Облако плавно опустилось на Землю – Джон Сэведж оказался лучшим плотником, чем наемным убийцей. Хамфри Бэннет превосходно изобразил Бога Облака, и спектакль, в более поздние века показавшийся бы невыносимым, был принят с энтузиазмом. В разгар аплодисментов и поздравлений Робин ускользнул из галереи. На лестнице и в холле не было никого. Снаружи сад дремал в лунном свете.
В западном углу третьей террасы плотная тисовая изгородь выше роста Робина окружала маленьким амфитеатром скамейку, где расположился юноша. Перед ним сверкал серебром пруд, у которого на пьедестале стоял бронзовый Меркурий, подняв плащ над головой, готовый к полету. Он стоял там неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, в лунные ночи и летние дни, в бури и туманы, собирающийся взлететь, чтобы доставить известие, но так и не выполняющий свою службу.
Тихий возглас заставил Робина вскочить на ноги. Синтия подобрав юбку, чтобы она не путалась под ногами, сбегала со ступенек; какая-то драгоценность поблескивала в ее волосах. Она бежала легко и быстро, словно выполняя поручение, от которого уклонился Меркурий. Девушка подошла к Робину, ее глаза сверкали как звезды, грудь вздымалась и опускалась. Он долго придумывал пышную речь, с которой собирался обратиться к ней, но это оказалось напрасной тратой времени. Как только Робин протянул к девушке руки, она, прежде чем он успел произнести хоть слово, очутилась в его объятиях.
– Синтия! – прошептал Робин.
– Малыш Робин! – ответила девушка, прижавшись щекой к его сердцу.
Робин произнес обещанные три слова:
– Я люблю тебя!
Приподняв подбородок Синтии, он поцеловал ее в губы.
– О, если бы ты не приехал в Хилбери! – простонала она.
Робин успокоил ее. Он никак не мог не приехать, так как уже давным-давно было предопределено, что июльской ночью в душистом саду Синтия Норрис и Робин Обри должны обручиться. Однако, Синтия продолжала мучить себя.
– Меня так уговаривали! Две соседские семьи, два поместья стали бы одним.
Робин отшатнулся, уставившись на нее, затем снова привлек девушку к себе.
– Хамфри?
– Да. И я могла согласиться.
– Никогда!
– Нет, могла! – настаивала Синтия. – Меня до сих пор никто не волновал. Так что Хамфри казался не хуже других. А когда ты ворвался в музыкальную комнату… О! – Вспоминая об этом чуде, она глубоко вздохнула и провела рукой по плечу Робина, дабы убедиться, что он по-прежнему здесь во плоти и крови. – Я чувствовала себя очень несчастной – наверное, поэтому я брала так много фальшивых нот.
– Ну, разумеется! – решительно подтвердил Робин.
– Мне казалось, что я непохожа на других девушек, что я не могу любить. Но когда я увидела в зеркале, как ты смотришь на меня, словно на величайшую драгоценность, меня это привело в восторг, а на следующий день я уже тебя обожала. Какой стыд, правда? – И она засмеялась, гордая и довольная собственным бесстыдством.
В окружавшей их тихой лунной ночи девушка первая вспомнила, где они находятся.
– Мы должны идти назад. Они уже, наверное, садятся ужинать.
Но Робин крепко держал ее.
– Любимая, ты владеешь моим сердцем.
– Оно будет завернуто в лепестки роз.
– Значит, ты должна владеть и моими тайнами.
Синтия улыбнулась.
– Ты еще не успел вырасти, а у тебя уже столько тайн!
– Выше, чем этой ночью, я никогда не буду, – заявил Робин.
– Слава Богу! – отозвалась девушка. – Иначе мне бы никогда не добраться до твоих губ. – Ее руки обвились вокруг его шеи. – Придется купить золотую шкатулку для твоих секретов.
– Ты услышишь о них завтра. Я поскачу вместе с тобой.
– Тогда о них услышит и Оливия, – грустно промолвила Синтия.
Но у Робина имелся его лучший план. На пути к Уорему дороги расходятся. Дорога на юг идет наверх, через Пербек-Хиллз, и там есть спуск к Эбботс-Гэп.
– Я хочу, чтобы ты приехала со мной в мой дом. Я должен сказать тебе то, что не говорил никому. Ты будешь владеть всем, что принадлежит мне, – сердцем, тайнами, честью!
Он говорил серьезно и просто, и Синтия сразу же ответила:
– Я устрою это с Оливией. Так что отложим тайны на эту ночь.
Они вместе поднялись по лестнице, окруженной розами, в дом с освещенными окнами, но вошли по очереди и сели ужинать. Рано утром Робин отправил слугу с лошадью, нагруженной вещами. Он, Синтия и Оливия выехали в семь. На развилке у Биндон-Аббас Синтия и Робин простились с Оливией. В одиннадцать они уже спускались с гряды к Эбботс-Гэп, окруженному деревьями, и сверкавшему впереди заливу Уорбэрроу. На западе похожий на огромного, готовящегося к прыжку льва мыс Портленд вытянулся в Ла-Манш. Синтия натянула поводья и огляделась вокруг.
– Наш дом, дорогой! – тихо промолвила она, протянув руку к юноше. Но взгляд Робина блуждал где-то за Портлендом, не замечая красоты побережья. Казалось, он слышит голос, доносящийся из-за моря, видит какую-то странную процессию, выходящую их его глубин. Повернувшись к девушке, он взял ее за руку. На его лице застыло выражение, которого она не видела раньше.
– Даже сейчас, любимая, ты царила в моих мыслях, – сказал он. – Я мечтал, чтобы все было кончено, и я смог вернуться домой.
Спустя много дней Синтия бережно хранила в памяти эти слова. Но теперь она не ответила, пользуясь великим даром молчания.
– Дорога здесь плохая, – предупредил Робин, начиная уверенно спускаться по извилистой тропе. Перед полуднем они прибыли в Эбботс-Гэп.
Глава 9. Крылатый Меркурий
Они остановились перед сторожкой из серого камня, ставшего коричневым под жарким солнцем этого уголка Англии. На стенах с подпорками не было никакого орнамента, а крепкая дверь могла выдержать удар тарана. Робин в детстве считал, что невзрачность сторожки обусловлена намерением удивить красотой самого дома, подобно тому, как безобразное лицо часто маскирует изысканный ум. Слева тянулась высокая стена из красного кирпича, справа находились конюшни и ферма. Робин спрыгнул с лошади, позвонил в звонок у двери и придержал уздечку лошади Синтии, пока она спускалась наземь. Дэккум открыл дверь и застыл в изумлении. Никогда еще Робин не привозил такую красивую гостью. С радостным возгласом он позвонил, чтобы вызвать конюха, и бросился вперед, забыв о хороших манерах. Конюх с багажом Робина уже прибыл и теперь появился, чтобы отвести лошадей в конюшню.
Робин и Синтия прошли во двор, и когда девушка увидала дом, она издала восторженный крик, который показался Робину сладчайшей музыкой, когда-либо им слышанной.
– Какая красота! – воскликнула Синтия, хлопая в ладоши.
Они стояли на каменном тротуаре перед невысокой стеной из серого кирпича, почти скрытой из виду красными и белыми розами, пурпурными флоксами и зарослями папоротника. Широкие лестницы по краям стены вели на усаженную цветами площадку, на которой покоился дом с фонтанами, высокими окнами, колоннами, увенчанными орлами, и прекрасными резными украшениями, превращавшими его скорее в ювелирное, чем в архитектурное изделие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
В западном углу третьей террасы плотная тисовая изгородь выше роста Робина окружала маленьким амфитеатром скамейку, где расположился юноша. Перед ним сверкал серебром пруд, у которого на пьедестале стоял бронзовый Меркурий, подняв плащ над головой, готовый к полету. Он стоял там неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, в лунные ночи и летние дни, в бури и туманы, собирающийся взлететь, чтобы доставить известие, но так и не выполняющий свою службу.
Тихий возглас заставил Робина вскочить на ноги. Синтия подобрав юбку, чтобы она не путалась под ногами, сбегала со ступенек; какая-то драгоценность поблескивала в ее волосах. Она бежала легко и быстро, словно выполняя поручение, от которого уклонился Меркурий. Девушка подошла к Робину, ее глаза сверкали как звезды, грудь вздымалась и опускалась. Он долго придумывал пышную речь, с которой собирался обратиться к ней, но это оказалось напрасной тратой времени. Как только Робин протянул к девушке руки, она, прежде чем он успел произнести хоть слово, очутилась в его объятиях.
– Синтия! – прошептал Робин.
– Малыш Робин! – ответила девушка, прижавшись щекой к его сердцу.
Робин произнес обещанные три слова:
– Я люблю тебя!
Приподняв подбородок Синтии, он поцеловал ее в губы.
– О, если бы ты не приехал в Хилбери! – простонала она.
Робин успокоил ее. Он никак не мог не приехать, так как уже давным-давно было предопределено, что июльской ночью в душистом саду Синтия Норрис и Робин Обри должны обручиться. Однако, Синтия продолжала мучить себя.
– Меня так уговаривали! Две соседские семьи, два поместья стали бы одним.
Робин отшатнулся, уставившись на нее, затем снова привлек девушку к себе.
– Хамфри?
– Да. И я могла согласиться.
– Никогда!
– Нет, могла! – настаивала Синтия. – Меня до сих пор никто не волновал. Так что Хамфри казался не хуже других. А когда ты ворвался в музыкальную комнату… О! – Вспоминая об этом чуде, она глубоко вздохнула и провела рукой по плечу Робина, дабы убедиться, что он по-прежнему здесь во плоти и крови. – Я чувствовала себя очень несчастной – наверное, поэтому я брала так много фальшивых нот.
– Ну, разумеется! – решительно подтвердил Робин.
– Мне казалось, что я непохожа на других девушек, что я не могу любить. Но когда я увидела в зеркале, как ты смотришь на меня, словно на величайшую драгоценность, меня это привело в восторг, а на следующий день я уже тебя обожала. Какой стыд, правда? – И она засмеялась, гордая и довольная собственным бесстыдством.
В окружавшей их тихой лунной ночи девушка первая вспомнила, где они находятся.
– Мы должны идти назад. Они уже, наверное, садятся ужинать.
Но Робин крепко держал ее.
– Любимая, ты владеешь моим сердцем.
– Оно будет завернуто в лепестки роз.
– Значит, ты должна владеть и моими тайнами.
Синтия улыбнулась.
– Ты еще не успел вырасти, а у тебя уже столько тайн!
– Выше, чем этой ночью, я никогда не буду, – заявил Робин.
– Слава Богу! – отозвалась девушка. – Иначе мне бы никогда не добраться до твоих губ. – Ее руки обвились вокруг его шеи. – Придется купить золотую шкатулку для твоих секретов.
– Ты услышишь о них завтра. Я поскачу вместе с тобой.
– Тогда о них услышит и Оливия, – грустно промолвила Синтия.
Но у Робина имелся его лучший план. На пути к Уорему дороги расходятся. Дорога на юг идет наверх, через Пербек-Хиллз, и там есть спуск к Эбботс-Гэп.
– Я хочу, чтобы ты приехала со мной в мой дом. Я должен сказать тебе то, что не говорил никому. Ты будешь владеть всем, что принадлежит мне, – сердцем, тайнами, честью!
Он говорил серьезно и просто, и Синтия сразу же ответила:
– Я устрою это с Оливией. Так что отложим тайны на эту ночь.
Они вместе поднялись по лестнице, окруженной розами, в дом с освещенными окнами, но вошли по очереди и сели ужинать. Рано утром Робин отправил слугу с лошадью, нагруженной вещами. Он, Синтия и Оливия выехали в семь. На развилке у Биндон-Аббас Синтия и Робин простились с Оливией. В одиннадцать они уже спускались с гряды к Эбботс-Гэп, окруженному деревьями, и сверкавшему впереди заливу Уорбэрроу. На западе похожий на огромного, готовящегося к прыжку льва мыс Портленд вытянулся в Ла-Манш. Синтия натянула поводья и огляделась вокруг.
– Наш дом, дорогой! – тихо промолвила она, протянув руку к юноше. Но взгляд Робина блуждал где-то за Портлендом, не замечая красоты побережья. Казалось, он слышит голос, доносящийся из-за моря, видит какую-то странную процессию, выходящую их его глубин. Повернувшись к девушке, он взял ее за руку. На его лице застыло выражение, которого она не видела раньше.
– Даже сейчас, любимая, ты царила в моих мыслях, – сказал он. – Я мечтал, чтобы все было кончено, и я смог вернуться домой.
Спустя много дней Синтия бережно хранила в памяти эти слова. Но теперь она не ответила, пользуясь великим даром молчания.
– Дорога здесь плохая, – предупредил Робин, начиная уверенно спускаться по извилистой тропе. Перед полуднем они прибыли в Эбботс-Гэп.
Глава 9. Крылатый Меркурий
Они остановились перед сторожкой из серого камня, ставшего коричневым под жарким солнцем этого уголка Англии. На стенах с подпорками не было никакого орнамента, а крепкая дверь могла выдержать удар тарана. Робин в детстве считал, что невзрачность сторожки обусловлена намерением удивить красотой самого дома, подобно тому, как безобразное лицо часто маскирует изысканный ум. Слева тянулась высокая стена из красного кирпича, справа находились конюшни и ферма. Робин спрыгнул с лошади, позвонил в звонок у двери и придержал уздечку лошади Синтии, пока она спускалась наземь. Дэккум открыл дверь и застыл в изумлении. Никогда еще Робин не привозил такую красивую гостью. С радостным возгласом он позвонил, чтобы вызвать конюха, и бросился вперед, забыв о хороших манерах. Конюх с багажом Робина уже прибыл и теперь появился, чтобы отвести лошадей в конюшню.
Робин и Синтия прошли во двор, и когда девушка увидала дом, она издала восторженный крик, который показался Робину сладчайшей музыкой, когда-либо им слышанной.
– Какая красота! – воскликнула Синтия, хлопая в ладоши.
Они стояли на каменном тротуаре перед невысокой стеной из серого кирпича, почти скрытой из виду красными и белыми розами, пурпурными флоксами и зарослями папоротника. Широкие лестницы по краям стены вели на усаженную цветами площадку, на которой покоился дом с фонтанами, высокими окнами, колоннами, увенчанными орлами, и прекрасными резными украшениями, превращавшими его скорее в ювелирное, чем в архитектурное изделие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64