бельгийский тяжеловесный автомобиль въехал в зад изящному «феррари» с итальянским номером. Взаимные обвинения, оскорбления. Он не заметил, как Надья вышла из бара с коротышкой на хвосте.
Чистая случайность: коротышка зашел за сигаретами. Но случайность счастливая. Знак божественной воли.
Надья торопилась, потому что Момо мог вот-вот проснуться. Она вышла только за сигаритами для старика. И этот высокий полицейский оказался на площади. По воскресеньям он обычно не дежурил. Да и потом, он женат, она видела его на пляже с женой и двумя детьми — белоголовым тощим мальчишкой и маленькой смешливой девочкой. Он бросился в воду рядом с ней, но ее не заметил. Ныряет он хорошо. Но вот плавки — сущий кошмар!
Домой она решила возвращаться вдоль железной дороги. Треск мотороллера, стреляющего в тишине улицы, вернул ее к реальности. Она машинально обернулась: коротышка из гаража, приятель легавого. Мотороллер неожиданно набрал скорость и обогнал ее. У нее возникло смутное подозрение, что он следил за ней. Ехал за ней. Ей не нравились его глаза. Лицемерные. Он напоминал ей дядю, который казался таким набожным, а сам изнасиловал собственную дочь. У этого долговязого типа, у него… он не похож на лицемера. Ей нравилась его улыбка, немного робкая.
Мечты уносили ее прочь, когда она входила в дом.
Воскресная ночь оказалась очень тихой. Марселю снилось, что Мадлен пытается задушить его подушкой. Мадлен снилось, что она застукала Марселя: он, голый, трахал какую-то брюнетку. Надье снилось, что этот легавый обнимает ее в сквере. Жан-Жану снилось, что в сквере полно трупов, а тот, кто убил этих людей, с хохотом мастурбирует. Коротышка мастурбировал, мечтая, что живьем изрежет Жан-Жана на куски.
Надья спешила, она опаздывала и с силой тащила за собой упиравшегося Момо. Она убиралась у пожилой, полупарализованной дамы, а ей еще надо забросить Момо в детский центр. Момо двигался как во сне, останавливался, подбирал бумажки, веточки… Он тянул время, глазел на машины, на какого-то типа на мотороллере на углу улицы, который не отрывал глаз от матери…
— Мам, он что, тебя клеит, этот дядька?
— Какой дядька? Пошевеливайся, не раздражай меня!
— Вон тот, смотри! Надья обернулась — никого.
— Момо! Я опаздываю!
— Вчера он торчал на улице, перед нашим домом. Точно, он тебя клеит, он хочет на тебе жениться!
— Не говори глупостей!
— Он противный, он мне не нравится, не выходи за него!
Они добрались до центра. Надья обняла Момо.
— Давай быстрее! Ну, до вечера, дорогой, веди себя хорошо!
— Не прижимай меня так, ты меня задушишь!
Момо высвободился из рук Надьи и бегом ринулся на площадку.
Надья потерла лоб, как будто хотела стереть заботы. Этот мальчишка невыносим. И лето невыносимо.
Жан-Жан смотрел на взопревшего Рамиреса. Рамирес положил перед Жан-Жаном безукоризненно оформленный доклад, прочистил горло.
— Знаете, шеф, я тут подумал…
— Да-да, я тебя слушаю, — елейно, как епископ, проронил Жан-Жан.
— А что если собак взяли из собачьего приюта? Я хочу сказать, ему это удобно, они все у него под рукой, и красть незачем, понимаете?
— Понимаю… Но если собака оказалась в приюте, значит, она потерялась. А Костелло опросил всех владельцев чихуахуа, которых удалось найти в городе: никто не заявлял ни о пропаже, ни об исчезновении.
— Хозяин мог сыграть в ящик. Или он мог быть из другого города. Бывает, собаки убегают очень далеко…
Жан-Жан на секунду задумался. Этот бегемот, возможно, прав.
— Хорошо, — произнес он. — Я попрошу коллег проверить по департаменту. А ты займись этим Мартеном. Я хочу знать, чем он занят, кроме работы. С кем встречается. В конце концов, и правда, все может быть.
— Будет сделано, шеф.
Рамирес, волоча ноги, направился к двери, его убогие сандалии шаркали по полу. Жан-Жан, неожиданно оживившись, окликнул его:
— Слушай, Рамирес, это твоя первая хорошая мысль за два года! Мог бы по этому поводу и угостить.
— Это не я, шеф, это все моя девчонка, Эмили, придумала. Но выпивку могу поставить… пиво пойдет?
— В самый раз! Отлично! Спасибо.
И спасибо Эмили, подумал Жан-Жан, пока Рамирес растворялся в коридорах комиссариата. Он углубился в чтение доклада. «… Сперма здорового мужчины…. В банке спермы не идентифицирована. Генетических и биологических отклонений нет… »
Короче, нормальный мужик. Совершенно нормальный. Жан-Жан запихал папку в ящик. Перед глазами у него плавала изуродованная голова.
Момо ждал перед центром досуга. Мать, судя по всему, опаздывала. После обеда она убиралась в аптеке, и там ее все время задерживали. Все остальные дети уже разошлись. Момо от нечего делать пинал ногой сумку. Вообще-то ждать ему полагалось во дворе. Но как раз сегодня Карин, которая с ними занималась, спешила. Она отвела его в сторонку:
— Послушай, Момо, уже почти без четверти семь, мне надо идти. Я записана к зубному, зуб рвать, понимаешь? Но ты со двора никуда не уходи и жди свою маму, ладно? Если тебе что-нибудь понадобится, позвонишь месье Порье, хорошо?
Месье Порье работал консьержем — такой высокий противный тип в тренировочных штанах, который вечно был чем-то недоволен. Попробуй у него чего-нибудь попроси. Карин его предупредила:
— Простите, мне нужно бежать, присмотрите тут за мальчиком. Его мать опаздывает, спасибо!
— За пособиями так они не опаздывают! Будьте уверены! По-французски хоть говорит?
Карин принужденно улыбнулась и исчезла за дверцами своей малолитражки — специальная серия «мер дю сюд» (вся обклеена переводными картинками с пальмами). Закрыв за ней входную дверь с черными от грязи стеклами, консьерж снова уперся в свой любимый сериал — «Любовь и технологический перерыв», бразильская суперпродукция, полностью снятая в реальном времени на пятнадцати квадратных метрах.
Момо немного поиграл с фонтанчиком, потом, так как он изрядно промок, ему это надоело. Он достал из кармана шарики. Черт, вон еще один, с другой стороны, на пустыре! Он перелез через забор и плюхнулся на вспаханную землю, которой предстояло стать газоном. Здесь уже было поинтереснее, чем во дворе. Но все равно очень долго! И где только мама болтается?
И вдруг он увидел его. Этого дядьку. Он сидел в пикапе. Сером, обшарпанном, старом. Улыбался Момо через открытое окно. Махнул ему рукой. Момо только пожал плечами. С дядьками, которых не знаешь как зовут, говорить запрещается, потому что они хотят сделать с тобой такое, такое, отчего становится больно. Дядька вышел из машины. Направился прямо к нему и все время улыбался. Зубы у него были большие и желтые. Они блестели.
И были острыми.
Момо вспомнил французскую сказку, что рассказывала им воспитательница, — история про девчонку, которая шла к своей бабушке и встретила волка, переодетого в бабушку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43