опять были солдаты и боевые машины пехоты. Единственным направлением для прорыва оставался северо-запад. Там тоже находились российские солдаты, но не было ни одной единицы техники. За позициями русских через реку были переброшены деревянный мост и дюкер. А там и до границы с Чечней всего сотня метров. Оставалось только провести доразведку и уточнить, есть ли мины на подходах к реке, сколько на этих позициях солдат и какое у них вооружение…
Перед Радуевым сейчас стоял один-единственный вопрос:
– Кто? Кто проведет эту доразведку?
Ответа на этот вопрос пока не было… В дверь негромко постучали, и охранник впустил в комнату двух журналистов, несколько дней находившихся в селе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61