В глазах его сразу засияли огоньки, словно кто-то зажег там две маленькие свечки. Он взял мыло и густо намылил плечи Гейли, а затем постепенно спустился к груди, покрывая ее искристой пеной, лаская и гладя круговыми движениями. Гейли прикрыла веки, судорожно сглатывая и наблюдая сквозь ресницы, как он следил не за ее лицом, а за собственными руками, скользящими по упругому женскому телу. Он смыл пену с ее груди и, медленно склонив голову, уверенно и жадно взял сосок губами.
– Брент…
Его мыльная ладонь скользнула между ее ногами.
– Брент… Разве мы только что не…
– М-м. – Он отрицательно покачал головой. – Возможно, со временем, то есть когда мы проживем вместе несколько лет, что-то из всего этого устареет.
– Устареет?!
– Возможно. Но я сомневаюсь. Хотя верю, что потом страсти немного утихнут, но думать об этом сейчас невыносимо. Каждый раз, как только я посмотрю на тебя, все начинается заново. Опять и опять. Разве это не значит, что я теряю голову?
Гейли беспомощно посмотрела на него. Пальцы его мягко шевелились, и она ощущала безнадежную слабость в коленях и блуждающие, неустойчивые язычки пламени в крови, грозившие разлиться по ней сладчайшим желанием.
– Ну? – Он все глубже проникал в нее, гладя и дразня. – Не правда ли, душ – это лучшее место?
– Почему? – едва слышно шепнула она и приподнялась на мысочки, прижимаясь к нему и целуя. Брент поднял Гейли, разводя ее ноги так, чтобы она обвила ими его талию, и, опускаясь на колени, опрокинул на себя.
«Вот оно… эти двое истинно, отчаянно влюбленных и без устали любящих друг друга. – Гейли не отрывалась от поцелуя, а вода падала на них сверху, стекала по лицам. Брент не снижал быстрого, как стаккато, ритма движений. – Так вот оно… вот как влюбляются, вот как переживают общее счастье, вот как забывают обо всем, кроме друг друга, касаются, изучают, познают один другого, изнутри и снаружи…»
Когда она наконец, совершенно обессилев, упала на грудь Брента, то под струями душа узел волос рассыпался. Она смахнула с лица прилипшие пряди. Брент улыбнулся мимолетной бесовской улыбкой, распрямился, насколько позволяло пространство, и, держа Гейли за запястья, помог ей подняться на ноги и поднялся сам.
– Вот видишь?
– Что вижу?
– Я же говорил, что душ – удобнейшее место для любви. Не надо далеко идти, чтобы хорошенько сполоснуться.
– Угу, но раз я в нем, а голова мокрая, не найдется ли у тебя немножко шампуня?
– Слушаю и повинуюсь, – бросил Брент, вылезая из ванны. Он принес флакон и вновь забрался в ванну. Гейли не успела слова сказать, как он нанес шампунь на волосы, – она не любила, чтобы кто-то притрагивался к ее голове, но слова замерли у нее на устах. Это было замечательно. Его пальцы массировали голову волшебными, интимными и уютными движениями.
Потом он слегка шлепнул ее, давая понять, что настало время самостоятельно смывать пену, и убрался из ванны. Он вернулся, когда Гейли отодвинула занавеску. На нем были удобные домашние шорты, а ей он принес полотенце и знакомый махровый белый халат.
– Надеюсь, ты не против походить босиком? – спросил он. – У меня нет женских тапок.
Гейли, улыбаясь, завернулась В халат:
– Что ж, я даже рада этому. Брент поправил на ней воротник.
– До сегодняшней ночи я ни с кем не спал в этом доме.
– Верю, Со мной ты тоже спал очень мало.
– Хорошо. До сегодняшней ночи я ни с кем не ложился в эту постель. – Гейли улыбнулась, заглянув ему в глаза и немного застенчиво прикусив губу. – Поторопись и спускайся вниз, договорились? Я готов съесть слона. Мы зажарим яичницу или… Или нет, не так, в морозилке есть несколько бифштексов. В микроволновке они быстро приготовятся, как думаешь?
– Думаю, относительно быстро.
– Бегу.
Через десять минут она находилась в огромной кухне, построенной для настоящих гурманов. Брент резал салат, Гейли достала горячие бифштексы из микроволновой печи. Потом они уселись рядышком на высоких стульях возле кухонного бара и некоторое время молча и торопливо насыщались.
– Может, все-таки расскажешь о себе? – перекусив, попросил Брент.
– Что рассказать?
– Где родилась, кто твои родители, есть ли братья и сестры? Все такое прочее.
Она еле заметно улыбнулась и опустила глаза:
– Родилась далеко отсюда. Единственная дочь. Родители умерли.
Брент бросил на нее быстрый взгляд и мягко сказал:
– Прости.
Она пожала плечами и улыбнулась, как бы говоря: «Все нормально».
– Тому уж более десяти лет. На туристическом теплоходе случился пожар. Семеро пассажиров погибли, среди них были мои мать и отец.
– Наверное, пришлось нелегко.
– Еще как. Они были замечательные. Но наш приходский священник отец Томас – настоящий мудрец. Он утешал меня, говоря, что за семнадцать лет родители дали мне больше любви и заботы, чем иные успевают дать детям за всю долгую жизнь.
– А потом?
– Я училась в колледже. От родителей осталось огромное наследство, дом. Но тягость воспоминаний не давала жить в нашем старом доме, и я поехала доучиваться в Англию. Путешествия были моей детской мечтой, мне не сиделось на месте. Где я только не училась, даже в Париже. Во Франции закончила образование. Там я повстречала Джеффа.
При этих словах Брент взглянул на нее, выгнув бровь:
– Но не Джефф был той единственной любовью, верно?
– Нет.
– Хорошо.
– Почему?
– Сам не знаю. Просто мне приятно. Я верю, что любовь способна преодолеть любые препятствия, но жутко терзаться мыслями о том, что он и ты некогда спали вместе.
– С чего ты взял, что у меня был только один возлюбленный? Может, дюжина или две?
– Чушь, ты не такая.
– Не такая?
Он вновь внимательно и придирчиво оглядел ее, после чего, спокойно улыбаясь, покачал головой:
– Нет, не такая. – И добавил, ласково касаясь ее щеки: – Ты создана для единственного огромного чувства, для глубокой, преданной любви, которая останется с тобой навечно.
– Откуда ты это знаешь? – шепнула Гейли.
– Я знаю, что я это знаю.
Пришла ее очередь проницательно заглянуть в его глаза.
– А вы, мистер Мак-Келли?
– Я долго искал, – бесхитростно отозвался Брент. – Тебя. Всю жизнь искал. Остальное не имеет значения.
Она рассмеялась, но как только их взгляды встретились, смех замер у нее на устах. Он сказал нарочито беззаботно, словно поддразнивал ее. Но за этой игрой ей почудилось чистосердечное признание. Гейли колебалась всего секунду, а потом вдруг призналась:
– Он умер.
– Что?
– Он умер. Тот единственный.
– От чего?
– Ох… от передозировки.
– Это случилось при тебе?
Гейли покачала головой:
– Нет, без меня. Он… – Гейли помолчала, потом, виновато посмотрев на Брента, продолжила: – Он был неплохим художником. Другом Джеффа. Мы жили вместе в Париже. Вдруг он перестал писать и начал пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Брент…
Его мыльная ладонь скользнула между ее ногами.
– Брент… Разве мы только что не…
– М-м. – Он отрицательно покачал головой. – Возможно, со временем, то есть когда мы проживем вместе несколько лет, что-то из всего этого устареет.
– Устареет?!
– Возможно. Но я сомневаюсь. Хотя верю, что потом страсти немного утихнут, но думать об этом сейчас невыносимо. Каждый раз, как только я посмотрю на тебя, все начинается заново. Опять и опять. Разве это не значит, что я теряю голову?
Гейли беспомощно посмотрела на него. Пальцы его мягко шевелились, и она ощущала безнадежную слабость в коленях и блуждающие, неустойчивые язычки пламени в крови, грозившие разлиться по ней сладчайшим желанием.
– Ну? – Он все глубже проникал в нее, гладя и дразня. – Не правда ли, душ – это лучшее место?
– Почему? – едва слышно шепнула она и приподнялась на мысочки, прижимаясь к нему и целуя. Брент поднял Гейли, разводя ее ноги так, чтобы она обвила ими его талию, и, опускаясь на колени, опрокинул на себя.
«Вот оно… эти двое истинно, отчаянно влюбленных и без устали любящих друг друга. – Гейли не отрывалась от поцелуя, а вода падала на них сверху, стекала по лицам. Брент не снижал быстрого, как стаккато, ритма движений. – Так вот оно… вот как влюбляются, вот как переживают общее счастье, вот как забывают обо всем, кроме друг друга, касаются, изучают, познают один другого, изнутри и снаружи…»
Когда она наконец, совершенно обессилев, упала на грудь Брента, то под струями душа узел волос рассыпался. Она смахнула с лица прилипшие пряди. Брент улыбнулся мимолетной бесовской улыбкой, распрямился, насколько позволяло пространство, и, держа Гейли за запястья, помог ей подняться на ноги и поднялся сам.
– Вот видишь?
– Что вижу?
– Я же говорил, что душ – удобнейшее место для любви. Не надо далеко идти, чтобы хорошенько сполоснуться.
– Угу, но раз я в нем, а голова мокрая, не найдется ли у тебя немножко шампуня?
– Слушаю и повинуюсь, – бросил Брент, вылезая из ванны. Он принес флакон и вновь забрался в ванну. Гейли не успела слова сказать, как он нанес шампунь на волосы, – она не любила, чтобы кто-то притрагивался к ее голове, но слова замерли у нее на устах. Это было замечательно. Его пальцы массировали голову волшебными, интимными и уютными движениями.
Потом он слегка шлепнул ее, давая понять, что настало время самостоятельно смывать пену, и убрался из ванны. Он вернулся, когда Гейли отодвинула занавеску. На нем были удобные домашние шорты, а ей он принес полотенце и знакомый махровый белый халат.
– Надеюсь, ты не против походить босиком? – спросил он. – У меня нет женских тапок.
Гейли, улыбаясь, завернулась В халат:
– Что ж, я даже рада этому. Брент поправил на ней воротник.
– До сегодняшней ночи я ни с кем не спал в этом доме.
– Верю, Со мной ты тоже спал очень мало.
– Хорошо. До сегодняшней ночи я ни с кем не ложился в эту постель. – Гейли улыбнулась, заглянув ему в глаза и немного застенчиво прикусив губу. – Поторопись и спускайся вниз, договорились? Я готов съесть слона. Мы зажарим яичницу или… Или нет, не так, в морозилке есть несколько бифштексов. В микроволновке они быстро приготовятся, как думаешь?
– Думаю, относительно быстро.
– Бегу.
Через десять минут она находилась в огромной кухне, построенной для настоящих гурманов. Брент резал салат, Гейли достала горячие бифштексы из микроволновой печи. Потом они уселись рядышком на высоких стульях возле кухонного бара и некоторое время молча и торопливо насыщались.
– Может, все-таки расскажешь о себе? – перекусив, попросил Брент.
– Что рассказать?
– Где родилась, кто твои родители, есть ли братья и сестры? Все такое прочее.
Она еле заметно улыбнулась и опустила глаза:
– Родилась далеко отсюда. Единственная дочь. Родители умерли.
Брент бросил на нее быстрый взгляд и мягко сказал:
– Прости.
Она пожала плечами и улыбнулась, как бы говоря: «Все нормально».
– Тому уж более десяти лет. На туристическом теплоходе случился пожар. Семеро пассажиров погибли, среди них были мои мать и отец.
– Наверное, пришлось нелегко.
– Еще как. Они были замечательные. Но наш приходский священник отец Томас – настоящий мудрец. Он утешал меня, говоря, что за семнадцать лет родители дали мне больше любви и заботы, чем иные успевают дать детям за всю долгую жизнь.
– А потом?
– Я училась в колледже. От родителей осталось огромное наследство, дом. Но тягость воспоминаний не давала жить в нашем старом доме, и я поехала доучиваться в Англию. Путешествия были моей детской мечтой, мне не сиделось на месте. Где я только не училась, даже в Париже. Во Франции закончила образование. Там я повстречала Джеффа.
При этих словах Брент взглянул на нее, выгнув бровь:
– Но не Джефф был той единственной любовью, верно?
– Нет.
– Хорошо.
– Почему?
– Сам не знаю. Просто мне приятно. Я верю, что любовь способна преодолеть любые препятствия, но жутко терзаться мыслями о том, что он и ты некогда спали вместе.
– С чего ты взял, что у меня был только один возлюбленный? Может, дюжина или две?
– Чушь, ты не такая.
– Не такая?
Он вновь внимательно и придирчиво оглядел ее, после чего, спокойно улыбаясь, покачал головой:
– Нет, не такая. – И добавил, ласково касаясь ее щеки: – Ты создана для единственного огромного чувства, для глубокой, преданной любви, которая останется с тобой навечно.
– Откуда ты это знаешь? – шепнула Гейли.
– Я знаю, что я это знаю.
Пришла ее очередь проницательно заглянуть в его глаза.
– А вы, мистер Мак-Келли?
– Я долго искал, – бесхитростно отозвался Брент. – Тебя. Всю жизнь искал. Остальное не имеет значения.
Она рассмеялась, но как только их взгляды встретились, смех замер у нее на устах. Он сказал нарочито беззаботно, словно поддразнивал ее. Но за этой игрой ей почудилось чистосердечное признание. Гейли колебалась всего секунду, а потом вдруг призналась:
– Он умер.
– Что?
– Он умер. Тот единственный.
– От чего?
– Ох… от передозировки.
– Это случилось при тебе?
Гейли покачала головой:
– Нет, без меня. Он… – Гейли помолчала, потом, виновато посмотрев на Брента, продолжила: – Он был неплохим художником. Другом Джеффа. Мы жили вместе в Париже. Вдруг он перестал писать и начал пить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86