Дзебу увидел, что сампан, на который они недавно напали, упал набок, пылая от носа до кормы. Бедные лошади, подумал он. Мунетоки был вне себя от дикого восторга. Теперь, когда они были уже вне досягаемости для выстрелов с монгольских кораблей, все стали болтать и смеяться, ощутив то опьяняющее чувство облегчения, которое бывает у людей, подвергавшихся смертельной опасности и уцелевших.
Сакагура снова подошел к ним, расталкивая воинов. Одной рукой он поднимал за заплетенные в косу волосы отрубленную голову, в другой держал прямоугольную бронзовую табличку на золотой цепочке.
- Наконец я добыл главнокомандующего! - с радостным смехом объявил он. - Это ведь табличка командующего?
- Это был сотник, - ответил Дзебу, осмотрев табличку, и, чтобы смягчить удар, нанесённый гордости Сакагуры, добавил: - Конечно, это был наивысший по званию командир на том корабле.
- Я ещё добуду главного! - воскликнул Сакагура. - На днях я убью самого Аргуна Багадура!
Он усмехнулся и засунул цепочку за пояс, потом поклонился Мунетоки.
- Понравилась ли вылазка вашей светлости?
- Я жалею лишь о том, что она закончилась, - сказал Мунетоки, - и хотел бы делать это каждую ночь, как вы. Я в долгу перед вами, капитан!
Сакагура поклонился.
- Простите меня за дерзость, ваша светлость, но я надеюсь, что вы не забудете меня. Я взялся за оружие, когда меня призвали к этому, я сражался, не жалея сил, много раз рисковал жизнью и убил много врагов. И еще надеюсь совершить намного больше в этой войне!
- Ваши подвиги и признанная всеми храбрость хорошо известны, капитан, - ответил Мунетоки уже более холодным тоном. Сакагуру это ничуть не смутило. Старший сын Моко лицом был похож на отца, но без его близко поставленных глаз и плохих зубов. Без этих недостатков те же черты лица стали красивыми. Теперь ему было двадцать три года. Он родился в тот год, когда Дзебу и Юкио уехали в Китай и взяли Моко с собой, и потому ни разу не видел отца до семилетнего возраста. Несмотря на это, он явно унаследовал от Моко его красноречие и ум. Но в характере Сакагуры были и другие черты, может быть, общие для всех самураев в первом поколении, - дерзкая отвага, честолюбие и привычка хвалиться своими подвигами.
- Простите, пожалуйста, ваша светлость, - настаивал капитан, - но мы, кто выходит на вылазку каждую ночь, как хотели бы выходить вы, надеемся, что бакуфу щедро наградит нас землями, дающими рис, должностями и званиями, когда всё это кончится.
На этом он вежливо откланялся, потому что галера уже приближалась к пристани Хакосаки. Вокруг неё на каменных набережных и деревянных причалах собралась толпа. Сакагура стоял на носу «Летящего Пера» и держал в высоко поднятой руке голову монгольского сотника. Толпа криками приветствовала капитана. Мунетоки смотрел на него, озабоченно сдвинув брови, пока галера подплывала к освещенной факелами пристани.
- У кого мы можем отобрать рисовые поля, должности или почётные звания, чтобы дать их ему и таким, как он? - наконец сказал регент Дзебу. - Победить в этой войне - значит прогнать монголов, а не завоевать новые земли. Если таких, кто думает как он, много, это может стать опасным…
«Тебе лучше начать думать об этом сейчас, - подумал Дзебу, - после войны будет поздно». Вслух он ответил:
- После этой войны останется не так уж много самураев, которых придется награждать, ваша светлость, - и показал рукой на темные воды залива, освещенные теперь далекими пожарами монгольских кораблей и убывающей луной. - Сегодня из этого города отплыли двадцать галер-кобая, а вернулись, по моему подсчёту, только двенадцать. На нашем судне мы потеряли семь человек из тридцати.
- Монголы несут тяжёлые потери, но и мы несем такие же, - согласился Мунетоки.
Они почувствовали толчок галеры о край причала, и самураи из команды стали выпрыгивать на пристань, торопясь сойти на берег. «У Великого Хана целый материк воинов, а большинство наших воинов уже здесь, - подумал Дзебу. - Сколько времени мы сможем продержаться?»
Глава 18
Вернувшись после налета на галерах в лагерь, к северу от Хакосаки, Дзебу неожиданно замер на месте возле своей палатки: около её входа он разглядел двух сидевших на корточках людей. Прячась в бамбуковых зарослях, Дзебу бесшумно подошел ближе. Его тренированные согласно учению зиндзя чувства говорили, что эти двое расслабились, не двигались и дышали равномерно, словно занимались медитацией. Видимо, это посетители-монахи, а не убийцы, решил он. От вражеских лазутчиков лагерь охранялся хорошо. Дзебу вышел из зарослей и громко поздоровался.
- Добрый вечер, мастер Дзебу!
Теперь Дзебу разглядел говорившего - это был монах Ейзен.
- Правда, уже почти утро. Я слышал, что вы топили монгольские корабли.
- Сенсей! - тут Дзебу поклонился. - Я не знал, что вы не в Камакуре.
Он подошел к своему бывшему наставнику и улыбнулся, увидев в слабом свете луны его полное круглое лицо. Сзади Ейзена сидел очень худой седобородый монах с обритой головой и в черной одежде монахов секты дзен.
- Я здесь ненадолго, - объяснил Ейзен, - только сопровождаю сюда своего товарища в делах, священника Каге.
Дзебу и Каге поклонились друг другу.
- Я теперь организую восстановление храма Дайдодзи в Наро, и это занимает почти всё моё время, поскольку вы, кажется, отказались от этого дела.
При этих словах Ейзен подмигнул бывшему ученику. Дзебу рассказал ему когда-то о том, как выдавал себя за монаха, собирающего деньги на восстановление этого храма.
- Можем мы поговорить в вашей палатке?
Дзебу впустил гостей в свое походное жилище, сам вошел за ними и зажёг свечу. Внешность Каге показалась ему знакомой, но Дзебу не мог вспомнить его, Может быть, это кто-то из тех, кто приходил к Ейзену в его храм, и Дзебу видел его там.
- У меня есть новости о нашем братстве, - сказал Ейзен без лишних предисловий. Дзебу был поражён и озадачен: хотя Тайтаро и сказал ему, что Ейзен принадлежит к их братству, он и его наставник никогда не говорили об этом друг с другом открыто.
- И это грустные новости, - продолжал Ейзен. - Хотя они опечалят вас, помните, что всё в мире идет так, как должно идти. Ордена зиндзя больше не существует. Пока внимание народа было целиком поглощено войной в заливе Хаката, наши монахи, их жёны и дети просто ушли из монастырей. И теперь наши храмы стоят пустые. Никто не охраняет ворота, двери открыты. Когда те, кто живет по соседству, поймут, что произошло, они ворвутся в храмы и монастыри. Можно не сомневаться - они разнесут их по частям, разыскивая те немногие сокровища, которые скопил Орден зиндзя, - и Ейзен усмехнулся.
Тайтаро подготовил Дзебу к концу Ордена, но когда Дзебу услышал, что это произошло на самом деле, горе охватило его душу, монастыри зиндзя были его единственным родным домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Сакагура снова подошел к ним, расталкивая воинов. Одной рукой он поднимал за заплетенные в косу волосы отрубленную голову, в другой держал прямоугольную бронзовую табличку на золотой цепочке.
- Наконец я добыл главнокомандующего! - с радостным смехом объявил он. - Это ведь табличка командующего?
- Это был сотник, - ответил Дзебу, осмотрев табличку, и, чтобы смягчить удар, нанесённый гордости Сакагуры, добавил: - Конечно, это был наивысший по званию командир на том корабле.
- Я ещё добуду главного! - воскликнул Сакагура. - На днях я убью самого Аргуна Багадура!
Он усмехнулся и засунул цепочку за пояс, потом поклонился Мунетоки.
- Понравилась ли вылазка вашей светлости?
- Я жалею лишь о том, что она закончилась, - сказал Мунетоки, - и хотел бы делать это каждую ночь, как вы. Я в долгу перед вами, капитан!
Сакагура поклонился.
- Простите меня за дерзость, ваша светлость, но я надеюсь, что вы не забудете меня. Я взялся за оружие, когда меня призвали к этому, я сражался, не жалея сил, много раз рисковал жизнью и убил много врагов. И еще надеюсь совершить намного больше в этой войне!
- Ваши подвиги и признанная всеми храбрость хорошо известны, капитан, - ответил Мунетоки уже более холодным тоном. Сакагуру это ничуть не смутило. Старший сын Моко лицом был похож на отца, но без его близко поставленных глаз и плохих зубов. Без этих недостатков те же черты лица стали красивыми. Теперь ему было двадцать три года. Он родился в тот год, когда Дзебу и Юкио уехали в Китай и взяли Моко с собой, и потому ни разу не видел отца до семилетнего возраста. Несмотря на это, он явно унаследовал от Моко его красноречие и ум. Но в характере Сакагуры были и другие черты, может быть, общие для всех самураев в первом поколении, - дерзкая отвага, честолюбие и привычка хвалиться своими подвигами.
- Простите, пожалуйста, ваша светлость, - настаивал капитан, - но мы, кто выходит на вылазку каждую ночь, как хотели бы выходить вы, надеемся, что бакуфу щедро наградит нас землями, дающими рис, должностями и званиями, когда всё это кончится.
На этом он вежливо откланялся, потому что галера уже приближалась к пристани Хакосаки. Вокруг неё на каменных набережных и деревянных причалах собралась толпа. Сакагура стоял на носу «Летящего Пера» и держал в высоко поднятой руке голову монгольского сотника. Толпа криками приветствовала капитана. Мунетоки смотрел на него, озабоченно сдвинув брови, пока галера подплывала к освещенной факелами пристани.
- У кого мы можем отобрать рисовые поля, должности или почётные звания, чтобы дать их ему и таким, как он? - наконец сказал регент Дзебу. - Победить в этой войне - значит прогнать монголов, а не завоевать новые земли. Если таких, кто думает как он, много, это может стать опасным…
«Тебе лучше начать думать об этом сейчас, - подумал Дзебу, - после войны будет поздно». Вслух он ответил:
- После этой войны останется не так уж много самураев, которых придется награждать, ваша светлость, - и показал рукой на темные воды залива, освещенные теперь далекими пожарами монгольских кораблей и убывающей луной. - Сегодня из этого города отплыли двадцать галер-кобая, а вернулись, по моему подсчёту, только двенадцать. На нашем судне мы потеряли семь человек из тридцати.
- Монголы несут тяжёлые потери, но и мы несем такие же, - согласился Мунетоки.
Они почувствовали толчок галеры о край причала, и самураи из команды стали выпрыгивать на пристань, торопясь сойти на берег. «У Великого Хана целый материк воинов, а большинство наших воинов уже здесь, - подумал Дзебу. - Сколько времени мы сможем продержаться?»
Глава 18
Вернувшись после налета на галерах в лагерь, к северу от Хакосаки, Дзебу неожиданно замер на месте возле своей палатки: около её входа он разглядел двух сидевших на корточках людей. Прячась в бамбуковых зарослях, Дзебу бесшумно подошел ближе. Его тренированные согласно учению зиндзя чувства говорили, что эти двое расслабились, не двигались и дышали равномерно, словно занимались медитацией. Видимо, это посетители-монахи, а не убийцы, решил он. От вражеских лазутчиков лагерь охранялся хорошо. Дзебу вышел из зарослей и громко поздоровался.
- Добрый вечер, мастер Дзебу!
Теперь Дзебу разглядел говорившего - это был монах Ейзен.
- Правда, уже почти утро. Я слышал, что вы топили монгольские корабли.
- Сенсей! - тут Дзебу поклонился. - Я не знал, что вы не в Камакуре.
Он подошел к своему бывшему наставнику и улыбнулся, увидев в слабом свете луны его полное круглое лицо. Сзади Ейзена сидел очень худой седобородый монах с обритой головой и в черной одежде монахов секты дзен.
- Я здесь ненадолго, - объяснил Ейзен, - только сопровождаю сюда своего товарища в делах, священника Каге.
Дзебу и Каге поклонились друг другу.
- Я теперь организую восстановление храма Дайдодзи в Наро, и это занимает почти всё моё время, поскольку вы, кажется, отказались от этого дела.
При этих словах Ейзен подмигнул бывшему ученику. Дзебу рассказал ему когда-то о том, как выдавал себя за монаха, собирающего деньги на восстановление этого храма.
- Можем мы поговорить в вашей палатке?
Дзебу впустил гостей в свое походное жилище, сам вошел за ними и зажёг свечу. Внешность Каге показалась ему знакомой, но Дзебу не мог вспомнить его, Может быть, это кто-то из тех, кто приходил к Ейзену в его храм, и Дзебу видел его там.
- У меня есть новости о нашем братстве, - сказал Ейзен без лишних предисловий. Дзебу был поражён и озадачен: хотя Тайтаро и сказал ему, что Ейзен принадлежит к их братству, он и его наставник никогда не говорили об этом друг с другом открыто.
- И это грустные новости, - продолжал Ейзен. - Хотя они опечалят вас, помните, что всё в мире идет так, как должно идти. Ордена зиндзя больше не существует. Пока внимание народа было целиком поглощено войной в заливе Хаката, наши монахи, их жёны и дети просто ушли из монастырей. И теперь наши храмы стоят пустые. Никто не охраняет ворота, двери открыты. Когда те, кто живет по соседству, поймут, что произошло, они ворвутся в храмы и монастыри. Можно не сомневаться - они разнесут их по частям, разыскивая те немногие сокровища, которые скопил Орден зиндзя, - и Ейзен усмехнулся.
Тайтаро подготовил Дзебу к концу Ордена, но когда Дзебу услышал, что это произошло на самом деле, горе охватило его душу, монастыри зиндзя были его единственным родным домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142