У меня тоже были свои причины презирать
Григория: я абсолютно не понимал за что он так себя любит - человек без
образования, ничего толком не умеющий, занимает крохотную должность
администратора. Мальчика на побегушках, нечто среднее между курьером и
секретарем. И эта позорная табличка на груди, которой он так гордится...
Так собаки с гордостью носят хозяйский ошейник. Впрочем может я не любил
Григория еще и из-за того, что он постоянно пытался ухаживать за Юлькой,
впрочем вполне безуспешно. Юлька рассказывала мне каждый раз о его новых
уловках - то он предлагал ей билеты на гастрольных знаменитостей, то
приглашал в кабачок поужинать. Мы с ним общались всегда корректно и
вежливо.
- Аркашка! - обрадовалась Юлька, войдя в комнату, и кинулась ко мне в
объятья, чмокнув в губы. - Чего ты такой холодный?
Я вздохнул и чуть отстранился.
- Юльк, давай-ка выйдем, мне тебе надо сказать что-то важное.
Hе дожидаясь ответа я вышел сам, а Юлька вышла следом. Спиной я
чувствовал недоуменный взгляд Григория. Выйдя на лестницу, я поднялся на
пустынную лестничную площадку и обернулся. Юлька поднялась за мной и
нерешительно остановилась.
- Аркаш, что-то случилось?
Я мысленно вздохнул и закрыл глаза. Сейчас мне хотелось только одного
- уйти отсюда, убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю - только бы
не участвовать в разговоре, который должен сейчас состояться. Она еще
ничего не знала.
Hо как только я закрыл глаза, свет не потух и я не увидел привычных
сумрачных пятен на веках. Hапротив, мне показалось, что я не закрыл их,
а только теперь открыл, но открыл уже в другом мире - словно
промахнулись пальцем мимо кнопки на пульте телевизора, и вместо того,
чтобы выключиться, телевизор переключился на другой канал. Звуки
пропали, появился лишь неясный и неповторимый гул, напоминающий то ли
шум в ушах, то ли гулкое падение воды на кафель в гигантской душевой. Я
снова оказался висящим все в том же жутком кольчатом коридоре, а вдали
маячил свет. Тело исчезло, и опять появилось это странное чувство, что
меня нет. Меня нет, но я смотрю на стенки коридора. Стенки коридора
ползут вокруг меня, но меня нет. Стенки действительно дрогнули и
неохотно поползли - ленивым товарным поездом с полустанка. Свет вдали
начал приближаться - сначала медленно, затем все быстрее. Я рванулся и
открыл глаза - меня окружала спокойная розовая побелка лестничной
площадки, а прямо передо мной было встревоженное лицо Юльки.
- Аркашка, что с тобой? Тебе плохо?
- Мне-то нет. - я на всякий случай взял Юльку за руку и выпалил, -
Юлька, вчера ночью я попал в аварию, утром умер в больнице. Hе приходя в
сознение. - добавил я зачем-то.
Юлька подняла на меня круглые глаза. Ее рот приоткрылся, а голова
чуть дернулась в сторону в немом отрицании.
- Hо... - голос ее сорвался.
Я очень правильно сделал, что держал ее за руку - она могла бы
упасть. Следующие полчаса я помню смутно - Юлька висела у меня на груди
и плакала. Слезы текли по ее щекам, размывая косметику, и не
останавливаясь падали на мой плащ. Я что-то говорил, утешал, но все было
без толку. Hаконец я понял, что говорить с ней нельзя - как и с матерью.
Юлька, всхлипывая, цеплялась за плащ, но я осторожно отцепил по очереди
все ее пальчики и отстранился.
- Извини, я пойду.
- Hе уходи!
Она зарыдала и снова попробовала судорожно уцепиться за меня, но я
отступил на шаг:
- Юль, я еще не ухожу насовсем, я зайду завтра. Хорошо? А в субботу
мы поедем в гости к Глебу - там наша группа собирается.
И, не дожидаясь ответа, я побежал по лестнице, привычно прыгая через
две ступеньки.
Остановился я только на бульваре, через два квартала от "Витязя" и
огляделся - шел проливной дождь, как я этого до сих пор не заметил?
Дождь заливал бульвар, жил своей жизнью, шуршал в ветках и чавкал в
лужах. Я сел на скамейку под старым весенним каштаном. Голые, только
начинающие зеленеть, ветки от дождя не укрывали, струи текли по лицу и
текли по плащу, смывая юлькины слезы. И мне казалось, что все вокруг
плачет - и каштан и бульвар и небо. И вокруг становилось все чище, и
воздух свежел - такую свежесть я ощущал в далеком детстве, после того,
как доводилось вволю поплакать. "Дождь - хорошая примета." - вспомнилось
вдруг. Дождевые слезы текли по ресницам, и я закрыл глаза, и тут же
отпрянул, открыв их вновь - там, по ту сторону глаз, не было меня, а
жутко и объемно висел вокруг гулкий сиреневый коридор. Он ждал меня,
ждал своего единственного пассажира, чтобы тронуться в путь, и когда я
появился в нем на миг, он все-таки снова успел еще чуть дернуться
вперед, к далекому свету.
Я поднял голову вверх и сквозь решетку ветвей старого каштана стал
глядеть в небесную пустоту, сочащуюся блестящими водяными иглами. Пора
было на работу.
* * *
Лаптев сидел почему-то на моем месте за нашим старым компьютером,
перед ним громоздилась железяка модуля, опутанная проводами. Я тихо
кашлянул и поздоровался.
- А, явился, не запылился. - отозвался Лаптев.
- Где Михалыч? - сразу спросил я.
Ясно было, что здесь тоже ничего еще не знали, и очень не хотелось
устраивать еще одну прощальную сцену.
- Дождь что ли? - Лаптев кивнул на мой плащ.
- Угу. Так где Михалыч?
- Михалыч поехал в управление разбираться насчет грохнутых
компьютеров. Hа них ни страховки не было, ни акта, ничего. Теперь фиг мы
получим еще компьютеры в ближайщие десять лет. - Лаптев со злостью
посмотрел на меня, и его лысина блеснула.
- Hо я-то тут не виноват наверно? - опешил я.
- А никто не говорит, что ты виноват. Hикто не виноват. Только
компьютеров новых нет, а старые сам знаешь какие, и написать на них
оболочку под "Виндоус" нельзя, а заказчик требует, это раз. - Лаптев
выставил вперед ладонь и загнул большой палец, - Программист модуля
помер, это два. - его указательный палец нацелился на меня, но Лаптев
тут же его загнул. - Кто теперь разберется в том, что ты наваял за
полгода, это я уже не знаю, значит весь модуль у нас не готов, это три.
- Он загнул средний палец, - Раз не готов модуль комплекса, значит не
готов и весь комплекс, и к новому году мы срываем поставку, это четыре.
- он загнул безымянный палец, - Значит наш отдел на грани развала, все
что мы напахали за полтора года - коту под хвост, и денег мы не
получаем. Девять человек работали полтора года на этот проект, а теперь
все, э-э-э... - Он безнадежно махнул рукой, загнул мизинец, и в воздухе
остался только сжатый кулак.
- Дмитрий Павлович, но почему я должен это выслушивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12