Белые захватили Дикого Кота, сына Филиппа, Аллигатор в заключении. Они пытаются захватить и других.
— Они стали опытнее, — заметил Джеймс, — и начинают понимать, что ни один семинол не может говорить за всех. Они пытаются обезвредить вождей.
— Они угрожают, что повесят захваченных семинолов, если те не покажут военным укрытия. Они используют сведения, полученные от предателей.
— Пойми, они считают, что и семинолы этим пользовались. В марте подписали мирное соглашение…
— Белые тоже не соблюдали тот договор.
— Но они полагают, что вожди пришли и приняли пищу, а потом нарушили слово.
— Они украли нашу пищу, нашу землю, наш скот. А мы лишь немного поели за их счет.
— Постарайся сделать так, Оцеола, чтобы впредь белые не считали, будто им не обязательно соблюдать правила чести.
— Они никогда и не считали это обязательным. Джеймс не нашел убедительных возражений.
— Ты со мной, Бегущий Медведь?
— С тобой? — переспросил Джеймс, нахмурившись.
— Нет, ты не можешь быть со мной. — Оцеола покачал головой. — Мое сердце болит за тебя, мой молодой друг. Ты разрываешься на части, и нередко то, что я делал, или то, что совершалось от моего имени, приводило тебя в ужас. Да, семинолы устраивали налеты на плантации белых. Гибли женщины, иногда и дети. Прежде мы брали в плен женщин и детей, чтобы они жили среди индейцев. Маленькие сыновья наших белых врагов порой вырастали прекрасными воинами. Дочери становились хорошими женами и матерями. Сейчас… нас лишили дома, и мы полны гнева и горечи. Мы никогда еще не сражались за выживание. Поэтому женщины и дети умирают. Но умирают и наши дети. Нет ничего страшнее солдата, который, убивая ребенка, стремится сберечь пулю. Солдаты разбивали головы наших детей о деревья, словно кокосовые орехи.
Джеймс опустил глаза. Его руки сжались в кулаки, костяшки побелели. Да, такое происходило. Джесэп, не чуждавшийся жестокости, часто сам уставал от войны, от резни. Джеймс знал: Джесэп действительно хочет, чтобы война закончилась. Генерал искренне надеялся, что Пойнсет позволит ему оставить индейцев на юге полуострова.
Но ведь есть и такие, как Майкл Уоррен, самый свирепый из белых, самый жестокий и безжалостный.
Оцеола подался вперед. Его похудевшее, но все еще привлекательное лицо освещалось оранжевым пламенем.
— Подумай о своей дочери. Бегущий Медведь, о том, что ей, красивой невинной девочке, грозит страшная опасность.
— В доме моего брата ей ничто не угрожает. Оцеола кивнул. Он никогда не объявит войну Джаррету Маккензи. Джаррет понимает индейцев лучше, чем другие белые, ибо вырос среди индейцев. В детстве у него было индейское имя, он выпил черный напиток и получил взрослое имя — Белый Тигр.
— Твой брат готов умереть за твоего ребенка, а большего человек не может сделать. Дженифер выживет у белых, не сомневаюсь, а вот все мы, возможно, будем мертвы, друг мой. И мои дети, другие дети…
— Я знаю об их страданиях, — заверил его Джеймс. Оцеола поднялся.
— Не спеши приводить твоих женщин, детей и сирот, Бегущий Медведь. Я собираюсь освободить кое-кого из наших людей, кому не следует оставаться в плену. Знаю, ты не можешь пойти со мной и атаковать лагерь в Тампе, но никогда не предашь мое дело. Как только я освобожу воинов, приводи детей. Подожди еще несколько недель.
— Тила!
Девушка сидела на небольшом холме над лужайкой, сбегавшей к реке и лесу. Тила расчесывала роскошные волосы Дженифер, а малыш Йен лежал в корзине рядом с ними. Услышав свое имя, она подняла голову и увидела улыбающегося Джона Харрингтона. Он спешил к ней от корабля, стоявшего у речного причала Симаррона.
Девушка смутилась. Джон ей нравился, очень нравился. За всю жизнь, пожалуй, никто не относился к ней с такой добротой. Поэтому Типе было особенно тяжело причинять ему боль. Девушка знала: Джон любит ее, но она никогда не сможет ответить на его чувство. Джон — хороший друг, поэтому и ей хотелось стать для него настоящим другом. С ним приятно проводить время: он умен, забавен, смешлив, терпим к людям. Если бы только она не чувствовала себя такой виноватой…
Джон объявил об их помолвке Майклу Уоррену в тот вечер, когда они вернулись в Симаррон. Казалось, это произошло давным-давно. Джон выглядел таким радостным, энергичным, решительным, что Майкл сразу поверил ему.
Кроме того, Джон привез депеши. Поэтому при каждом упоминании о том, чтобы Тила покинула Симаррон, заявлял: его будущая жена должна держаться подальше от опасности.
Тара, родившаяся, как выяснилось, в актерской семье, сказала, что редко видела даже на сцене такую прекрасную игру.
Иногда Тара бросала на Типу странные взгляды. Тила почти не сомневалась, что Джаррет рассказал жене обо всем увиденном им в лесной хижине. Однако Тара не задавала вопросов, и Тила была ей за это благодарна. Что бы она ответила ей, если сама до сих пор не разобралась в своих чувствах. Тила знала одно: она не выйдет замуж за Джона, ибо не любит его.
Но при этом она не понимала и своих чувств к Джеймсу. То и дело девушка спрашивала себя, готова ли она расстаться с привычным ей миром и последовать за Джеймсом в леса.
Если бы он позволил ей… Но в планы Джеймса это явно не входило.
Решись Тила на такой поступок, Уоррен, несомненно, назначил бы огромное вознаграждение за голову Джеймса.
Ей некуда было идти… и она внушала себе, что Джеймс испытывает к ней только влечение. Он привык к своему образу жизни и предан своему делу. Не желая разделить с Тилой свою жизнь, Джеймс ушел. Она больше не может ни увидеть, ни коснуться его, она никогда не будет рядом с ним. Но думала девушка только о нем — и во сне и наяву. Во сне Джеймс постоянно являлся ей, а вот бодрствование было сущим мучением. Она понимала, что живет только ожиданием и надеждой снова увидеть его. Тила боялась размышлять о своих чувствах, но тосковала по Джеймсу и знала, что ни один мужчина не идет в сравнение с ним. Его страсть опалила ее, как пламя, и такое ни с кем не повторится.
Может, это любовь?..
Так или иначе, от этого Тила чувствовала свою вину перед Джоном Харрингтоном, как бы приятно ей ни было в его обществе.
— Это Джон, — весело сказала она Дженифер, вставая и потянувшись к корзине с малышом. Но Джон взял корзину, поцеловав Типу в щеку.
— А вы, мисс Дженифер Маккензи, как поживаете? Девочка улыбнулась, и на ее щеках обозначились очаровательные ямочки. Она присела в реверансе:
— Хорошо, лейтенант Харрингтон. Очень хорошо, благодарю вас.
— Рад это слышать! Прошу тебя, окажи мне любезность, поищи тетю Тару и спроси, не позволит ли она усталому солдату присоединиться к вам за ужином?
Дженифер зарделась от удовольствия, кивнула и побежала выполнять просьбу.
Тила не сводила глаз с Джона, уверенная, что он специально отослал ребенка, желая поговорить с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Они стали опытнее, — заметил Джеймс, — и начинают понимать, что ни один семинол не может говорить за всех. Они пытаются обезвредить вождей.
— Они угрожают, что повесят захваченных семинолов, если те не покажут военным укрытия. Они используют сведения, полученные от предателей.
— Пойми, они считают, что и семинолы этим пользовались. В марте подписали мирное соглашение…
— Белые тоже не соблюдали тот договор.
— Но они полагают, что вожди пришли и приняли пищу, а потом нарушили слово.
— Они украли нашу пищу, нашу землю, наш скот. А мы лишь немного поели за их счет.
— Постарайся сделать так, Оцеола, чтобы впредь белые не считали, будто им не обязательно соблюдать правила чести.
— Они никогда и не считали это обязательным. Джеймс не нашел убедительных возражений.
— Ты со мной, Бегущий Медведь?
— С тобой? — переспросил Джеймс, нахмурившись.
— Нет, ты не можешь быть со мной. — Оцеола покачал головой. — Мое сердце болит за тебя, мой молодой друг. Ты разрываешься на части, и нередко то, что я делал, или то, что совершалось от моего имени, приводило тебя в ужас. Да, семинолы устраивали налеты на плантации белых. Гибли женщины, иногда и дети. Прежде мы брали в плен женщин и детей, чтобы они жили среди индейцев. Маленькие сыновья наших белых врагов порой вырастали прекрасными воинами. Дочери становились хорошими женами и матерями. Сейчас… нас лишили дома, и мы полны гнева и горечи. Мы никогда еще не сражались за выживание. Поэтому женщины и дети умирают. Но умирают и наши дети. Нет ничего страшнее солдата, который, убивая ребенка, стремится сберечь пулю. Солдаты разбивали головы наших детей о деревья, словно кокосовые орехи.
Джеймс опустил глаза. Его руки сжались в кулаки, костяшки побелели. Да, такое происходило. Джесэп, не чуждавшийся жестокости, часто сам уставал от войны, от резни. Джеймс знал: Джесэп действительно хочет, чтобы война закончилась. Генерал искренне надеялся, что Пойнсет позволит ему оставить индейцев на юге полуострова.
Но ведь есть и такие, как Майкл Уоррен, самый свирепый из белых, самый жестокий и безжалостный.
Оцеола подался вперед. Его похудевшее, но все еще привлекательное лицо освещалось оранжевым пламенем.
— Подумай о своей дочери. Бегущий Медведь, о том, что ей, красивой невинной девочке, грозит страшная опасность.
— В доме моего брата ей ничто не угрожает. Оцеола кивнул. Он никогда не объявит войну Джаррету Маккензи. Джаррет понимает индейцев лучше, чем другие белые, ибо вырос среди индейцев. В детстве у него было индейское имя, он выпил черный напиток и получил взрослое имя — Белый Тигр.
— Твой брат готов умереть за твоего ребенка, а большего человек не может сделать. Дженифер выживет у белых, не сомневаюсь, а вот все мы, возможно, будем мертвы, друг мой. И мои дети, другие дети…
— Я знаю об их страданиях, — заверил его Джеймс. Оцеола поднялся.
— Не спеши приводить твоих женщин, детей и сирот, Бегущий Медведь. Я собираюсь освободить кое-кого из наших людей, кому не следует оставаться в плену. Знаю, ты не можешь пойти со мной и атаковать лагерь в Тампе, но никогда не предашь мое дело. Как только я освобожу воинов, приводи детей. Подожди еще несколько недель.
— Тила!
Девушка сидела на небольшом холме над лужайкой, сбегавшей к реке и лесу. Тила расчесывала роскошные волосы Дженифер, а малыш Йен лежал в корзине рядом с ними. Услышав свое имя, она подняла голову и увидела улыбающегося Джона Харрингтона. Он спешил к ней от корабля, стоявшего у речного причала Симаррона.
Девушка смутилась. Джон ей нравился, очень нравился. За всю жизнь, пожалуй, никто не относился к ней с такой добротой. Поэтому Типе было особенно тяжело причинять ему боль. Девушка знала: Джон любит ее, но она никогда не сможет ответить на его чувство. Джон — хороший друг, поэтому и ей хотелось стать для него настоящим другом. С ним приятно проводить время: он умен, забавен, смешлив, терпим к людям. Если бы только она не чувствовала себя такой виноватой…
Джон объявил об их помолвке Майклу Уоррену в тот вечер, когда они вернулись в Симаррон. Казалось, это произошло давным-давно. Джон выглядел таким радостным, энергичным, решительным, что Майкл сразу поверил ему.
Кроме того, Джон привез депеши. Поэтому при каждом упоминании о том, чтобы Тила покинула Симаррон, заявлял: его будущая жена должна держаться подальше от опасности.
Тара, родившаяся, как выяснилось, в актерской семье, сказала, что редко видела даже на сцене такую прекрасную игру.
Иногда Тара бросала на Типу странные взгляды. Тила почти не сомневалась, что Джаррет рассказал жене обо всем увиденном им в лесной хижине. Однако Тара не задавала вопросов, и Тила была ей за это благодарна. Что бы она ответила ей, если сама до сих пор не разобралась в своих чувствах. Тила знала одно: она не выйдет замуж за Джона, ибо не любит его.
Но при этом она не понимала и своих чувств к Джеймсу. То и дело девушка спрашивала себя, готова ли она расстаться с привычным ей миром и последовать за Джеймсом в леса.
Если бы он позволил ей… Но в планы Джеймса это явно не входило.
Решись Тила на такой поступок, Уоррен, несомненно, назначил бы огромное вознаграждение за голову Джеймса.
Ей некуда было идти… и она внушала себе, что Джеймс испытывает к ней только влечение. Он привык к своему образу жизни и предан своему делу. Не желая разделить с Тилой свою жизнь, Джеймс ушел. Она больше не может ни увидеть, ни коснуться его, она никогда не будет рядом с ним. Но думала девушка только о нем — и во сне и наяву. Во сне Джеймс постоянно являлся ей, а вот бодрствование было сущим мучением. Она понимала, что живет только ожиданием и надеждой снова увидеть его. Тила боялась размышлять о своих чувствах, но тосковала по Джеймсу и знала, что ни один мужчина не идет в сравнение с ним. Его страсть опалила ее, как пламя, и такое ни с кем не повторится.
Может, это любовь?..
Так или иначе, от этого Тила чувствовала свою вину перед Джоном Харрингтоном, как бы приятно ей ни было в его обществе.
— Это Джон, — весело сказала она Дженифер, вставая и потянувшись к корзине с малышом. Но Джон взял корзину, поцеловав Типу в щеку.
— А вы, мисс Дженифер Маккензи, как поживаете? Девочка улыбнулась, и на ее щеках обозначились очаровательные ямочки. Она присела в реверансе:
— Хорошо, лейтенант Харрингтон. Очень хорошо, благодарю вас.
— Рад это слышать! Прошу тебя, окажи мне любезность, поищи тетю Тару и спроси, не позволит ли она усталому солдату присоединиться к вам за ужином?
Дженифер зарделась от удовольствия, кивнула и побежала выполнять просьбу.
Тила не сводила глаз с Джона, уверенная, что он специально отослал ребенка, желая поговорить с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95