А тот реагировал на его слова, как бык на красную тряпку. Начал огрызаться, швырять на стол карты. Я только до сих пор не могу понять, почему он назвал Стаха доносчиком?
– Наверное, в гневе выкрикнул первое, что пришло на ум. – Поручик сделал вид, что не придает значения этой детали. Никто из ранее допрошенных об этом не упоминал.
– Мы так мило с вами беседуем, – проговорил он, – я с искренним сожалением думаю о предстоящем прощании. Но, с другой стороны, прекрасно понимаю, для вас время дорого. В студии вас, вероятно, уже заждались.
Мариола взглянула на часы.
– На сегодняшние съемки я уже опоздала. Ох, и попадет же мне от режиссера! Ну да ладно.
– Простите меня бога ради и большое вам спасибо. Еще одна только маленькая формальность – надо подписать протокол.
Мариола взяла протянутую шариковую ручку.
– Прошу вас подписать разборчиво, подлинным именем, согласно паспорту.
– Ах, – вздохнула Мариола Бовери, – как я ненавижу этого Сковронека . Ну, посудите сами, можно ли сделать артистическую карьеру с такой фамилией. Представляете себе – афиша: «…в главной роли Мария Сковронек». Ужас!
– Зато «Мариола Бовери» звучит вполне пристойно. И весьма оригинально, – как мог изощрялся в галантности поручик.
Пани Мариола все принимала за чистую монету.
– Если я вам еще понадоблюсь, буду рада увидеться с таким милым офицером. Возможно, вам удобнее где-нибудь в городе? Но тогда поторопитесь, потому что мой импресарио сейчас заканчивает переговоры с одной иностранной кинофирмой Вероятно, придется надолго уехать: меня непременно хотят занять сразу в нескольких фильмах.
– В ФРГ?
– Возможно… Но сначала все-таки Париж и Рим. Не знаю, как мне удастся везде успеть. Но что делать…
– Как я вам завидую!
– Ах, всюду одна и та же каторга. А найти по-настоящему интеллигентного режиссера теперь так трудно!
После ухода актрисы поручик отправился с докладом к полковнику, но секретарша сказала, что «старик» уехал в министерство и сегодня, вероятно, его не будет. Межеевский привел в порядок материалы дела и отправился в кафе.
Ровно в пять он сидел в «Данусе». Несколькими минутами позже появился инженер Закшевский. Он внимательно выслушал рассказ поручика. Межеевский не стал посвящать товарища во все детали, лишь сказал, что ведет следствие по делу о смерти Лехновича, который якобы сделал какое-то сенсационное открытие в области полимеров. Закшевский был искренне удивлен.
– Я ничего об этом не слышал, хотя работал вместе с Лехновичем над одной и той же темой. Ты, часом, ничего не путаешь? Как говорится, слышал звон, да не знаешь, где он.
– Да ничего я не путаю, – обиделся поручик. – Если говорю, значит, знаю.
– Наш институт вообще не занимается полимерами. Над ними работает кафедра полимеров Политехнического института.
– Ну и что? Лехнович вполне мог заниматься этой проблемой частным порядком. В нерабочее время. Или вообще дома.
– Ну да, конечно… И в пробирке или в кухонной кастрюле на спиртовке сделал эпохальное открытие… – рассмеялся Закшевский. – Времена таких чудес, брат, давно миновали. Теперь, чтобы сделать какое-нибудь открытие, нужна хорошая лаборатория со сложным специальным оборудованием и множеством помощников и лаборантов. Требуется провести тысячи, а то и десятки тысяч опытов, прежде чем получишь нужный результат. Не обойтись тут и без современных компьютеров.
– И тем не менее я не ошибаюсь. Из вполне достоверного источника мне стало известно, что Лехнович создал какой-то совершенно уникальный полимер. По твердости превосходит сталь, по тугоплавкости – ванадий или тантал и поддается формовке легче, чем глина.
– Абсурд какой-то! – Закшевский пожал плечами.
– И все-таки я попрошу тебя навести справки в своем институте, поговори с людьми.
– Ты хочешь выставить меня идиотом?
– Не горячись, старик.
– Да как же не горячиться? Это все равно что спросить в пекарне, не изготовляют ли они колбасу.
– И тем не менее я прошу тебя об этом одолжении.
– Вечно ты меня эксплуатируешь. Ну ладно, сделаю, но в последний раз. Постараюсь узнать, кто в Варшаве занимается полимерами, и попробую с ними связаться – может быть, они что-нибудь знают. Хотя вообще-то полимеры не моя специальность, но кое-что из этой области старик Войцеховский сумел вбить мне в голову.
– Лехнович прежде был учеником, а затем и ассистентом у Войцеховского. У него защищал диссертацию.
– Ну, тогда он наверняка разбирался в полимерах. Но ведь все это было, как я могу судить, лет десять назад. А по нынешним временам десять лет в науке – это гораздо– больше, чем три века в прошлом. Лехнович же десять последних лет работал в нашем институте и совершенно не был связан с полимерами. Ну, – Закшевский взглянул на часы, – мне пора. Завтра, возможно, я что-нибудь сообщу тебе. Позвоню по телефону часа в два.
ГЛАВА IX. Где взят цианистый калий?
– Да, забыл тебе сказать, – проговорил полковник, выслушав отчет Межеевского о проделанной работе, – я просил сегодня прийти Кристину Ясенчак, а профессор Анджей Бадович из Гливиц сам позвонил мне.
– Что, хочет дать показания?
– Нет. Довольно ехидным голосом спросил, сколько месяцев ему придется торчать в Варшаве, продлит ли милиция ему командировку и не оплатит ли расходы на питание и гостиницу?
– И что ж вы ему ответили?
– Ответил, что пребывание в столице доставляет ему, очевидно, удовольствие, поскольку он не спешит зайти к нам. Оплачивать же чьи-то удовольствия мы не намерены. Все, кому было нужно, давно уже посетили нас, уладили свои дела и даже выехали за границу. Если профессор решил ждать официального вызова, то он его получит, когда дойдет до него очередь.
– И он, конечно, сразу скис?
– Во всяком случае, сказал, что готов явиться хоть сейчас. Я назначил с ним встречу на десять часов. Будем принимать его вдвоем.
– А доктора Ясенчака вы не вызвали?
– Пока нет. Пусть еще немного созреет. На сегодняшний день он все-таки один из тех, у кого были наиболее серьезные мотивы убить Лехновича. Выставить человека на всеобщее осмеяние – это, пожалуй, лучший способ сделать его своим смертельным врагом. А Лехнович довольно жестоко посмеялся над доктором. Если даже не все, что рассказала нам пани Бовери о жене Ясенчака, соответствует действительности, мотивы для мести все-таки остаются.
– Но ведь с тех пор прошло много лет, события тех дней давно изгладились из памяти.
– А из сердца доктора?
– Трудно сказать, – признался поручик.
– Мы в ходе следствия упустили с тобой из виду одну важную деталь, – продолжал полковник. – Тебе надо будет срочно этим заняться.
– Слушаю вас?
– Яд. Как-никак цианистый калий на улице не валяется и его не купишь в первом попавшемся киоске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Наверное, в гневе выкрикнул первое, что пришло на ум. – Поручик сделал вид, что не придает значения этой детали. Никто из ранее допрошенных об этом не упоминал.
– Мы так мило с вами беседуем, – проговорил он, – я с искренним сожалением думаю о предстоящем прощании. Но, с другой стороны, прекрасно понимаю, для вас время дорого. В студии вас, вероятно, уже заждались.
Мариола взглянула на часы.
– На сегодняшние съемки я уже опоздала. Ох, и попадет же мне от режиссера! Ну да ладно.
– Простите меня бога ради и большое вам спасибо. Еще одна только маленькая формальность – надо подписать протокол.
Мариола взяла протянутую шариковую ручку.
– Прошу вас подписать разборчиво, подлинным именем, согласно паспорту.
– Ах, – вздохнула Мариола Бовери, – как я ненавижу этого Сковронека . Ну, посудите сами, можно ли сделать артистическую карьеру с такой фамилией. Представляете себе – афиша: «…в главной роли Мария Сковронек». Ужас!
– Зато «Мариола Бовери» звучит вполне пристойно. И весьма оригинально, – как мог изощрялся в галантности поручик.
Пани Мариола все принимала за чистую монету.
– Если я вам еще понадоблюсь, буду рада увидеться с таким милым офицером. Возможно, вам удобнее где-нибудь в городе? Но тогда поторопитесь, потому что мой импресарио сейчас заканчивает переговоры с одной иностранной кинофирмой Вероятно, придется надолго уехать: меня непременно хотят занять сразу в нескольких фильмах.
– В ФРГ?
– Возможно… Но сначала все-таки Париж и Рим. Не знаю, как мне удастся везде успеть. Но что делать…
– Как я вам завидую!
– Ах, всюду одна и та же каторга. А найти по-настоящему интеллигентного режиссера теперь так трудно!
После ухода актрисы поручик отправился с докладом к полковнику, но секретарша сказала, что «старик» уехал в министерство и сегодня, вероятно, его не будет. Межеевский привел в порядок материалы дела и отправился в кафе.
Ровно в пять он сидел в «Данусе». Несколькими минутами позже появился инженер Закшевский. Он внимательно выслушал рассказ поручика. Межеевский не стал посвящать товарища во все детали, лишь сказал, что ведет следствие по делу о смерти Лехновича, который якобы сделал какое-то сенсационное открытие в области полимеров. Закшевский был искренне удивлен.
– Я ничего об этом не слышал, хотя работал вместе с Лехновичем над одной и той же темой. Ты, часом, ничего не путаешь? Как говорится, слышал звон, да не знаешь, где он.
– Да ничего я не путаю, – обиделся поручик. – Если говорю, значит, знаю.
– Наш институт вообще не занимается полимерами. Над ними работает кафедра полимеров Политехнического института.
– Ну и что? Лехнович вполне мог заниматься этой проблемой частным порядком. В нерабочее время. Или вообще дома.
– Ну да, конечно… И в пробирке или в кухонной кастрюле на спиртовке сделал эпохальное открытие… – рассмеялся Закшевский. – Времена таких чудес, брат, давно миновали. Теперь, чтобы сделать какое-нибудь открытие, нужна хорошая лаборатория со сложным специальным оборудованием и множеством помощников и лаборантов. Требуется провести тысячи, а то и десятки тысяч опытов, прежде чем получишь нужный результат. Не обойтись тут и без современных компьютеров.
– И тем не менее я не ошибаюсь. Из вполне достоверного источника мне стало известно, что Лехнович создал какой-то совершенно уникальный полимер. По твердости превосходит сталь, по тугоплавкости – ванадий или тантал и поддается формовке легче, чем глина.
– Абсурд какой-то! – Закшевский пожал плечами.
– И все-таки я попрошу тебя навести справки в своем институте, поговори с людьми.
– Ты хочешь выставить меня идиотом?
– Не горячись, старик.
– Да как же не горячиться? Это все равно что спросить в пекарне, не изготовляют ли они колбасу.
– И тем не менее я прошу тебя об этом одолжении.
– Вечно ты меня эксплуатируешь. Ну ладно, сделаю, но в последний раз. Постараюсь узнать, кто в Варшаве занимается полимерами, и попробую с ними связаться – может быть, они что-нибудь знают. Хотя вообще-то полимеры не моя специальность, но кое-что из этой области старик Войцеховский сумел вбить мне в голову.
– Лехнович прежде был учеником, а затем и ассистентом у Войцеховского. У него защищал диссертацию.
– Ну, тогда он наверняка разбирался в полимерах. Но ведь все это было, как я могу судить, лет десять назад. А по нынешним временам десять лет в науке – это гораздо– больше, чем три века в прошлом. Лехнович же десять последних лет работал в нашем институте и совершенно не был связан с полимерами. Ну, – Закшевский взглянул на часы, – мне пора. Завтра, возможно, я что-нибудь сообщу тебе. Позвоню по телефону часа в два.
ГЛАВА IX. Где взят цианистый калий?
– Да, забыл тебе сказать, – проговорил полковник, выслушав отчет Межеевского о проделанной работе, – я просил сегодня прийти Кристину Ясенчак, а профессор Анджей Бадович из Гливиц сам позвонил мне.
– Что, хочет дать показания?
– Нет. Довольно ехидным голосом спросил, сколько месяцев ему придется торчать в Варшаве, продлит ли милиция ему командировку и не оплатит ли расходы на питание и гостиницу?
– И что ж вы ему ответили?
– Ответил, что пребывание в столице доставляет ему, очевидно, удовольствие, поскольку он не спешит зайти к нам. Оплачивать же чьи-то удовольствия мы не намерены. Все, кому было нужно, давно уже посетили нас, уладили свои дела и даже выехали за границу. Если профессор решил ждать официального вызова, то он его получит, когда дойдет до него очередь.
– И он, конечно, сразу скис?
– Во всяком случае, сказал, что готов явиться хоть сейчас. Я назначил с ним встречу на десять часов. Будем принимать его вдвоем.
– А доктора Ясенчака вы не вызвали?
– Пока нет. Пусть еще немного созреет. На сегодняшний день он все-таки один из тех, у кого были наиболее серьезные мотивы убить Лехновича. Выставить человека на всеобщее осмеяние – это, пожалуй, лучший способ сделать его своим смертельным врагом. А Лехнович довольно жестоко посмеялся над доктором. Если даже не все, что рассказала нам пани Бовери о жене Ясенчака, соответствует действительности, мотивы для мести все-таки остаются.
– Но ведь с тех пор прошло много лет, события тех дней давно изгладились из памяти.
– А из сердца доктора?
– Трудно сказать, – признался поручик.
– Мы в ходе следствия упустили с тобой из виду одну важную деталь, – продолжал полковник. – Тебе надо будет срочно этим заняться.
– Слушаю вас?
– Яд. Как-никак цианистый калий на улице не валяется и его не купишь в первом попавшемся киоске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42