Даже собаки. – Голос Эрнеста задрожал.
– Мы доехали сюда за полчаса, – заметил Джэсон.
– И дорога вполне сносная, мощеная.
– Может быть, – предположила Дебора, – смерть Моцарта настолько потрясла его друзей, что у них не хватило сил, чтобы вынести обряд погребения. Поэтому они повернули назад у городских ворот, они знали, что это превыше их возможностей.
Эрнест немедленно разгромил идею и укорил Дебору за недоверие. Как может она сомневаться в его доказательствах? Джэсон молчанием подтверждал согласие с Эрнестом.
Но Дебора столько перестрадала за последние недели, что невольно верила в свое предположение. По дороге на кладбище она непрестанно думала о том, каким предельным напряжением всех сил была их поездка.
Они вышли из кареты у церкви св. Марка, маленькой и невзрачной. Эрнест отыскал смотрителя.
– Моцарт? Я о таком не знаю. Вы говорите, его похоронили на этом кладбище?
К кому бы Эрнест ни обращался, никто не слыхал о Моцарте.
Это заговор молчания, с горечью подумал Джэсон. Он не ожидал, что кладбище окажется таким неприглядным и еще более запущенным, чем церковь. Небольшое и всеми забытое, оно походило скорее на заброшенный пустырь. К кустам, деревьям и зеленым изгородям давным-давно не притрагивалась человеческая рука. Нигде ни цветка, даже на могилах с памятниками. Некоторые памятники упали, другие покосились, ухоженных могил нигде не было видно. Джэсон попытался кое-где разобрать надписи, но буквы стерлись от времени.
– Неужели никто не знает, где его похоронили? – спросила Дебора.
– Ни малейшего представления.
– И никакой могилы?
– Никакой.
– Вы бывали здесь раньше, господин Мюллер?
– И не раз.
Ей казалось, что они бесцельно кружат по кладбищу. Эрнест повел их по дорожке к открытому пространству на вершине холма.
– Там находится общая могила, куда, по предположению, его положили, – пояснил Эрнест.
– Но почему? Ведь он не был нищим.
– Это были третьеразрядные похороны. За восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров. На отдельную могилу не хватило денег, значит, если его похоронили, то похоронили в общей могиле с другими покойниками. Там их могло быть от десяти до ста тел. Тела клали рядами на доски на небольшой глубине.
– И стоило могилу засыпать, – продолжил Джэсон, – как опознать тело уже было невозможно.
– Тлен вступал в свои права. Теперь вы понимаете, как важен факт исчезновения тела для нашего расследования? – сказал Эрнест.
– Может быть, жив могильщик? И его можно отыскать?
– Могильщики часто менялись, получали плату и уходили. Здесь было мало работы. Никто не знает, кто был тогда могильщиком. К тому же, его легко можно было подкупить. Или потом от него избавиться.
– А почему Моцарта похоронили именно на этом кладбище?
– Оно принадлежит приходу св. Стефана.
– И считалось самым бедным? Эрнест кивнул.
– Почему же Констанца не пришла на кладбище? – спросила Дебора.
– Вы спрашиваете почему? Она сказалась больной. Констанца посетила кладбище лишь в 1818 году.
– Отчего же она за столько лет не побывала на кладбище?
– Если бы я только знал, госпожа Отис.
– Может быть, она была в обиде на Моцарта, а мы об этом ничего не знаем. Она могла бы поставить хотя бы крест на том месте, где его похоронили. Простой деревянный крест!
– Констанца считала это обязанностью прихода. Позже, когда ее попрекали за это, она оправдывалась, что заказывала крест. Но на кладбище св. Марка нет креста, поставленного в память Моцарта.
– А вы точно знаете, что общая могила была на этом самом месте? – Помолиться бы за упокой его души, думал Джэсон, но где?
– Лишь приблизительно. Ровное пространство лучше всего подходило для рытья общей могилы. Но точное место не установлено.
Небо нахмурилось, стал накрапывать дождь. Словно в поисках ответа, Джэсон взглянул на небо и повторил:
– Ни надписи, ни знака, ни креста. Чудовищно!
– И тем не менее, так оно и было. Как только тело попадало в общую могилу, его уже нельзя было отличить от других. Выяснение причины смерти становилось невозможным.
– И никакой заупокойной службы у его могилы, – сказал Эрнест. – А ведь он сочинял такие замечательные мессы для других!
– Может, это оттого, что он был масоном? – спросил Джэсон. – Поэтому и креста нет?
– Обычная служба стоила сто гульденов, а с пением – двести.
– А молитвы?
– И их не было. Они стоили двадцать гульденов.
– Пойдемте отсюда, – совсем опечалившись, заторопилась Дебора. – Подумать только, у Моцарта и такая могила!
– Подождите, – попросил Джэсон. Он стоял, безмолвно взывая к Моцарту сквозь пугающую и гнетущую пустоту, к Моцарту, которого упрятали в землю, словно нищего бродягу. Это место стало бесконечно дорогим его сердцу, он запомнит его навсегда.
Эрнест между тем наставлял:
– Прежде всего, надо положить конец подозрениям полиции. Вам необходимо повидаться с Бетховеном, заказать ему ораторию и попытаться войти к нему в доверие, даже начать брать уроки. Это не так-то легко. Встречу с Бетховеном пусть устроит банкир Гроб. Если вы обратитесь к Бетховену через банкира, ни у кого не возникнет подозрений. И переселяйтесь на частную квартиру. А главное, не говорите о Моцарте, говорите о Бетховене.
Джэсон печально смотрел на землю под ногами, и ему казалось, что у него на глазах совершилось убийство:
– Никаких следов. Все исчезло. Все уничтожено.
– Все сгинуло. Уничтожив тело, они думали, что уничтожили самую память о нем, а добились обратного. – Все боятся говорить о Сальери и его болезни, – продолжал Эрнест, – но слухов ходит много. Следует соблюдать осторожность. Вена кишит доносчиками и шпионами.
Небо совсем заволокло тучами, и Дебора сказала:
– Дождь усиливается. Надо торопиться.
– Господин Мюллер, – Джэсон задал вопрос, не дававший ему покоя с тех самых пор, как они покинули Англию, – вы знакомы с кем-нибудь, кто знал Катарину Кавальери?
– Любовницу Сальери? Надо подумать. А зачем это вам?
Джэсон рассказал о письме Кавальери, адресованном Энн Сторейс, где та писала об ужине у Сальери и о том, как ее потрясла внезапная смерть Моцарта.
– Что вы скажете, господин Мюллер? – спросил он.
– Это лишь подтверждает наши догадки. Известно, что перед смертью тело Моцарта распухло, а это могло быть следствием яда. Надо припомнить, кто знал Кавальери.
Джэсон все медлил, словно не хотел оставлять Моцарта в одиночестве. Потом он нагнулся, и хотя земля от дождя превратилась в грязь, взял горсть ее в руку и поспешил за Деборой. На прощание Дебора с грустью и благоговением произнесла:
– Бедный, бедный Моцарт.
17. Кто виноват?
На Вену уже спускались сумерки, когда они вернулись к себе в гостиницу. Многое по-прежнему оставалось для Джэсона неясным. Что случилось с телом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Мы доехали сюда за полчаса, – заметил Джэсон.
– И дорога вполне сносная, мощеная.
– Может быть, – предположила Дебора, – смерть Моцарта настолько потрясла его друзей, что у них не хватило сил, чтобы вынести обряд погребения. Поэтому они повернули назад у городских ворот, они знали, что это превыше их возможностей.
Эрнест немедленно разгромил идею и укорил Дебору за недоверие. Как может она сомневаться в его доказательствах? Джэсон молчанием подтверждал согласие с Эрнестом.
Но Дебора столько перестрадала за последние недели, что невольно верила в свое предположение. По дороге на кладбище она непрестанно думала о том, каким предельным напряжением всех сил была их поездка.
Они вышли из кареты у церкви св. Марка, маленькой и невзрачной. Эрнест отыскал смотрителя.
– Моцарт? Я о таком не знаю. Вы говорите, его похоронили на этом кладбище?
К кому бы Эрнест ни обращался, никто не слыхал о Моцарте.
Это заговор молчания, с горечью подумал Джэсон. Он не ожидал, что кладбище окажется таким неприглядным и еще более запущенным, чем церковь. Небольшое и всеми забытое, оно походило скорее на заброшенный пустырь. К кустам, деревьям и зеленым изгородям давным-давно не притрагивалась человеческая рука. Нигде ни цветка, даже на могилах с памятниками. Некоторые памятники упали, другие покосились, ухоженных могил нигде не было видно. Джэсон попытался кое-где разобрать надписи, но буквы стерлись от времени.
– Неужели никто не знает, где его похоронили? – спросила Дебора.
– Ни малейшего представления.
– И никакой могилы?
– Никакой.
– Вы бывали здесь раньше, господин Мюллер?
– И не раз.
Ей казалось, что они бесцельно кружат по кладбищу. Эрнест повел их по дорожке к открытому пространству на вершине холма.
– Там находится общая могила, куда, по предположению, его положили, – пояснил Эрнест.
– Но почему? Ведь он не был нищим.
– Это были третьеразрядные похороны. За восемь гульденов пятьдесят шесть крейцеров. На отдельную могилу не хватило денег, значит, если его похоронили, то похоронили в общей могиле с другими покойниками. Там их могло быть от десяти до ста тел. Тела клали рядами на доски на небольшой глубине.
– И стоило могилу засыпать, – продолжил Джэсон, – как опознать тело уже было невозможно.
– Тлен вступал в свои права. Теперь вы понимаете, как важен факт исчезновения тела для нашего расследования? – сказал Эрнест.
– Может быть, жив могильщик? И его можно отыскать?
– Могильщики часто менялись, получали плату и уходили. Здесь было мало работы. Никто не знает, кто был тогда могильщиком. К тому же, его легко можно было подкупить. Или потом от него избавиться.
– А почему Моцарта похоронили именно на этом кладбище?
– Оно принадлежит приходу св. Стефана.
– И считалось самым бедным? Эрнест кивнул.
– Почему же Констанца не пришла на кладбище? – спросила Дебора.
– Вы спрашиваете почему? Она сказалась больной. Констанца посетила кладбище лишь в 1818 году.
– Отчего же она за столько лет не побывала на кладбище?
– Если бы я только знал, госпожа Отис.
– Может быть, она была в обиде на Моцарта, а мы об этом ничего не знаем. Она могла бы поставить хотя бы крест на том месте, где его похоронили. Простой деревянный крест!
– Констанца считала это обязанностью прихода. Позже, когда ее попрекали за это, она оправдывалась, что заказывала крест. Но на кладбище св. Марка нет креста, поставленного в память Моцарта.
– А вы точно знаете, что общая могила была на этом самом месте? – Помолиться бы за упокой его души, думал Джэсон, но где?
– Лишь приблизительно. Ровное пространство лучше всего подходило для рытья общей могилы. Но точное место не установлено.
Небо нахмурилось, стал накрапывать дождь. Словно в поисках ответа, Джэсон взглянул на небо и повторил:
– Ни надписи, ни знака, ни креста. Чудовищно!
– И тем не менее, так оно и было. Как только тело попадало в общую могилу, его уже нельзя было отличить от других. Выяснение причины смерти становилось невозможным.
– И никакой заупокойной службы у его могилы, – сказал Эрнест. – А ведь он сочинял такие замечательные мессы для других!
– Может, это оттого, что он был масоном? – спросил Джэсон. – Поэтому и креста нет?
– Обычная служба стоила сто гульденов, а с пением – двести.
– А молитвы?
– И их не было. Они стоили двадцать гульденов.
– Пойдемте отсюда, – совсем опечалившись, заторопилась Дебора. – Подумать только, у Моцарта и такая могила!
– Подождите, – попросил Джэсон. Он стоял, безмолвно взывая к Моцарту сквозь пугающую и гнетущую пустоту, к Моцарту, которого упрятали в землю, словно нищего бродягу. Это место стало бесконечно дорогим его сердцу, он запомнит его навсегда.
Эрнест между тем наставлял:
– Прежде всего, надо положить конец подозрениям полиции. Вам необходимо повидаться с Бетховеном, заказать ему ораторию и попытаться войти к нему в доверие, даже начать брать уроки. Это не так-то легко. Встречу с Бетховеном пусть устроит банкир Гроб. Если вы обратитесь к Бетховену через банкира, ни у кого не возникнет подозрений. И переселяйтесь на частную квартиру. А главное, не говорите о Моцарте, говорите о Бетховене.
Джэсон печально смотрел на землю под ногами, и ему казалось, что у него на глазах совершилось убийство:
– Никаких следов. Все исчезло. Все уничтожено.
– Все сгинуло. Уничтожив тело, они думали, что уничтожили самую память о нем, а добились обратного. – Все боятся говорить о Сальери и его болезни, – продолжал Эрнест, – но слухов ходит много. Следует соблюдать осторожность. Вена кишит доносчиками и шпионами.
Небо совсем заволокло тучами, и Дебора сказала:
– Дождь усиливается. Надо торопиться.
– Господин Мюллер, – Джэсон задал вопрос, не дававший ему покоя с тех самых пор, как они покинули Англию, – вы знакомы с кем-нибудь, кто знал Катарину Кавальери?
– Любовницу Сальери? Надо подумать. А зачем это вам?
Джэсон рассказал о письме Кавальери, адресованном Энн Сторейс, где та писала об ужине у Сальери и о том, как ее потрясла внезапная смерть Моцарта.
– Что вы скажете, господин Мюллер? – спросил он.
– Это лишь подтверждает наши догадки. Известно, что перед смертью тело Моцарта распухло, а это могло быть следствием яда. Надо припомнить, кто знал Кавальери.
Джэсон все медлил, словно не хотел оставлять Моцарта в одиночестве. Потом он нагнулся, и хотя земля от дождя превратилась в грязь, взял горсть ее в руку и поспешил за Деборой. На прощание Дебора с грустью и благоговением произнесла:
– Бедный, бедный Моцарт.
17. Кто виноват?
На Вену уже спускались сумерки, когда они вернулись к себе в гостиницу. Многое по-прежнему оставалось для Джэсона неясным. Что случилось с телом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107