Собственно, это и есть взгляд вне мира, ибо математическая точка размера не имеет. В этом мире ее нет. Есть только направление, вектор мысли, который указывает она.
Упорство в этом приеме приводит обычно в психиатрическую клинику. Но не всех».
…Это из эссе № 9. «О возможностях духовного зрения».
Бетти задумчиво слушала Музыканта. Бисер на нити нанизывали перед специалистом и ценителем подобных вопросов.
– А откуда ты все так хорошо запомнил? – спросила она.
– Из книги, – ответил он. – Мой начальник принимал у меня по ней экзамен. А память у меня – мужская.
– Ну, если мужская, то вспомни что-нибудь еще, – и потянула из трубочки коктейль.
– А у меня стакан уже пустой. Мои лекции забирают много энергии. Подай-ка хоть жевательную резинку, для растягивания удовольствия, – он раскурил ароматную сигару. Бетти сидела напротив и глядела на него блестящими глазами. Ее бокал был еще почти полон. Музыкант налил себе коктейля и продолжил:
– «Любая сущность при максимально возможном продлении и усилении своих определяющих качеств – переходит в свою противоположность». Это один из главных постулатов Бобергауза, распространяющийся на макро-, мега– и микромир. Впрочем, он считает его аксиомой. Если вдуматься, то можно и согласиться. Не забывая все же, что работа мысли есть работа той же сущности.
Музыкант смотрел на Бетти сквозь ароматный дым сигары и невозмутимо жевал резинку, держа в руке бокал.
– Неужели прямо-таки любая? – лениво переспросила переводчица с санскрита и, скользнув взглядом по ухоженному парку за окном, обратила внимание на неведомо откуда взявшуюся козу, пасшуюся в стороне от фигурно стриженых кустов.
– А вот, например, коза. Вон она, бродит. Может ли она, при достаточном усилении своих определяющих качеств, превратиться в свою противоположность? Например, в козла?..
Музыкант хмыкнул:
– А ты считаешь, что козел – это противоположность козы? Могу уточнить для непонятливых. Противоположность живой козы – ты же такую имела в виду? – есть мертвая коза. И она обязательно станет таковой, если максимально продлит во времени свои определяющие качества: будет пожирать траву в безмерных количествах – и сдохнет. Доходчиво?
– Да как сказать… А вот мертвая коза? Какие качества ей следует продлить и усилить, чтобы превратиться в свою противоположность – живую козу?
– Ты любопытно мыслишь. Неужели не понятно, что мертвая коза – уже не коза? Это уже не живое существо, которое мы именуем козой, это масса распадающейся ткани. И теперь мы можем говорить лишь о такой сущности, как масса распадающейся ткани.
Бетти поморщилась:
– Жаль, я думала, ты сейчас расскажешь мне правдивую сказку о живой и мертвой козе, попеременно реинкарнирующихся друг в друга при определенных условиях.
– Да оно же так и есть! Мертвая коза, в конце концов, превращается в компост, хорошо удобривший питательный продукт – сочную траву, поедаемую соплеменниками. И в итоге, после непродолжительного отрезка времени, – перед нами та же коза. Даже продублированная несколькими экземплярами. Штук эдак в семь. Процесс завершен. Можно идти дальше.
– Интересно рассуждает твой Бобергауз в отношении животного мира. Коза объелась травы, а в итоге – семеро козлят…
– Да это не он рассуждает, а я. Используя его постулат предельности определяющих качеств. Нет ничего беспредельного. Везде стоит стена в той или иной форме. Мы все в клетке, а как прорваться наружу, знает разве что твой Гаутама. Ну, возможно, еще и Бобергауз, да только он что-то сильно темнит в некоторых местах. Похоже, умышленно не договаривает. Да, кстати, и Шакьямуни инструкций прямого действия не выдал. Рисовал-рисовал восьмеричные схемы движения, оставил массу добрых пожеланий, которые раздробили религию, – и ушел. Вот только куда? В паранирвану? В никуда, короче.
Бетти протянула руку и взяла коктейль.
– Ну, хорошо, а вот если взять жизнь человека. Как сущность. Какие качества у этой сущности определяющие? – она стала смотреть на Музыканта сквозь бокал.
– Естественно, только гедонистические, то есть приносящие удовольствие. Это реальность. Ведь лучше быть богатым и здоровым, верно? Лишь лжец будет отрицать это. Люди – те же животные. И жизнь у них – та же, но… Они оказались снабжены такой штуковиной двойного назначения, как рефлексия – самоосознание. С одной стороны, она доводит до исступления в излишествах: в каждых новых состояниях – например, после каждого выпитого стакана вина, – осознаешь себя новой, обновленной сущностью; с другой же стороны – это надежный тормоз, предотвращающий, – например, путем самоосознания, – смерть от обжорства. Хотя все это и случается, конечно. Рефлексия – не панацея от идиотизма.
Собственно, вся теория так называемого эстетического и духовного удовольствия, или наслаждения априорно разработана многочисленными последователями во имя сохранения человека, как вида. Чтобы отвлечь, – иногда под страхом смерти! – это существо от самоуничтожения путем постоянного испытывания натурального самопожирательного удовольствия, в котором оно меры не знает. И даже, переходя в его естественную противоположность, отвращение, и к себе в том числе, – быстренько это состояние доводит до предельных границ и возвращается к противоположной противоположности, теряя на этом пути остатки самосохранительных инстинктов, отбрасывая всю навязанную извне мораль. И, втягивая в губительную воронку, образующуюся вокруг такого жизнелюбивого индивидуума, большое число адептов гедонизма, сам гедонист издыхает по какой-либо из причин, которых множество: будь то алкалоиды, излишние калории, венерические заболевания, заворот кишок или травмы при передвижении тела, не умудренного достаточной координацией.
Гедонизм! Вот одно из основных определяющих качеств животного существа, именуемого человеком. Дай ему все и забери лишь страх, во всех его формах, – и увидишь монстра, невиданного доселе никем. Кроме, разве что, Всевышнего. Но это сделать достаточно сложно. Во-первых, «всё» – это всё равно мало. А во-вторых, отсутствие страха есть признак почти полного отсутствия разума, а это еще одна проблема. Весьма, весьма труднорешаемая.
Музыкант затушил огрызок сигары, допил коктейль и, вытащив жевательную резинку, скатал ее в шарик.
– Люди изначально несчастливы, – продолжил он, – из-за отсутствия идеальных условий для гедонистического существования при неработающем разуме, чтобы душу не травил. А он травит! Он инородное тело – гедонисты это чувствуют. Многие, очень многие специалисты духовной коррекции пытались и пытаются его остановить. То есть – не думать. Вроде бы очень просто. Но не тут-то было. Суметь остановить разум – слишком большая роскошь для сверхэгоцентрического сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Упорство в этом приеме приводит обычно в психиатрическую клинику. Но не всех».
…Это из эссе № 9. «О возможностях духовного зрения».
Бетти задумчиво слушала Музыканта. Бисер на нити нанизывали перед специалистом и ценителем подобных вопросов.
– А откуда ты все так хорошо запомнил? – спросила она.
– Из книги, – ответил он. – Мой начальник принимал у меня по ней экзамен. А память у меня – мужская.
– Ну, если мужская, то вспомни что-нибудь еще, – и потянула из трубочки коктейль.
– А у меня стакан уже пустой. Мои лекции забирают много энергии. Подай-ка хоть жевательную резинку, для растягивания удовольствия, – он раскурил ароматную сигару. Бетти сидела напротив и глядела на него блестящими глазами. Ее бокал был еще почти полон. Музыкант налил себе коктейля и продолжил:
– «Любая сущность при максимально возможном продлении и усилении своих определяющих качеств – переходит в свою противоположность». Это один из главных постулатов Бобергауза, распространяющийся на макро-, мега– и микромир. Впрочем, он считает его аксиомой. Если вдуматься, то можно и согласиться. Не забывая все же, что работа мысли есть работа той же сущности.
Музыкант смотрел на Бетти сквозь ароматный дым сигары и невозмутимо жевал резинку, держа в руке бокал.
– Неужели прямо-таки любая? – лениво переспросила переводчица с санскрита и, скользнув взглядом по ухоженному парку за окном, обратила внимание на неведомо откуда взявшуюся козу, пасшуюся в стороне от фигурно стриженых кустов.
– А вот, например, коза. Вон она, бродит. Может ли она, при достаточном усилении своих определяющих качеств, превратиться в свою противоположность? Например, в козла?..
Музыкант хмыкнул:
– А ты считаешь, что козел – это противоположность козы? Могу уточнить для непонятливых. Противоположность живой козы – ты же такую имела в виду? – есть мертвая коза. И она обязательно станет таковой, если максимально продлит во времени свои определяющие качества: будет пожирать траву в безмерных количествах – и сдохнет. Доходчиво?
– Да как сказать… А вот мертвая коза? Какие качества ей следует продлить и усилить, чтобы превратиться в свою противоположность – живую козу?
– Ты любопытно мыслишь. Неужели не понятно, что мертвая коза – уже не коза? Это уже не живое существо, которое мы именуем козой, это масса распадающейся ткани. И теперь мы можем говорить лишь о такой сущности, как масса распадающейся ткани.
Бетти поморщилась:
– Жаль, я думала, ты сейчас расскажешь мне правдивую сказку о живой и мертвой козе, попеременно реинкарнирующихся друг в друга при определенных условиях.
– Да оно же так и есть! Мертвая коза, в конце концов, превращается в компост, хорошо удобривший питательный продукт – сочную траву, поедаемую соплеменниками. И в итоге, после непродолжительного отрезка времени, – перед нами та же коза. Даже продублированная несколькими экземплярами. Штук эдак в семь. Процесс завершен. Можно идти дальше.
– Интересно рассуждает твой Бобергауз в отношении животного мира. Коза объелась травы, а в итоге – семеро козлят…
– Да это не он рассуждает, а я. Используя его постулат предельности определяющих качеств. Нет ничего беспредельного. Везде стоит стена в той или иной форме. Мы все в клетке, а как прорваться наружу, знает разве что твой Гаутама. Ну, возможно, еще и Бобергауз, да только он что-то сильно темнит в некоторых местах. Похоже, умышленно не договаривает. Да, кстати, и Шакьямуни инструкций прямого действия не выдал. Рисовал-рисовал восьмеричные схемы движения, оставил массу добрых пожеланий, которые раздробили религию, – и ушел. Вот только куда? В паранирвану? В никуда, короче.
Бетти протянула руку и взяла коктейль.
– Ну, хорошо, а вот если взять жизнь человека. Как сущность. Какие качества у этой сущности определяющие? – она стала смотреть на Музыканта сквозь бокал.
– Естественно, только гедонистические, то есть приносящие удовольствие. Это реальность. Ведь лучше быть богатым и здоровым, верно? Лишь лжец будет отрицать это. Люди – те же животные. И жизнь у них – та же, но… Они оказались снабжены такой штуковиной двойного назначения, как рефлексия – самоосознание. С одной стороны, она доводит до исступления в излишествах: в каждых новых состояниях – например, после каждого выпитого стакана вина, – осознаешь себя новой, обновленной сущностью; с другой же стороны – это надежный тормоз, предотвращающий, – например, путем самоосознания, – смерть от обжорства. Хотя все это и случается, конечно. Рефлексия – не панацея от идиотизма.
Собственно, вся теория так называемого эстетического и духовного удовольствия, или наслаждения априорно разработана многочисленными последователями во имя сохранения человека, как вида. Чтобы отвлечь, – иногда под страхом смерти! – это существо от самоуничтожения путем постоянного испытывания натурального самопожирательного удовольствия, в котором оно меры не знает. И даже, переходя в его естественную противоположность, отвращение, и к себе в том числе, – быстренько это состояние доводит до предельных границ и возвращается к противоположной противоположности, теряя на этом пути остатки самосохранительных инстинктов, отбрасывая всю навязанную извне мораль. И, втягивая в губительную воронку, образующуюся вокруг такого жизнелюбивого индивидуума, большое число адептов гедонизма, сам гедонист издыхает по какой-либо из причин, которых множество: будь то алкалоиды, излишние калории, венерические заболевания, заворот кишок или травмы при передвижении тела, не умудренного достаточной координацией.
Гедонизм! Вот одно из основных определяющих качеств животного существа, именуемого человеком. Дай ему все и забери лишь страх, во всех его формах, – и увидишь монстра, невиданного доселе никем. Кроме, разве что, Всевышнего. Но это сделать достаточно сложно. Во-первых, «всё» – это всё равно мало. А во-вторых, отсутствие страха есть признак почти полного отсутствия разума, а это еще одна проблема. Весьма, весьма труднорешаемая.
Музыкант затушил огрызок сигары, допил коктейль и, вытащив жевательную резинку, скатал ее в шарик.
– Люди изначально несчастливы, – продолжил он, – из-за отсутствия идеальных условий для гедонистического существования при неработающем разуме, чтобы душу не травил. А он травит! Он инородное тело – гедонисты это чувствуют. Многие, очень многие специалисты духовной коррекции пытались и пытаются его остановить. То есть – не думать. Вроде бы очень просто. Но не тут-то было. Суметь остановить разум – слишком большая роскошь для сверхэгоцентрического сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204