Мне казалось, что я смогу здесь утвердиться и остаться навсегда. — Он набрал в легкие воздуха и с шумом выдохнул.
Ей вдруг захотелось идти с ним совсем рядом, чтобы можно было положить голову ему на плечо. Она подавила этот порыв, напомнив себе, что он граф Уиверн.
— Дома никакого не оказалось, — сказал он. — Его просто не было. Нигде. Для меня нигде не нашлось места. Я везде был чужим.
— Твой дедушка… — начала было она.
— Нет, — перебил он.
Она вспомнила красивого, высокомерного, самоуверенного юношу, который приехал из Англии на похороны матери и держался как настоящий англичанин.
— Марджед, — сказал он, — хотя, конечно, теперь поздно извиняться, но я сожалею о том, что произошло. Глубоко сожалею. Я, не подумав, решил добиться тебя силой, того утешения, которое, как мне казалось без всякой на то причины, ты сама мне предложила. Но я действительно тебя любил. Ты продолжала оставаться моим чудесным другом. Я так и назвал тебя, рассказывая своей матери о том дне, когда ты подружилась со мной и угостила меня ягодами. Ты помнишь?
Она сглотнула, подавив слезы.
— Да, — последовал ответ.
Он остановился и повернулся к ней.
— И за это тоже прости, — сказал он, приподняв ее руку, но так и не отпустив. — Я похитил тебя и заставил выслушивать жалостливые излияния. Вообще-то мне не свойственно жаловаться, Марджед. Просто тебе не повезло, что ты подвернулась мне под руку. Можешь послать меня к черту — там мне самое место, — чуть заметно улыбнулся он.
Да, она должна это сделать, подумала Марджед, прикусив нижнюю губу. Он больше не Герейнт. Он граф Уиверн. «Почему ты не обратил внимания на мои мольбы помочь Юрвину? — хотелось ей спросить. — Почему ты тогда забыл о нашей чудесной дружбе?» Но ей вовсе не хотелось услышать ответ.
Во всяком случае, не сейчас. Она пребывала в слишком большом смятении и расстройстве.
— Пошли, — сказал он, отпустив ее пальцы, но при этом продев ее руку себе под локоть. — Я провожу тебя домой.
У нее готово было сорваться с языка, что она и так зашла с ним далеко. Чересчур далеко. Она сама прекрасно дойдет домой. Но и этого она не смогла произнести. Она и не предполагала, что ненависть такое сильное чувство. Совсем как любовь. Иногда одно нельзя было отличить от другого. Возможно, если бы она не любила его когда-то, то потом не смогла бы возненавидеть. Она просто невзлюбила бы его и презирала.
Сердце ныло от ненависти и от воспоминаний о любви. Несколько минут они шли молча, вернувшись на тропу, которая вела вниз к Тайгуину. Тут она почувствовала возмущение. Ей двадцать шесть лет. Она уже не девочка, чтобы испытывать такое смятение чувств. Она теперь любит Ребекку — или человека в маске Ребекки. Хоть это и маловероятно, но все же могло случиться так, что сейчас она носит его ребенка. Когда любишь одного человека, не годится чувствовать нежность к другому. Особенно когда этот другой даже не достоин симпатии или уважения.
И все же Герейнт существовал в ее жизни всегда. И до сих пор, как видно, существует. Всегда, все годы, что она была замужем за Юрвином, все годы, что она любила мужа, существовал Герейнт. А теперь появился Ребекка — хотя в их отношениях не было ни настоящего, ни будущего, только прошлое, — а вместе с ним страстное, всепоглощающее чувство, но все равно даже сейчас Герейнт продолжал жить в ее сердце.
— Скоро нужно будет сеять, — наконец заговорил он так, как подобало графу Уиверну: отстраненно, высокомерно, довольно холодно. — И вывозить известь на поля. Тебе нужна помощь, Марджед? Может, мне прислать пару человек с фермы?
Она почувствовала долгожданный приступ гнева, который принес ей хоть какое-то удовлетворение. Но в первую очередь она испытывала гнев. Когда-то у нее был помощник. У нее был собственный мужчина. Но она лишилась его по вине графа Уиверна.
— Нет, спасибо, — холодно ответила она. — У меня есть помощник. Я наняла Уолдо Парри поработать на ферме.
— Вот как? — спросил он. — Я рад, Марджед. А то, когда я увидел, как ты собираешь камни в поле, у меня создалось впечатление, что у тебя нет средств нанять работника.
Как он смел!
— У меня есть средства выплачивать ренту каждый год, — сказала она, — и церковную десятину. Сколько у меня после этого остается денег и как я их трачу, касается только меня, милорд.
— Согласен, — сказал он, и они прошли молча какое-то расстояние. Но Герейнт не собирался заканчивать на этом разговор. — Марджед, — произнес он, когда они оказались совсем рядом с Тайгуином, — мне бы не хотелось, чтобы ты потеряла своего помощника еще до того, как он начнет работать на тебя. Если Уолдо Парри или любой другой твой знакомый замешан в делах Ребекки, тебе стоило бы предупредить их, что я уже вышел на их след. Скоро вся эта глупая заваруха закончится. Это лишь вопрос времени.
— И милости им ждать не приходится, — сказала она. — Я знаю. Но тебе не заставить меня дрожать от страха, Герейнт Пендерин. Если бы я знала кого-нибудь из сторонников Ребекки, я бы посоветовала им продолжать начатое. Возможно, я бы даже сама присоединилась к ним. И возможно, я бы увидела в Ребекке героя, достойного уважения и восхищения. За таким можно пойти куда угодно.
Ее не волновало, что она так откровенна в своих речах. В прошлый раз она дала себе обещание, что не позволит ему играть с ней в кошки-мышки.
— Он преступник, Марджед, — сказал Герейнт. Они остановились возле ворот, и он смотрел на нее холодными голубыми глазами, которые совсем недавно были такими красивыми и полными слез. — Ему никогда не победить.
— Иногда, — она чуть наклонилась вперед и посмотрела прямо ему в глаза, — люди, будь то мужчины или женщины, предпочитают вести безнадежную битву, чем вообще не сражаться. Иногда самое худшее, что может произойти с человеком, это потеря самоуважения или души. Не угрожайте мне, милорд, и не пытайтесь заставить меня побежать в трусливой панике предупреждать всех, кого я знаю, из участников походов Ребекки. Не тратьте понапрасну время.
Он медленно кивнул, не сводя с нее глаз.
— Да, — сказал он, — это очевидно. Тогда будь осторожна. Побереги себя, чтобы не получилось так, как той ночью, когда ты высыпала золу мне на кровать и облила ее водой. В тот раз я тебя поймал, помнишь?
Она только что сказала, что ему не заставить ее дрожать от страха. Но страх сковал ее, когда он взял ее правую руку, поднес к губам и поцеловал ладонь, как проделал прошлый раз. Он знал. Не о золе, разумеется. Он знал о том, что она принимала участие в походах Ребекки. Он предупреждал, что может поймать ее так же легко, как в ту ночь. И что, когда поймает, то не станет ей помогать.
А может, он предупреждал ее в надежде, что она послушается и тогда не придется ее ловить и наказывать? Может быть, он таким способом давал ей понять, что когда-то был к ней неравнодушен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Ей вдруг захотелось идти с ним совсем рядом, чтобы можно было положить голову ему на плечо. Она подавила этот порыв, напомнив себе, что он граф Уиверн.
— Дома никакого не оказалось, — сказал он. — Его просто не было. Нигде. Для меня нигде не нашлось места. Я везде был чужим.
— Твой дедушка… — начала было она.
— Нет, — перебил он.
Она вспомнила красивого, высокомерного, самоуверенного юношу, который приехал из Англии на похороны матери и держался как настоящий англичанин.
— Марджед, — сказал он, — хотя, конечно, теперь поздно извиняться, но я сожалею о том, что произошло. Глубоко сожалею. Я, не подумав, решил добиться тебя силой, того утешения, которое, как мне казалось без всякой на то причины, ты сама мне предложила. Но я действительно тебя любил. Ты продолжала оставаться моим чудесным другом. Я так и назвал тебя, рассказывая своей матери о том дне, когда ты подружилась со мной и угостила меня ягодами. Ты помнишь?
Она сглотнула, подавив слезы.
— Да, — последовал ответ.
Он остановился и повернулся к ней.
— И за это тоже прости, — сказал он, приподняв ее руку, но так и не отпустив. — Я похитил тебя и заставил выслушивать жалостливые излияния. Вообще-то мне не свойственно жаловаться, Марджед. Просто тебе не повезло, что ты подвернулась мне под руку. Можешь послать меня к черту — там мне самое место, — чуть заметно улыбнулся он.
Да, она должна это сделать, подумала Марджед, прикусив нижнюю губу. Он больше не Герейнт. Он граф Уиверн. «Почему ты не обратил внимания на мои мольбы помочь Юрвину? — хотелось ей спросить. — Почему ты тогда забыл о нашей чудесной дружбе?» Но ей вовсе не хотелось услышать ответ.
Во всяком случае, не сейчас. Она пребывала в слишком большом смятении и расстройстве.
— Пошли, — сказал он, отпустив ее пальцы, но при этом продев ее руку себе под локоть. — Я провожу тебя домой.
У нее готово было сорваться с языка, что она и так зашла с ним далеко. Чересчур далеко. Она сама прекрасно дойдет домой. Но и этого она не смогла произнести. Она и не предполагала, что ненависть такое сильное чувство. Совсем как любовь. Иногда одно нельзя было отличить от другого. Возможно, если бы она не любила его когда-то, то потом не смогла бы возненавидеть. Она просто невзлюбила бы его и презирала.
Сердце ныло от ненависти и от воспоминаний о любви. Несколько минут они шли молча, вернувшись на тропу, которая вела вниз к Тайгуину. Тут она почувствовала возмущение. Ей двадцать шесть лет. Она уже не девочка, чтобы испытывать такое смятение чувств. Она теперь любит Ребекку — или человека в маске Ребекки. Хоть это и маловероятно, но все же могло случиться так, что сейчас она носит его ребенка. Когда любишь одного человека, не годится чувствовать нежность к другому. Особенно когда этот другой даже не достоин симпатии или уважения.
И все же Герейнт существовал в ее жизни всегда. И до сих пор, как видно, существует. Всегда, все годы, что она была замужем за Юрвином, все годы, что она любила мужа, существовал Герейнт. А теперь появился Ребекка — хотя в их отношениях не было ни настоящего, ни будущего, только прошлое, — а вместе с ним страстное, всепоглощающее чувство, но все равно даже сейчас Герейнт продолжал жить в ее сердце.
— Скоро нужно будет сеять, — наконец заговорил он так, как подобало графу Уиверну: отстраненно, высокомерно, довольно холодно. — И вывозить известь на поля. Тебе нужна помощь, Марджед? Может, мне прислать пару человек с фермы?
Она почувствовала долгожданный приступ гнева, который принес ей хоть какое-то удовлетворение. Но в первую очередь она испытывала гнев. Когда-то у нее был помощник. У нее был собственный мужчина. Но она лишилась его по вине графа Уиверна.
— Нет, спасибо, — холодно ответила она. — У меня есть помощник. Я наняла Уолдо Парри поработать на ферме.
— Вот как? — спросил он. — Я рад, Марджед. А то, когда я увидел, как ты собираешь камни в поле, у меня создалось впечатление, что у тебя нет средств нанять работника.
Как он смел!
— У меня есть средства выплачивать ренту каждый год, — сказала она, — и церковную десятину. Сколько у меня после этого остается денег и как я их трачу, касается только меня, милорд.
— Согласен, — сказал он, и они прошли молча какое-то расстояние. Но Герейнт не собирался заканчивать на этом разговор. — Марджед, — произнес он, когда они оказались совсем рядом с Тайгуином, — мне бы не хотелось, чтобы ты потеряла своего помощника еще до того, как он начнет работать на тебя. Если Уолдо Парри или любой другой твой знакомый замешан в делах Ребекки, тебе стоило бы предупредить их, что я уже вышел на их след. Скоро вся эта глупая заваруха закончится. Это лишь вопрос времени.
— И милости им ждать не приходится, — сказала она. — Я знаю. Но тебе не заставить меня дрожать от страха, Герейнт Пендерин. Если бы я знала кого-нибудь из сторонников Ребекки, я бы посоветовала им продолжать начатое. Возможно, я бы даже сама присоединилась к ним. И возможно, я бы увидела в Ребекке героя, достойного уважения и восхищения. За таким можно пойти куда угодно.
Ее не волновало, что она так откровенна в своих речах. В прошлый раз она дала себе обещание, что не позволит ему играть с ней в кошки-мышки.
— Он преступник, Марджед, — сказал Герейнт. Они остановились возле ворот, и он смотрел на нее холодными голубыми глазами, которые совсем недавно были такими красивыми и полными слез. — Ему никогда не победить.
— Иногда, — она чуть наклонилась вперед и посмотрела прямо ему в глаза, — люди, будь то мужчины или женщины, предпочитают вести безнадежную битву, чем вообще не сражаться. Иногда самое худшее, что может произойти с человеком, это потеря самоуважения или души. Не угрожайте мне, милорд, и не пытайтесь заставить меня побежать в трусливой панике предупреждать всех, кого я знаю, из участников походов Ребекки. Не тратьте понапрасну время.
Он медленно кивнул, не сводя с нее глаз.
— Да, — сказал он, — это очевидно. Тогда будь осторожна. Побереги себя, чтобы не получилось так, как той ночью, когда ты высыпала золу мне на кровать и облила ее водой. В тот раз я тебя поймал, помнишь?
Она только что сказала, что ему не заставить ее дрожать от страха. Но страх сковал ее, когда он взял ее правую руку, поднес к губам и поцеловал ладонь, как проделал прошлый раз. Он знал. Не о золе, разумеется. Он знал о том, что она принимала участие в походах Ребекки. Он предупреждал, что может поймать ее так же легко, как в ту ночь. И что, когда поймает, то не станет ей помогать.
А может, он предупреждал ее в надежде, что она послушается и тогда не придется ее ловить и наказывать? Может быть, он таким способом давал ей понять, что когда-то был к ней неравнодушен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89