Устроившийся в одной из боковых кабинок, возле алтаря, строитель кораблей Веласко жестом показал Рохарио на одно из свободных мест. Рохарио сел рядом с ним. Вокруг расположились богатые купцы и землевладельцы благородного происхождения, присоединившиеся к оппозиционерам.
– Видите, – гордо заявил Веласко, обводя рукой собравшихся, мы цивилизованные люди и смогли добиться перемен без бунта и кровопролития. Это самая большая наша победа.
– Вы думаете. Великий герцог подпишет соглашение? Веласко явно удивился.
– Разумеется, дон Рохарио! Неужели вы не знаете? Вчера вечером меня призвали в Палассо, и я встретился с его светлостью. Он заверил меня, что подпишет документ и примет все наши условия.
Рохарио был горд и даже обрадовался, когда появились Премио Санкто и Премиа Санкта. Ассамблея сразу притихла. Как только старейшины екклезии заняли свои места по обе стороны лампады, вошел капитан шагаррского полка, за ним – свита Великого герцога. Однако все заметили, что ни знамен, ни труб не было.
Веласко немедленно поднялся и скомандовал зычным голосом:
– Всем встать перед Великим герцогом Ренайо, Великой герцогиней Хоанной и доном Эдоардом до'Веррада!
Рохарио встал, как и все, кто находился в огромном нефе собора. Эффект получился ошеломляющий". Собравшиеся продемонстрировали уважение человеку, чью власть хотели разрушить. В некотором смысле это успокаивало.
Вошел Ренайо. Его лицо было строгое и торжественное. Эдоард казался смущенным, впрочем, он чувствовал себя хорошо только под открытым небом. Великий герцог поклонился Премио Санкто и Премиа Санкте и занял отведенное ему место слева от алтаря, где на небольшой платформе установили кресло.
Веласко, Премио Ораторрио ассамблеи Временного Парламента, торжественным шагом направился к Ренайо с драгоценным пергаментом в руках. Он опустился на колени перед Великим герцогом – Рохарио восхитился, с каким достоинством Веласко и другие пожилые люди выражали свое уважение герцогу, – и протянул пергамент одному из советников Ренайо. Тот прочистил горло и громко зачитал документ.
Люди, собравшиеся в соборе, слушали с напряженным вниманием. Лицо Ренайо оставалось сумрачным. К облегчению Рохарио, никто не помешал чтению документа. Скамья, на которой он сидел, становилась все более жесткой – он понял, что начинает терять терпение. Ожидание. Предчувствие.
Мир был нарушен в тот момент, когда советник, закончив чтение, вручил пергамент Ренайо.
– Пусть меня услышат! – С противоположной стороны нефа поднялся со своей скамьи Асема. – По праву, дарованному екклезией каждому человеку, я хочу разоблачить обман: Ренайо Мириссо Эдоард Верро до'Веррада не может подписать конституцию. Он не является сыном Арриго и не имеет права на трон герцога. Поэтому его подпись не правомочна.
Вот вам и мирное разрешение противоречий.
В первый момент Рохарио склонил голову и закрыл уши руками, чтобы не слышать рева голосов, но в следующее мгновение заставил себя выпрямиться. Неприятности следует встречать лицом к лицу. В огромном храме шум отдавался чудовищным эхом – Рохарио вдруг подумал, что от него могут пострадать громадные стеклянные окна и сосуды со священным вином, благословленные Матрой эй Фильхо.
Однако, как ни странно, по меньшей мере половина возмущенных возгласов была направлена против Асемы. Значит, у Ренайо есть немало сторонников даже среди тех, кто хочет ограничить его власть.
Премио Санкто медленно поднялся со своего освященного места и поднял руку, но никто не обратил на него внимания. Чудовищный шум не стихал. Даже когда встала хрупкая Премиа Санкта и Рохарио увидел, как шевелятся ее губы, рев толпы не смолк. С каменным лицом наблюдал Ренайо за ассамблеей. Разве можно доверять людям, которые ведут себя подобным образом? Рохарио прикусил губу и наконец решился.
Он встал.
В этот момент огромные двери собора отворились, свет хлынул внутрь, тени заплясали между рядами скамей. В зал вошла небольшая процессия мужчин, одетых в строгие темные костюмы, на шее у каждого висел Золотой Ключ на тяжелой золотой цепи. А в руках они держали пергаменты со Священными Стихами. За ними следовали одетые в ливреи слуги, которые несли на плечах…
Да! Это могли быть только картины! Огромные картины! Невозможно себе представить, что на них изображено! Вслед за картинами, в сопровождении Кабрала Грихальвы, шагал человек со скованными за спиной руками. Рохарио не узнал его, но на груди незнакомца тоже был начертан знак Золотого Ключа. Вслед за ним шествовала женщина под черной шалью, ниспадающей до самого пояса, – не было сомнений, что это реликвия давно прошедших дней. Далее, словно послушники, теснились взрослые и дети семьи Грихальва. А вот и…
– Элейна! – позвал Рохарио, но она либо не слышала его, либо сделала вид, что не слышит.
Ее лицо было мрачно. За, руку ее держала Беатрис, сохранявшая удивительное спокойствие.
Рохарио не мог отвести от Элейны взгляд. Она не должна стоять там одна. В нем тоже течет кровь Грихальва. Почему бы и ему не присоединиться к ним? Он уже собрался перепрыгнуть через ряд скамеек, когда на его плечо легла чья-то рука.
– Ваше место здесь, дон Рохарио, – сказал человек за его спиной, не понявший намерений Рохарио, – а не рядом с вашим отцом. Вы избрали свой путь и должны оставаться с нами. Ведь Элейна тоже в конце концов выбрала Грихальва. Рохарио склонил голову. Он вспомнил слова отца, произнесенные несколько часов назад: “Мы пришли к выводу, что другого пути нет”. Рохарио сел. Теперь люди, поддерживавшие Великого герцога или Асему, выкрикивали новые слова:
– Грихальва! Иллюстраторы!
Иллюстраторы Грихальва встали на колени, но не перед Великим герцогом, а возле Премио Санкто и Премиа Санкты, которые опустились в кресла. Слуги начали открывать завешанные картины, а потом повернули их так, чтобы все могли видеть два портрета “Первой Любовницы”, самого знаменитого полотна в Тайра-Вирте… Только на одном из них отсутствовала фигура Сааведры Грихальва. Комната была точной копией, а вот женщины в ней не было.
Женщина с закрытым вуалью лицом подошла к возвышению. Она молча дожидалась, пока ассамблея успокоится; вскоре лишь негромкий шепот нарушал тишину, установившуюся в соборе.
– Я прошу вас проявить терпение, – сказал Кабрал Грихальва. Его сильный голос уверенно звучал под сводами собора. – Если вы внимательно изучите картины, ваши святейшества, то заметите, что краски на одной из них старые и слегка потрескавшиеся – однако в отличном состоянии, как и на всех работах старых мастеров. А эта копия сделана совсем недавно – можно даже почувствовать слабый аромат красок. Видите, они еще не до конца просохли под слоем лака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99