Энн размышляла. Ее глаза, жесткие, настороженные, свидетельствовали о том, что она еще далеко не проиграла. Неожиданно она повернулась и посмотрела на Молли с улыбкой.
— Ну, если так, желаю вам всего наилучшего, — и поднялась. — Идем? У нас много дел. — А потом резко обернулась. — Прощайте, Молли. И я действительно имею в виду «прощайте».
Бровастый отодвинул стул и встал. Энн была почти у двери, городской пижон что-то шептал ей на ухо, толстуха шла сразу за ними. Бровастый посмотрел на меня и увидел то, что и ожидал увидеть. Он сжал увесистый кулак и размахнулся.
Большой и сильный, он оказался слишком неуклюжим и медлительным. Его тяжелый кулак еще не описал полную дугу, как я вмазал ему левым прямым от плеча и разбил губы, а правым попал в солнечное сплетение. Он хрюкнул, сделал шаг назад и широко раскрыл рот, ловя воздух. Я двинул его левым боковым, он поймал его с отвисшей челюстью и упал на колени, а я отступил, чтобы держать всех в поле зрения.
Энн даже не глянула на меня.
— Заберите его, — резко приказала она, — и пошли прочь.
И все же в дверях обернулась. Никогда прежде я не видел в глазах человеческого существа такой неприкрытой злобы. Всю ее она обрушила на меня.
Есть люди, для которых великая направляющая сила — секс, для других — еда, деньги или власть. Мотивом действий Энн была ненависть. Ненависть к Натану Альбро, ненависть к Молли, ненависть ко мне. Но прежде всего, по-моему, ненависть к Натану Альбро.
Тот факт, что он умер, ничего для нее не значил. Она считала, что ее обязанность — унижать его и после смерти. Я думаю, что она не столько старалась завладеть его состоянием, сколько получить возможность разрушить то, что создал он, возможность сделать бесполезными его усилия и целую жизнь.
Я не догадывался, из какого колодца зла питалась ее ненависть. Скорее всего она возникла из чего-то погребенного глубоко в ней. Не исключено, что встреча с Натаном Альбро только подчеркнула незначительность ее собственного отца по сравнению с этим суровым гигантом. Она не смогла такое вынести и тайно возненавидела доброго человека, стремящегося защитить ее от отца. Каким бы ни был источник ее ненависти, он представлял опасность.
Молли вышла из кухни и встала рядом со мной, положив руку на плечо.
— Майло, будь осторожен! Пожалуйста, будь осторожен!
— И ты, — отозвался я. — Тебя она тоже ненавидит.
Секунду мы стояли вместе, глядя на улицу. Там откуда-то собралось много народа: мужчины в широкополых шляпах и нашейных платках стояли, прохаживались, ехали верхом. Неожиданно дверь открылась, и вошел тот самый владелец ранчо. Он остановился, постоял, пока глаза не привыкли к полутьме, и подошел к нам.
— Теперь все в порядке? Все кончилось?
— Мне кажется, да. Очень жаль, что пришлось вас побеспокоить, сэр.
— Вы хорошо держитесь, молодой человек. Очень хорошо. — Он кивнул в сторону улицы. — Мои ребята всю неделю будут поблизости, днем и ночью. Если вам понадобится помощь, позовите их.
— Не стоит, сэр, — улыбнулся я. — В конце концов, это наши неприятности.
— Мои тоже. — Его глаза стали серьезными. — Понимаете, я знаю ее дольше, чем вы, а ее родители знали моих. Однажды, когда я заболел, ее мать выхаживала меня. Более доброй и заботливой женщины я не знал.
— Как?
— Меня зовут Шелби, — представился он. — Я откармливаю скот. Пабло работает у меня.
— Не имел понятия. Они уехали?
— Уехали. Но берегитесь — пока она жива, никто из вас не будет в безопасности. — Он помолчал. — А Молли лучше бы переехать из отеля.
Сняв шляпу, я вытер платком внутренний поясок и внезапно почувствовал себя опустошенным и подавленным. Все кончено. Она уехала или скоро уедет. Так даже лучше.
Энн была мечтой, которая затаилась в глубине моей памяти с того самого дня, когда она приехала к нам на ранчо. Это убедительно доказывает, каким дураком может стать мужчина, когда засмотрится на симпатичную мордашку.
А вот Молли… С ней все совсем иначе. Может, если бы я встретил ее чуть позже…
Она вернулась с кухни, села за мой столик, и мне было приятно просто посидеть с ней в прохладном молчании ресторана, слушая шаги проходящих мимо людей и звон тарелок с мойки, где работал Герман.
— Ты скоро уезжаешь?
— Совсем скоро. Завтра. Мне уже поздно начинать новую жизнь. Во всяком случае…
— Что?
— У меня такое ощущение, будто я что-то не доделал. Что-то такое, что мне нужно было сделать, но я не сделал.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Интересно, что же это может быть?
От ее улыбки мне стало не по себе. Я заерзал на стуле, почувствовал, что мне жмет воротничок рубашки, но тут же до меня дошло, как это глупо, потому что рубашка давно расстегнута.
Торопливо глотнув кофе, я обжег рот. Мне страшно захотелось выругаться, но я не мог, потому что она сидела рядом.
— Послушай, — спросил я, — а ты знала Магоффинов?
— Они работали на Ньютона Хенри в Калифорнии, пока неожиданно не уехали в Сент-Луис. Я не понимала, что там происходило, знаю лишь то, что слышала позже. Ньютон выстроил план, как использовать Энн, или Нэнси, как ее тогда называли, против Натана, когда она станет достаточно взрослой. Он хотел разлучить ее с матерью, потому что та стала подозревать его. Ему больше не нужна была Стаси. Только Энн.
— Что случилось?
— Насколько мне известно, Магоффины стали работать против Ньютона на Прайда Хоуви. Ньютон или кто-то еще приняли меры.
— И Магоффины умерли.
Взглянув на улицу, я не заметил ничего неожиданного, однако ковбои все-таки сшивались вокруг ресторана или сидели поблизости в тени.
— Ты знала Энн?
— Мы вместе выросли. Она тогда жила у Натана. Нас с матерью иногда приглашали на ужин. Натан любил компании. С виду он казался строгим и суровым, но в глубине души был очень добрый человек. Энн передразнивала его за спиной, и меня это возмущало.
Когда я вышел на улицу, в окнах уже загорелись огни. Два ковбоя сидели на крыльце напротив, еще один прислонился к столбу под навесом отеля. Взглянув в сторону станции, я вдруг остановился. Персональный вагон исчез!
Уехал? Джефферсон Хенри сдался? Если у него была хоть капля здравого смысла, — а я считал, что здравого смысла у Джефферсона Хенри более чем достаточно, — то он так и сделал.
В холле отеля портье посмотрел в мою сторону, но промолчал.
— Кажется, персональный вагон Хенри отбыл, — заметил я.
— Он уехал, но Топп остался. Похоже, его рассчитали.
Топп еще здесь?
В номере было темно и тихо. Я зажег спичку, поднес ее к фитилю лампы и снова накрыл ее стеклом. Какое-то время стоял, осматриваясь. Не такое уж хорошее место, чтобы назвать его домом.
Раздевшись по пояс, я налил в таз холодной воды и вымылся, затем вынул чистую рубашку.
— Пустая трата времени, — пробормотал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53