В обширной приёмной Президента России, не уступающей по своим размерам волейбольной площадке, та же картина: скопление вооружённых людей, бурные беседы, усталые небритые люди, ни на миг не замолкавшие аппараты правительственной связи, озабоченные и уставшие помошники Президента. Мы попросили аудиенции. Оказалось, что в течении двух предыдущих суток Ельцин не сомкнул глаз и полчаса назад уснул в своём кабинете. В 10 часов начнётся внеочередное, чрезвычайное заседание российского парламента, на котором должен выступить Борис Николаевич. Конечно, мы не стали его тревожить.
Спустились на балкон второго этажа Белого дома. Внизу бушевал митинг, длящийся двое суток подряд. Нас попросили выступить. Впрямь получилось – с корабля на бал, недавние зэки стали ораторами.
Пока свободою горим
Утром 19-го августа я проснулся поздно, около 9 часов. В квартире никого – жена, тёща и дети уехали в деревню. Телефон, который по привычке отключил на ночь, молчал. Пошёл на кухню бриться, машинально включил радиоприёмник. Передавали заявление Лукьянова и другие документы новоявленного ГКЧП. Метнулся к телефону, услышал голос Анджелы – дочери Гдляна. Она кому-то говорит: «Дядя Коля…», потом какие-то шумы, и голос Гдляна – встревоженный, резкий, какой бывает у него в минуты опасности. Я даже не запомнил его слов, схватил лишь суть, за ним пришли гэбэшники, и мне надо уходить.
Тогда я ещё не знал, что в Москве это первый арест. Какая беспечность! Успокоились, расслабились. Ведь знали же, что в случае переворота нас сразу попытаются арестовать и уже не будут спрашивать разрешения у союзного парламента, а тем более у Верховного Совета Армении. В своё время у нас была чётко продумана и отлажена тактика действий в чрезвычайной ситуации. Она, в частности предусматривала, что в случае ареста одного из нас второй обязан был действовать нелегально. Были продуманы система связи, подпольные квартиры, способы передачи информации и многое другое.
Убрал кое-какие документы, взятые на пару дней для работы над книгой, и выскользнул из дома. Всё. Я на нелегальном положении. Предстояло вновь отладить систему связи, проработать действия на случай, если и меня удастся исключить из борьбы. Решил остаться в Москве, но чтобы быть в большей безопасности, распространил информацию о срочном отъезде в Армению.
Не могу рассказывать обо всех обстоятельствах тех первых тревожных суток. От ряда помогавших нам людей из прокуратуры, МВД и других ведомств не получено согласия называть их фамилии. Кроме того, если быть до конца искренним, далеко не убеждён в том, что в случае повторения событий августа 1991 года вновь не придётся переходить на нелегальное положение.
…Утром 20-го августа я сидел в небольшой московской квартире вместе с бывшими сослуживцами из следственной группы. Был среди них и Бахтияр Абдурахимов – один из лучших следователей Узбекистана. Уже год как он был обвиняемым по сфальсифицированному «делу следователей». Мерой пресечения ему избрали подписку о невыезде, а в Москву он прибыл по очередному вызову в Прокуратуру СССР. Расследование его дела уже давно было завершено, однако предъявленные обвинения выглядели настолько бредовыми, настолько бездоказательными, что руководство прокуратуры не решалось направить дело в суд. Но и не прекращало его. И вот теперь нарушители «социалистической законности» расположились за столом и решали, что делать дальше. Я настаивал: пора перебираться в Белый дом, всё, что можно было сделать за сутки, сделано. Мне возражали – нечего самому лезть в лапы путчистов, нужно думать прежде всего о судьбе Гдляна и других следователей, подвергающихся уголовным репрессиям. Пока один из нас на свободе, больше гарантий безопасности других. Всё же решили отправиться к Белому дому, где определялась судьба России, предварительно проанализировав всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию.
Среди наших ошибок главной была беспечность, которую мы не имели права допустить как профессионалы. Но и у путчистов оказалась масса грубейших «проколов». Ведь очевидно, что задержание обоих необходимо было осуществить одновременно, причём либо ранним утром, на рассвете, либо организовать засады и взять тихо по одному уже на выходе из квартир. Тогда арест двух народных депутатов можно было бы на какое-то время сохранить в тайне. Или другое: допустить, чтобы арестованный в присутствии оперативников сумел воспользоваться телефоном и предупредил о случившемся коллегу! В итоге об аресте Гдляна моментально стало известно всей демократической общественности в Москве. О нём сообщила «Свобода» и другие зарубежные радиостанции.
Не случайно чекисты при задержании Гдляна скрыли свои фамилии и должности, прикрываясь фигурой участкового. Наши люди в тот день побывали в этом отделении милиции, и его начальник подтвердил, что он выделил своего работника для обеспечения акции КГБ, отказавшись сообщить, от кого получил команду и кто из сотрудников политического сыска участвовал в аресте. К этому времени мы уже знали обо всех, кто был арестован хунтой. Непрошенные гости также посетили народного депутата России Глеба Якунина, но тот не открыл дверь, и они, потоптавшись в подъезде, удалились, после чего Глеб Павлович приехал в Белый дом.
Сотрудник Прокуратуры СССР сообщил, что её руководство, коллегия, полностью поддержали ГКЧП. Наибольшую активность, стремление выслужиться выказали наши давние оппоненты: первый заместитель Генерального прокурора А. Васильев, который в то время исполнял обязанности Генерального прокурора, и другой заместитель И. Абрамов. Васильев подписал и направил на места телеграммы о безоговорочной поддержке путчистов и исполнении всех их распоряжений. Не скрывал своей радости и Абрамов. Этот генерал КГБ, многие годы возглавлявший печально знаменитое преследованием диссидентов 5-е управление, продолжал и в прокуратуре курировать службы безопасности. Нам стало известно, что Абрамов не скрывал своего удовлетворения по поводу ареста Гдляна и Иванова и был убеждён, что нас взяли обоих. Из чего можно было заключить, что план был именно такой. Почему он не сработал, пока было не ясно. Днём соседи по дому видели каких-то штатских, которые заходили в подъезд. Но были ли то гэбэшники, прибывшие на задержание, или просто случайные люди – не знали. Когда я уходил из дома, слежки не обнаружил. Позже другой работник Прокуратуры СССР сообщил о намерении этапировать Гдляна (а если удастся задержать, то и меня) – в Узбекистан. Кстати, о существовании подобных планов мы знали давно. Ещё в апреле 1990 года, когда Генеральный прокурор обратился в Верховный Совет с представлением о нашем аресте, предполагалось в случае положительного решения этого вопроса передать нас в руки мафиозных кланов Узбекистана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104