– Я об этом думал, – ответил поручик, – но тут дело довольно-таки ясное. Ведь Войцеховские – химики. В подвале виллы у них прекрасно оборудованная лаборатория. Изготовить в ней четверть грамма цианистого калия не составит особого труда. Такими же возможностями располагает и профессор Бадович. О Лепато не приходится и говорить. Артисточка, пожалуй, для этого слишком глупа.
– Ну, если ты, офицер милиции, ведущий следствие, считаешь ее глупой, значит, она достаточно умна. Но причастна ли она к отравлению, покажет будущее. А пока надо проверить, имела ли она доступ к яду. Вполне возможно, что она могла достать его у Лехновича.
– У Лехновича?
– А почему нет? Он ведь тоже химик. Изготовление цианистого калия не составляло для него ни тайны, ни трудностей.
– Но он не дал бы ей яда.
– Почему? Ей ничего не стоило придумать, скажем, какую-нибудь байку о том, что надо травить крыс. И для убедительности использовала какое-то количество яда, а остальное приберегла для своего жениха. В такого рода историях следует принимать в расчет разные варианты.
– Слушаюсь, я проверю.
– Ну и ладно. А теперь приготовь все для ведения протокола. Скоро десять.
Профессор Бадович гневался только по телефону. В управлении спесь с него сразу спала. Он не упоминал больше о материальной компенсации и возвращении домой. Сведения о себе излагал тихим, спокойным голосом, за которым чувствовалось, однако, скрытое волнение.
– Вы, профессор, на предварительном опросе дали нам свои показания. К сожалению, в них, как, впрочем, и в показаниях других участников трагического события, просматривается немало несоответствий, – начал допрос полковник. – Мы хотим предоставить вам возможность уточнить ваши первичные показания. Вы, конечно, понимаете, что следствие по делу об убийстве – дело неординарное. Шутки здесь неуместны. Итак, я вас слушаю.
– В основе своей мои показания абсолютно достоверны, – возразил Бадович. – Я и сейчас их подтверждаю в полном объеме. В карты я действительно играл за другим столом и ссору слышал только краем уха. В соседнюю комнату я вышел, когда Лехнович был уже мертв или, во всяком случае, при смерти.
– А все остальное?
– Что – остальное? Мои лестные отзывы о Лехновиче? Что делать – такова традиция. О мертвых плохо не говорят. Разве вам доводилось читать хотя бы один некролог, в котором вместо: «Неоценимый, самоотверженный и знающий свое дело работник, чистой души человек» было написано: «С удовлетворением сообщаем о смерти имярек, наконец-то наш коллектив избавился от лентяя и дебошира» или «С душевной радостью встретила смерть своего пьяницы-мужа счастливая вдова».
При одной мысли о такого рода некрологе сидевший за машинкой поручик едва не прыснул со смеху. Полковник, в свою очередь, вынужден был про себя признать, что имеет дело с незаурядным противником, и поэтому решил говорить с ним жестко.
– Вы прекрасно понимаете, что в случае, когда речь идет об убийстве, подобного рода условностям не место.
– Давая первые свои показания, – профессор усмехнулся, – я находился под впечатлением заверений некоего известного кардиолога, что смерть Лехновича – классический случай инфаркта. У меня не было ни малейших оснований подвергать сомнению заключение врача. Надеюсь, вы не предполагаете, что я с самого начала знал правду? Ведь правду знал только убийца. Надеюсь, в убийстве вы меня не подозреваете?
– Подозреваются все, находившиеся в тот вечер на вилле Войцеховских. А у вас имелись серьезные мотивы разделаться с Лехновичем, – решил пустить пробный шар полковник.
Бадович остался спокоен.
– Тот факт, что вам известно о нашей ссоре с Лехновичем, – ответил он, – лишь упрощает дело Действительно, доцент совершил по отношению ко мне беспрецедентную подлость, но это отнюдь не по вод для убийства. Дать по физиономии этому мерзавцу или привлечь его к ответу на президиуме Академии наук – это еще куда ни шло. В конце концов. потеря для меня десяти – пятнадцати тысяч злотых не так уж страшна.
– В нашей практике встречаются случаи, когда убивают и за меньшие суммы, – не отступал полковник.
– Свою репутацию я защитил. К счастью, у меня имелись письменные доказательства того, что я просто-напросто был введен в заблуждение. А вот Лехнович, эта «восходящая звезда польской химии», действительно рисковал всей своей карьерой.
– Жажда мести порой лишает человека рассудка.
– Я не отношусь к категории людей, легко теряющих рассудок.
– Попрошу вас подробнее рассказать всю эту историю.
– К чему, если она вам известна?
– Известна, но не из ваших уст. Кроме тою, я считаю необходимым ее запротоколировать.
– Как вам будет угодно, – согласился Бадович. – Дело обстояло следующим образом. Силезский политехнический институт издавна сотрудничает со многими промышленными предприятиями. В том числе и с химическим заводом в Освенциме. За выполненные исследовательские работы институт выставляет счета, а специалисты, занятые выполнением этих работ, соответственно получают дополнительно надбавку к заработной плате или премии. Причем нередко вознаграждение они получают непосредственно от предприятий. Одним словом, формы оплаты практикуются разные. Но все сотрудники, конечно, заинтересованы в таких дополнительных заработках.
– Естественно, – согласился полковник.
– Более года назад мы, то есть возглавляемый мною коллектив, получили заказ от химического завода в Освенциме. Работа предстояла серьезная, а главное – интересная. Не стану здесь говорить, к чему она сводилась, ибо это не имеет отношения к следствию. Да и вообще речь идет о проблемах чисто научных и сугубо специальных. Скажу только, что на решение их требовался по меньшей мере год, а то и значительно больше. Завод спешил, да и мы были заинтересованы в скорейшем получении итоговой формулы. Я знал, что подобная проблема исследуется также институтом химии ПАН в Варшаве. Работал над ней Лехнович со своими сотрудниками.
– И тоже для Освенцима?
– Нет, они эту работу делали для Полиц или Дольного Бжега. Точно не знаю, меня это не интересовало. В целях ускорения работы я предложил доценту сотрудничество и взаимный обмен результатами экспериментов. Часть исследований должны были делать мы у себя в институте, а часть – они в Варшаве. Таким образом, и для них и для нас это упрощало работу и позволяло избежать дублирования в проведении многих экспериментов.
Различия в нашей работе составляли не более четверти. Все остальное было идентично. Вам не нужно объяснять, полковник, какой получался выигрыш во времени.
– По меньшей мере раза в два, – согласился полковник.
– Ну, может быть, не в два, но, во всяком случае, значительный. Мы добросовестно передали все результаты наших исследований в Варшаву, они прислали нам свои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42