Он был совершенно не готов к тому, что здесь разорвется еще и эта бомба.
— О Боже! — простонал Джаррет, стиснув руку жены, — Но с чего ты взяла? Ведь это не точно? Джеймс совсем недавно спас ее…
— Полагаю, это случилось еще в июне, когда он проник к нам в дом после массового побега индейцев из форта Брук. Помнишь, Джеймс вернулся той ночью.
— Да, с тех пор и до сего дня я не видел брата. Однако только из-за того, что ей нездоровится…
— Джаррет, я только что от Тилы. Она принимала ванну.
— И?.. — насторожился он.
— Девушка изменилась.
— Ты так пристально разглядывала ее?
— Джаррет, мне не пришлось пристально разглядывать ее.
— О Боже! Джеймс ничего не знает.
— Полагаю, и сама Тила ни о чем не догадывается. Джаррет бросил на Тару красноречивый взгляд, выражавший непреклонную уверенность в том, что по части ума и логики женщины сильно уступают мужчинам.
— Я очень долго не догадывалась о Йене, — призналась Тара. — Видишь ли, повседневные заботы и тревоги заполняют нашу жизнь, а уж на ее долю этого выпало с избытком. Время летит быстро, а Тила оказалась в таких необычных обстоятельствах.
Джаррет достал из нижнего ящика стола бутылку бренди и стаканы.
— Девушка ни о чем не подозревает, а ты так уверена!.
— Я ведь рожала и знаю признаки. — Тара задумчиво загибала пальцы. — Середина июня — конец сентября. Попомни мои слова: вскоре это станет очевидно для всех.
Джаррет налил бренди в стаканы.
— Ну поздравляю, скоро мы снова станем дядей и тетей. Тара чокнулась с ним, но пить не стала.
— Поздравляю, любовь моя. Надеюсь, тогда нам не придется опасаться майора Уоррена. От этой новости его хватит удар.
— Возможно. Но скажи. Тара Маккензи, когда же мы поделимся этой новостью с той, что вскоре станет счастливой матерью? И во имя всего святого, дальше-то нам что делать?
— И сама не знаю. — Тара отодвинула от себя стакан.
— Почему ты не пьешь? — удивился Джаррет.
— Признаться, я и сама чувствую себя не совсем здоровой последние несколько недель.
— Тара… — Джаррет нахмурился, — уж не хочешь ли ты сообщить мне…
— Да. — Она улыбнулась. — Думаю, эти дети будут почти ровесниками.
Джаррет подхватил жену и, усадив ее к себе на колени, нежно обнял.
— Я, конечно, в восторге. Но Йен еще так мал…
— Ничего, он очень подружится с сестрой или братом. Джаррет с наслаждением вдыхал аромат ее волос.
— Давно ли я говорил тебе, что люблю тебя больше всего на свете?
— Вообще-то ты говоришь мне об этом по меньшей мере раз в месяц, и не всегда в пылу страсти, — пошутила Тара.
— Увы, ты все такая же негодница, — вздохнул он. — Что ж, теперь наша жизнь станет легче. Нужно только спрятать Тилу до марта. Тогда мы объявим, что стали счастливыми родителями близнецов. Война продолжается, и тем, кто нам дороже всего, придется решать свои проблемы.
— В твоем плане лишь один недостаток. — Тара прижалась к мужу.
— Какой?
— Хотя вы с братом поразительно похожи и у него глаза твоего отца, никто не спутает его ребенка с твоим; ведь у малыша будет индейская кровь.
— Тогда Уоррену лучше умереть от удара.
— Да простит меня Господь за эти слова, но мне будет жаль, если он не сделает нам такого подарка в ближайшее время.
— Так что же все-таки нам делать? — прошептал Джаррет, касаясь губами золотистых волос жены.
— Молиться.
— О том, чтобы Уоррен умер? А Господь откликнется на такие молитвы?
— Если Он знает Уоррена, то возможно!
Глава 22
Оцеола на своем боевом коне, торжественный и пышно одетый, напоминал духа войны. Голову его украшала повязка с перьями. Красные гамаши, яркая рубаха и куртка с бахромой производили внушительное впечатление. Его и Као Хаджо, правую руку вождя и советника племени, сопровождало не менее полудюжины полуобнаженных воинов.
— Спасибо, что пришел на мой зов, Бегущий Медведь.
— Хочу услышать от тебя, что за переговоры ты решил провести.
— Поговорим на нашем совете. — Оцеола направился по тропе в глубь чащи.
Они быстро проскакали через лес, медленно пробрались по болотам и, наконец, остановились в сосновом бору, где их встретили женщины и несколько мальчиков. Лошадей увели, принесли еду, и они расположились у костра.
— Ты знаешь, что случилось? — спросил Джеймса Оцеола.
Джеймс кивнул:
— Все люди короля Филиппа захвачены в плен. Сразу после этого было совершено нападение на деревню ючи. Голубая Змея и Ючи Билли взяты в плен вместе с другими. Дикий Кот сдался белым по требованию отца, и теперь он тоже в плену.
— Генералу Джесэпу сообщили о нашем желании говорить с ним, — вставил Коа Хаджо.
— Я очень устал, но крайне осторожен, — заметил Оцеола. — Коа Хаджо выступит на переговорах от моего имени, а ты станешь моими глазами и ушами. Тогда я пойму, что стоит за словами белых.
— Всегда рад помочь тебе, Оцеола. Чего ты ждешь от переговоров с военными? Оцеола поднял руку.
— Я не хотел грабить белых. Я никогда не стремился убивать их женщин и детей, хотя и не отрицаю, что они гибли. Я постоянно добивался установления настоящих границ и сейчас хочу того же. Пусть белые живут спокойно, но оставят в покое и мой народ.
— Белые считают, будто ты намерен проверить их силы и узнать, где они держат Дикого Кота, Филиппа, Голубую Змею и других пленных.
Коа Хаджо и Оцеола переглянулись. Коа Хаджо пожал плечами:
— Мужчины говорят для того, чтобы получить новые сведения.
Джеймс усмехнулся:
— Верно.
— Я не стремлюсь воевать. Бегущий Медведь. Клянусь именем Великого Духа.
— Я никогда не сомневался в словах Оцеолы. Вождь встал. Руки его дрожали, а лицо имело сероватый оттенок. Джеймс и другие быстро поднялись.
— Спасибо за то, что ты с нами. Бегущий Медведь, — сказал Оцеола.
— Мне приятно быть с друзьями, — ответил Джеймс, встревоженный видом Оцеолы. Весь день вождь выглядел очень хорошо, но к ночи болезнь дала знать о себе.
Он ушел в сопровождении воинов, но Коа Хаджо остался и внимательно наблюдал за Джеймсом.
— Признайся откровенно, что ты думаешь об этих новых переговорах. Бегущий Медведь? Джеймс вздохнул.
— По-моему, большая часть слов, сказанных людьми, — ложь. И белыми, и индейцами.
— Разве существует правда, кроме той, что есть в душе каждого человека?
— Оцеола серьезно болен, — сказал Джеймс, не ответив на его вопрос.
— И очень, очень устал, — добавил Коа Хаджо.
— Что ты имеешь в виду?
— Он устал от войны. Спокойной ночи, Бегущий Медведь. Я никогда не боялся за свою жизнь и рад говорить от имени Оцеолы. Однако мне приятно, что ты будешь с нами.
Джеймс кивнул в знак признательности, и Коа Хаджо ушел. Посидев у костра, Джеймс отправился к месту, отведенному ему для ночлега. Простой настил, устланный листьями капустной пальмы, возвышался на несколько футов над землей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— О Боже! — простонал Джаррет, стиснув руку жены, — Но с чего ты взяла? Ведь это не точно? Джеймс совсем недавно спас ее…
— Полагаю, это случилось еще в июне, когда он проник к нам в дом после массового побега индейцев из форта Брук. Помнишь, Джеймс вернулся той ночью.
— Да, с тех пор и до сего дня я не видел брата. Однако только из-за того, что ей нездоровится…
— Джаррет, я только что от Тилы. Она принимала ванну.
— И?.. — насторожился он.
— Девушка изменилась.
— Ты так пристально разглядывала ее?
— Джаррет, мне не пришлось пристально разглядывать ее.
— О Боже! Джеймс ничего не знает.
— Полагаю, и сама Тила ни о чем не догадывается. Джаррет бросил на Тару красноречивый взгляд, выражавший непреклонную уверенность в том, что по части ума и логики женщины сильно уступают мужчинам.
— Я очень долго не догадывалась о Йене, — призналась Тара. — Видишь ли, повседневные заботы и тревоги заполняют нашу жизнь, а уж на ее долю этого выпало с избытком. Время летит быстро, а Тила оказалась в таких необычных обстоятельствах.
Джаррет достал из нижнего ящика стола бутылку бренди и стаканы.
— Девушка ни о чем не подозревает, а ты так уверена!.
— Я ведь рожала и знаю признаки. — Тара задумчиво загибала пальцы. — Середина июня — конец сентября. Попомни мои слова: вскоре это станет очевидно для всех.
Джаррет налил бренди в стаканы.
— Ну поздравляю, скоро мы снова станем дядей и тетей. Тара чокнулась с ним, но пить не стала.
— Поздравляю, любовь моя. Надеюсь, тогда нам не придется опасаться майора Уоррена. От этой новости его хватит удар.
— Возможно. Но скажи. Тара Маккензи, когда же мы поделимся этой новостью с той, что вскоре станет счастливой матерью? И во имя всего святого, дальше-то нам что делать?
— И сама не знаю. — Тара отодвинула от себя стакан.
— Почему ты не пьешь? — удивился Джаррет.
— Признаться, я и сама чувствую себя не совсем здоровой последние несколько недель.
— Тара… — Джаррет нахмурился, — уж не хочешь ли ты сообщить мне…
— Да. — Она улыбнулась. — Думаю, эти дети будут почти ровесниками.
Джаррет подхватил жену и, усадив ее к себе на колени, нежно обнял.
— Я, конечно, в восторге. Но Йен еще так мал…
— Ничего, он очень подружится с сестрой или братом. Джаррет с наслаждением вдыхал аромат ее волос.
— Давно ли я говорил тебе, что люблю тебя больше всего на свете?
— Вообще-то ты говоришь мне об этом по меньшей мере раз в месяц, и не всегда в пылу страсти, — пошутила Тара.
— Увы, ты все такая же негодница, — вздохнул он. — Что ж, теперь наша жизнь станет легче. Нужно только спрятать Тилу до марта. Тогда мы объявим, что стали счастливыми родителями близнецов. Война продолжается, и тем, кто нам дороже всего, придется решать свои проблемы.
— В твоем плане лишь один недостаток. — Тара прижалась к мужу.
— Какой?
— Хотя вы с братом поразительно похожи и у него глаза твоего отца, никто не спутает его ребенка с твоим; ведь у малыша будет индейская кровь.
— Тогда Уоррену лучше умереть от удара.
— Да простит меня Господь за эти слова, но мне будет жаль, если он не сделает нам такого подарка в ближайшее время.
— Так что же все-таки нам делать? — прошептал Джаррет, касаясь губами золотистых волос жены.
— Молиться.
— О том, чтобы Уоррен умер? А Господь откликнется на такие молитвы?
— Если Он знает Уоррена, то возможно!
Глава 22
Оцеола на своем боевом коне, торжественный и пышно одетый, напоминал духа войны. Голову его украшала повязка с перьями. Красные гамаши, яркая рубаха и куртка с бахромой производили внушительное впечатление. Его и Као Хаджо, правую руку вождя и советника племени, сопровождало не менее полудюжины полуобнаженных воинов.
— Спасибо, что пришел на мой зов, Бегущий Медведь.
— Хочу услышать от тебя, что за переговоры ты решил провести.
— Поговорим на нашем совете. — Оцеола направился по тропе в глубь чащи.
Они быстро проскакали через лес, медленно пробрались по болотам и, наконец, остановились в сосновом бору, где их встретили женщины и несколько мальчиков. Лошадей увели, принесли еду, и они расположились у костра.
— Ты знаешь, что случилось? — спросил Джеймса Оцеола.
Джеймс кивнул:
— Все люди короля Филиппа захвачены в плен. Сразу после этого было совершено нападение на деревню ючи. Голубая Змея и Ючи Билли взяты в плен вместе с другими. Дикий Кот сдался белым по требованию отца, и теперь он тоже в плену.
— Генералу Джесэпу сообщили о нашем желании говорить с ним, — вставил Коа Хаджо.
— Я очень устал, но крайне осторожен, — заметил Оцеола. — Коа Хаджо выступит на переговорах от моего имени, а ты станешь моими глазами и ушами. Тогда я пойму, что стоит за словами белых.
— Всегда рад помочь тебе, Оцеола. Чего ты ждешь от переговоров с военными? Оцеола поднял руку.
— Я не хотел грабить белых. Я никогда не стремился убивать их женщин и детей, хотя и не отрицаю, что они гибли. Я постоянно добивался установления настоящих границ и сейчас хочу того же. Пусть белые живут спокойно, но оставят в покое и мой народ.
— Белые считают, будто ты намерен проверить их силы и узнать, где они держат Дикого Кота, Филиппа, Голубую Змею и других пленных.
Коа Хаджо и Оцеола переглянулись. Коа Хаджо пожал плечами:
— Мужчины говорят для того, чтобы получить новые сведения.
Джеймс усмехнулся:
— Верно.
— Я не стремлюсь воевать. Бегущий Медведь. Клянусь именем Великого Духа.
— Я никогда не сомневался в словах Оцеолы. Вождь встал. Руки его дрожали, а лицо имело сероватый оттенок. Джеймс и другие быстро поднялись.
— Спасибо за то, что ты с нами. Бегущий Медведь, — сказал Оцеола.
— Мне приятно быть с друзьями, — ответил Джеймс, встревоженный видом Оцеолы. Весь день вождь выглядел очень хорошо, но к ночи болезнь дала знать о себе.
Он ушел в сопровождении воинов, но Коа Хаджо остался и внимательно наблюдал за Джеймсом.
— Признайся откровенно, что ты думаешь об этих новых переговорах. Бегущий Медведь? Джеймс вздохнул.
— По-моему, большая часть слов, сказанных людьми, — ложь. И белыми, и индейцами.
— Разве существует правда, кроме той, что есть в душе каждого человека?
— Оцеола серьезно болен, — сказал Джеймс, не ответив на его вопрос.
— И очень, очень устал, — добавил Коа Хаджо.
— Что ты имеешь в виду?
— Он устал от войны. Спокойной ночи, Бегущий Медведь. Я никогда не боялся за свою жизнь и рад говорить от имени Оцеолы. Однако мне приятно, что ты будешь с нами.
Джеймс кивнул в знак признательности, и Коа Хаджо ушел. Посидев у костра, Джеймс отправился к месту, отведенному ему для ночлега. Простой настил, устланный листьями капустной пальмы, возвышался на несколько футов над землей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95