— Я пытаюсь забыть об умерших, — сказал он, но это была неправда. Довольно скоро после свадьбы он узнал, что стерилен, поэтому у них и не было детей, но жили они тем не менее счастливо. И когда его жену разорвало на куски бомбой на Оксфорд-стрит, а он в то время находился в безопасности в Лиссабоне, куда отправился на встречу с агентом, — для него это было равносильно потере единственного ребенка. Он не сумел защитить Мэри и не погиб вместе с ней. Вот почему он никогда не говорил о ней, даже с Сарой.
— Что меня всегда удивляет в твоей маме, — сказала Сара, когда они в постели начали перебирать события минувшего дня, — это то, что она сразу стала считать Сэма твоим сыном. Неужели ей никогда не приходит в голову, что у такого черного мальчика не может быть белого отца?
— По-моему, она не разбирается в оттенках кожи.
— А вот мистер Мюллер разбирается. Я в этом уверена.
Внизу зазвонил телефон. Время приближалось к полуночи.
— А, черт, — произнес Кэсл, — кто это может звонить нам в такой час? Снова твои люди в масках?
— Ты не собираешься подходить к телефону?
Звонок прекратился.
— Если это были твои люди в масках, — сказал Кэсл, — у нас есть теперь шанс прихватить их.
Телефон зазвонил во второй раз. Кэсл взглянул на часы.
— Да ответь ты им, ради бога.
— Наверняка не туда попали.
— Тогда я подойду, если ты не хочешь.
— Накинь халат. А то простудишься.
Но как только Сара вылезла из постели, телефон перестал звонить.
— Наверняка снова позвонят, — сказала Сара. — Помнишь, в прошлом месяце трижды звонили в час ночи?
Но на сей раз телефон молчал.
С другого конца коридора раздался крик.
— Черт бы их подрал, — сказала Сара, — они разбудили Сэма. Кто бы они там ни были.
— Я схожу к нему. А то ты вся дрожишь. Залезай обратно в постель.
Сэм спросил:
— Это были бандиты? А почему Буллер не залаял?
— Буллер умный. Никаких бандитов нет, Сэм. А позвонил так поздно просто один мой приятель.
— Тот, который мистер Мюллер?
— Нет. Он не мой приятель. Спи. Телефон больше не зазвонит.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— Он ведь звонил не один раз.
— Да.
— Но ты все равно не подошел. Откуда же ты знаешь, что звонил твой приятель?
— Слишком много вопросов ты задаешь, Сэм.
— Это был тайный сигнал?
— А у тебя есть тайны, Сэм?
— Да. Много.
— Расскажи мне хоть одну.
— Не буду. Какая же это тайна, если я тебе расскажу.
— Ну так вот и у меня есть тайны.
Сара еще не спала.
— Теперь он в порядке, — сказал Кэсл. — Он думал, это звонили бандиты.
— Может, так оно и было. А что ты ему сказал?
— О, я сказал, что это тайный сигнал.
— Ты всегда знаешь, как его успокоить. Ты любишь его, да?
— Да.
— Как странно. Я никогда не могла этого понять. Жаль, что он на самом деле не твой.
— А мне ничуть не жаль. И ты это знаешь.
— Я никогда не понимала почему.
— Я же говорил тебе много раз. Достаточно я вижу себя каждый день в зеркале, когда бреюсь.
— И видишь ты в зеркале всего лишь доброго человека, милый.
— Я бы так о себе не сказал.
— Будь у меня твой ребенок, мне было бы чем жить, когда тебя не станет. Ты же не вечен.
— Нет, слава богу, нет. — Он произнес это не подумав и пожалел, что так сказал. Ее понимание всегда побуждало его приоткрываться чуть больше, чем следовало, — как он ни старался сдерживаться, его так и подмывало все ей рассказать. Иной раз он цинично сравнивал ее с умным чиновником, который, ведя допрос, выказывает понимание и вовремя предлагает сигарету.
Сара сказала:
— Я знаю, ты чем-то встревожен. Хотелось бы мне, чтобы ты рассказал, в чем дело… но я знаю, ты не можешь. Возможно, когда-нибудь… когда ты станешь свободным человеком… — И с грустью добавила: — Если ты вообще когда-либо станешь свободным, Морис.

5
Кэсл оставил велосипед на хранение у билетного контролера на Беркхэмстедской станции и поднялся наверх, на платформу, откуда шли поезда на Лондон. Почти всех, кто ежедневно ездил в столицу, он знал по виду — с некоторыми даже здоровался кивком. Холодный октябрьский туман стлался по стеклянной поверхности пруда у замка и капал сыростью с плакучих ив, выстроившихся вдоль канала по другую сторону железнодорожной колеи. Кэсл прошелся вдоль платформы и обратно: он вроде бы знал почти всех, кроме одной женщины в поношенной кроличьей шубке: женщины редко ездили этим поездом. Он увидел, в какое она вошла купе, и решил сесть там же, чтобы понаблюдать за ней. Мужчины развернули газеты, а женщина раскрыла книгу в бумажной обложке — роман Дениз Робинс. Кэсл же начал читать второй том «Войны и мира». Он нарушал правила хранения тайны, даже в известной мере бросал вызов, читая эту книгу у всех на виду, удовольствия ради. «В одном шаге за этой гранью, похожей на грань, что отделяет живых от мертвых, лежит неопределенность, страдание и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, за этим деревом…» Кэсл посмотрел в окно и словно бы увидел глазами описываемого Толстым солдата недвижные воды канала, проложенного к Боксмуру. «Эта крыша, озаренная солнцем? Никто не знает, но знать хочется. Ты боишься и, однако же, жаждешь пересечь эту грань…»
Когда поезд остановился в Уотфорде, Кэсл был единственным пассажиром из их купе, который вышел на станции. Он задержался у доски с расписанием поездов и дождался, пока все пассажиры до последнего не прошли через турникет, — той женщины среди них не было. Он вышел из вокзала и стал в очередь на автобус, снова проверяя лица. Затем взглянул на свои часы и, нетерпеливо взмахнув рукой — для тех, кто мог за ним наблюдать, — пошел пешком. Никто за ним не последовал — в этом он был уверен, но все равно его немного тревожила мысль о той женщине в купе и своем глупом пренебрежении правилами. Надо быть осторожным до мелочей. Свернув в первое попавшееся по дороге почтовое отделение, он позвонил в свою контору и попросил к телефону Синтию: она всегда приходила по крайней мере за полчаса до Уотсона. Дэвиса или него.
Он сказал:
— Передайте, пожалуйста, Уотсону, что я немного задержусь, хорошо? Мне пришлось выйти в Уотфорде, чтобы заглянуть к ветеринару. У Буллера появилась какая-то странная сыпь. Скажите об этом и Дэвису.
Он подумал было, не следует ли для алиби в самом деле зайти к ветеринару, а потом решил, что чрезмерная бдительность может оказаться столь же опасной, как и недостаточная, — лучше всего держаться просто и говорить по возможности правду, ибо правду куда легче запомнить, чем ложь. Он зашел в третье кафе, значившееся в списке, который он держал в голове, и стал ждать. Вслед за ним в кафе вошел высокий сухопарый мужчина в пальто, видавшем лучшие дни, — Кэслу этот человек был незнаком. Он подошел к столику Кэсла и спросил:
— Извините, вы не Уильям Хэтчард?
— Нет, моя фамилия Кэсл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78