- Милая, позволь мне... позволь мне научить тебя.
Она пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но Джеймс крепко держал ее. Пальцы его нежно ласкали податливое тело.
- Доверься мне, Бет. Доверься так же, как ты сделала это в лагере Робелардо. Я только хочу тебе добра, радость моя.
- Это неправильно, - простонала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь зарыться лицом в подушку.
Раздираемый неутоленным желанием и гневом на эту упрямицу, Джеймс крутился будто на адских угольях.
Начал, так не тяни, раз за разом повторял он, но все напрасно. Слова ничего не значили, когда перед ним в постели лежала Элизабет. Такая теплая, чистая, благоухающая и - его! Его собственная женщина.
- Это так же правильно, как и все остальное, - задыхаясь, проговорил он.
Одна рука его взъерошила ее густые волосы в тщетной попытке успокоить ее, а другая - судорожно нащупывала пуговки рубашки. Не в силах сдержаться, Джеймс с проклятием оторвал пару и тут же раскаялся.
- Ой, прости... прости, милая, - зашептал он, а его губы уже прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее картинно изогнутой шеи к тугим полушариям груди. - Ты прекрасна! Благодарение Господу, ты прекрасна! - простонал он, зарывшись лицом между соблазнительными холмиками. Кровь ударила ему в голову, и, как голодающий, не в силах насытиться, Джеймс принялся безжалостно терзать жену поцелуями. Боже, он никогда не испытывал ничего подобного!
Учащенное дыхание Элизабет и ее жалобные всхлипывания, бешеный стук своего сердца и неутоленное желание, заставлявшее его корчиться, словно на медленном огне, - все слилось в его ушах в один упоительный звук.
Элизабет строптиво отталкивала его, стараясь укрыться от его жадных рук, но Джеймс теперь повиновался только древнему инстинкту, который двигал миллионами и миллионами мужчин.
Впившись поцелуем в ее рот, он затем скользнул языком в бархатистую пещерку, познавая ее в первый раз, и в первый раз в упоении подумал: «Моя!»
Пальцы его запутались в тонком муслине ее сорочки. Окончательно потеряв голову, он рванул что было сил, и кружева с легким треском разошлись в сторону. На Джеймса пахнуло жаром девичьего тела. Отшвырнув в сторону проклятую тряпку, он со стоном припал к Элизабет.
- Ты нужна мне, Бет. Неужели не понимаешь? - прохрипел он, уже ничего не понимая. Правда, одно он знал точно - прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного.
В темноте слышалось тяжелое дыхание Элизабет, чувствовался жар ее тела, и внезапно она перестала бояться. Страх, терзавший ее, внезапно сменился чем-то иным... и вот уже она сама притянула его к себе. Сердце Джеймса чуть не выскочило из груди.
Затаив дыхание, он осторожно овладел ею. От безмерного, жгучего наслаждения он даже закрыл глаза. - Элизабет... - Он двигался медленно, не спеша, упиваясь каждым мигом этого счастья. Рассмотрев в темноте восторг на лице жены, он возликовал: - Сладкая моя! - Их дыхание смешалось. - Сладкая моя жена!
Она все еще пыталась сопротивляться той могучей волне, что поднималась в ней... Но это было сильнее ее. И когда наслаждение захлестнуло ее с головой, Джеймс испытал безмерное счастье и, не выдержав, взорвался. Никогда еще он не ощущал ничего подобного, ибо едва не сошел с ума, взлетев на вершину блаженства.
Совершенно опустошенный, он откатился в сторону, привлек ее к себе, и оба на миг затихли. Затем, дрожащей рукой нащупав в темноте ночную сорочку, Джеймс кое-как набросил ее на грудь Элизабет. Она и не думала сопротивляться, когда он, снова прижав ее к себе, вытянулся поудобнее, почти накрыв ее своим телом.
- Прости, что так вышло с рубашкой, Бет, - пробормотал он, сонно зевнув. - Сам не знаю, что это на меня нашло. Клянусь, такое больше не повторится. Обещаю тебе, милая, никогда, слышишь?
В ответ девушка лишь сонно что-то пробормотала.
- Знаешь, через пару часов я, наверное, снова начну к тебе приставать. Просто хочу сразу предупредить, на всякий случай.
- Да, Джеймс. - Она зевнула. - Хорошо.
Джеймс не мог не улыбнуться в темноте. Какая послушная жена!
- Хорошая девочка, - пробормотал он сквозь сон.
И тут же обхватил ее рукой за бедра, зарылся лицом ей в рассыпавшиеся волосы и блаженно вдохнул их аромат. Спустя мгновение, прижавшись щекой к ее теплому затылку, он вслед за женой провалился в сон.
Глава 7
Как всегда, Элизабет проснулась еще до первых петухов.
Набросив на себя одежду и замерев, она прислушалась к его легкому дыханию. Эти минуты - единственная роскошь, которую Элизабет могла себе позволить за целый день. Порой, правда, в ее памяти всплывали воспоминания о минувшей ночи и о той, что была прежде, и тогда девушка чувствовала себя настоящей грешницей. Но все равно она радостно улыбалась, вспоминая все те ужасные и упоительные вещи, которые муж проделывал с ней, - жар его рук и губ на своем теле, его то медленные и ленивые, то безумные движения, содрогание его плоти - и сгорала от желания крикнуть о своей безумной к нему любви.
Но сегодня она не позволила себе осмыслить события прошлой ночи.
Сегодня был понедельник, и Элизабет все еще находилась под впечатлением того, что случилось накануне, в воскресенье, - того ужасного чувства вины, которое охватило ее, когда преподобный Реверенд Тэлбот обрушился с кафедры на те слабые души, что не в силах устоять перед искушением плотского греха.
Однако даже угрызения совести не заставили Элизабет задержаться - ей ведь столько всего предстояло сделать! А потом... она любила Джеймса Кэгана так сильно, что скорее согласилась бы гореть в аду, чем расстаться с ним.
Раздираемая между любовью и страхом, Элизабет осторожно прикрыла за собой дверь спальни и на цыпочках сбежала по лестнице, направляясь в прачечную. Там у нее еще с вечера было замочено белье.
Она ушла. Эта мысль пронеслась в затуманенном сном сознании Джеймса, как только он услышал пронзительный крик петуха. Впрочем, так было всегда. Даже наутро после их брачной ночи - тогда, спустившись вниз, он увидел, как Элизабет аккуратно перемывает оставленную с вечера грязную посуду. И каждое утро раздосадованный Джеймс думал о том, как было бы здорово, если бы его хлопотливая женушка хоть один-единственный раз проспала! Уж он не отказал бы себе в удовольствии показать ей, как сладко заниматься любовью по утрам!
Зевнув, он уткнулся лицом в еще теплое углубление в подушке, где всю ночь покоилась ее голова.
- М-м-м... - Блаженно потянув носом, Джеймс открыл глаза. Пахло жареным беконом.
«Слава тебе, Господи, - благочестиво подумал он, - девчонка отменно готовит». За три месяца, что миновали с его свадьбы, Джеймс изрядно поправился. «Открой она ресторан, - подумал он сонно, - дела бы шли лучше не бывает».
Отбросив одеяло, он выбрался из постели, зевнул и огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Она пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но Джеймс крепко держал ее. Пальцы его нежно ласкали податливое тело.
- Доверься мне, Бет. Доверься так же, как ты сделала это в лагере Робелардо. Я только хочу тебе добра, радость моя.
- Это неправильно, - простонала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь зарыться лицом в подушку.
Раздираемый неутоленным желанием и гневом на эту упрямицу, Джеймс крутился будто на адских угольях.
Начал, так не тяни, раз за разом повторял он, но все напрасно. Слова ничего не значили, когда перед ним в постели лежала Элизабет. Такая теплая, чистая, благоухающая и - его! Его собственная женщина.
- Это так же правильно, как и все остальное, - задыхаясь, проговорил он.
Одна рука его взъерошила ее густые волосы в тщетной попытке успокоить ее, а другая - судорожно нащупывала пуговки рубашки. Не в силах сдержаться, Джеймс с проклятием оторвал пару и тут же раскаялся.
- Ой, прости... прости, милая, - зашептал он, а его губы уже прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее картинно изогнутой шеи к тугим полушариям груди. - Ты прекрасна! Благодарение Господу, ты прекрасна! - простонал он, зарывшись лицом между соблазнительными холмиками. Кровь ударила ему в голову, и, как голодающий, не в силах насытиться, Джеймс принялся безжалостно терзать жену поцелуями. Боже, он никогда не испытывал ничего подобного!
Учащенное дыхание Элизабет и ее жалобные всхлипывания, бешеный стук своего сердца и неутоленное желание, заставлявшее его корчиться, словно на медленном огне, - все слилось в его ушах в один упоительный звук.
Элизабет строптиво отталкивала его, стараясь укрыться от его жадных рук, но Джеймс теперь повиновался только древнему инстинкту, который двигал миллионами и миллионами мужчин.
Впившись поцелуем в ее рот, он затем скользнул языком в бархатистую пещерку, познавая ее в первый раз, и в первый раз в упоении подумал: «Моя!»
Пальцы его запутались в тонком муслине ее сорочки. Окончательно потеряв голову, он рванул что было сил, и кружева с легким треском разошлись в сторону. На Джеймса пахнуло жаром девичьего тела. Отшвырнув в сторону проклятую тряпку, он со стоном припал к Элизабет.
- Ты нужна мне, Бет. Неужели не понимаешь? - прохрипел он, уже ничего не понимая. Правда, одно он знал точно - прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного.
В темноте слышалось тяжелое дыхание Элизабет, чувствовался жар ее тела, и внезапно она перестала бояться. Страх, терзавший ее, внезапно сменился чем-то иным... и вот уже она сама притянула его к себе. Сердце Джеймса чуть не выскочило из груди.
Затаив дыхание, он осторожно овладел ею. От безмерного, жгучего наслаждения он даже закрыл глаза. - Элизабет... - Он двигался медленно, не спеша, упиваясь каждым мигом этого счастья. Рассмотрев в темноте восторг на лице жены, он возликовал: - Сладкая моя! - Их дыхание смешалось. - Сладкая моя жена!
Она все еще пыталась сопротивляться той могучей волне, что поднималась в ней... Но это было сильнее ее. И когда наслаждение захлестнуло ее с головой, Джеймс испытал безмерное счастье и, не выдержав, взорвался. Никогда еще он не ощущал ничего подобного, ибо едва не сошел с ума, взлетев на вершину блаженства.
Совершенно опустошенный, он откатился в сторону, привлек ее к себе, и оба на миг затихли. Затем, дрожащей рукой нащупав в темноте ночную сорочку, Джеймс кое-как набросил ее на грудь Элизабет. Она и не думала сопротивляться, когда он, снова прижав ее к себе, вытянулся поудобнее, почти накрыв ее своим телом.
- Прости, что так вышло с рубашкой, Бет, - пробормотал он, сонно зевнув. - Сам не знаю, что это на меня нашло. Клянусь, такое больше не повторится. Обещаю тебе, милая, никогда, слышишь?
В ответ девушка лишь сонно что-то пробормотала.
- Знаешь, через пару часов я, наверное, снова начну к тебе приставать. Просто хочу сразу предупредить, на всякий случай.
- Да, Джеймс. - Она зевнула. - Хорошо.
Джеймс не мог не улыбнуться в темноте. Какая послушная жена!
- Хорошая девочка, - пробормотал он сквозь сон.
И тут же обхватил ее рукой за бедра, зарылся лицом ей в рассыпавшиеся волосы и блаженно вдохнул их аромат. Спустя мгновение, прижавшись щекой к ее теплому затылку, он вслед за женой провалился в сон.
Глава 7
Как всегда, Элизабет проснулась еще до первых петухов.
Набросив на себя одежду и замерев, она прислушалась к его легкому дыханию. Эти минуты - единственная роскошь, которую Элизабет могла себе позволить за целый день. Порой, правда, в ее памяти всплывали воспоминания о минувшей ночи и о той, что была прежде, и тогда девушка чувствовала себя настоящей грешницей. Но все равно она радостно улыбалась, вспоминая все те ужасные и упоительные вещи, которые муж проделывал с ней, - жар его рук и губ на своем теле, его то медленные и ленивые, то безумные движения, содрогание его плоти - и сгорала от желания крикнуть о своей безумной к нему любви.
Но сегодня она не позволила себе осмыслить события прошлой ночи.
Сегодня был понедельник, и Элизабет все еще находилась под впечатлением того, что случилось накануне, в воскресенье, - того ужасного чувства вины, которое охватило ее, когда преподобный Реверенд Тэлбот обрушился с кафедры на те слабые души, что не в силах устоять перед искушением плотского греха.
Однако даже угрызения совести не заставили Элизабет задержаться - ей ведь столько всего предстояло сделать! А потом... она любила Джеймса Кэгана так сильно, что скорее согласилась бы гореть в аду, чем расстаться с ним.
Раздираемая между любовью и страхом, Элизабет осторожно прикрыла за собой дверь спальни и на цыпочках сбежала по лестнице, направляясь в прачечную. Там у нее еще с вечера было замочено белье.
Она ушла. Эта мысль пронеслась в затуманенном сном сознании Джеймса, как только он услышал пронзительный крик петуха. Впрочем, так было всегда. Даже наутро после их брачной ночи - тогда, спустившись вниз, он увидел, как Элизабет аккуратно перемывает оставленную с вечера грязную посуду. И каждое утро раздосадованный Джеймс думал о том, как было бы здорово, если бы его хлопотливая женушка хоть один-единственный раз проспала! Уж он не отказал бы себе в удовольствии показать ей, как сладко заниматься любовью по утрам!
Зевнув, он уткнулся лицом в еще теплое углубление в подушке, где всю ночь покоилась ее голова.
- М-м-м... - Блаженно потянув носом, Джеймс открыл глаза. Пахло жареным беконом.
«Слава тебе, Господи, - благочестиво подумал он, - девчонка отменно готовит». За три месяца, что миновали с его свадьбы, Джеймс изрядно поправился. «Открой она ресторан, - подумал он сонно, - дела бы шли лучше не бывает».
Отбросив одеяло, он выбрался из постели, зевнул и огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92