Они не были уголовниками. Интеллигенты, служащие, работяги, но, на чей-то взгляд, их мозги нуждались в очищении, и здесь, в Решетах, это достигалось на строительстве железнодорожной магистрали под названием «Ангарстрой». На пути прокладки будущей магистрали они еще строили поселки из финских домиков и рыли глубокие колодцы для будущих ударных комсомольских бригад, тоже строителей этой магистрали.
Скиталец не настолько был изолирован, чтобы лишиться возможности общения с окружающим миром, многое о здешней зоне рассказывал лепила (врач - жарг. ) - интеллигентный человек с кулинарным образованием, раздававший обитателям ШИЗО калики (таблетки - жарг. ). Он же объяснил, что кавказцы доставлены в Решеты из-за отсутствия у них политической сознательности и еще ввиду того, что железнодорожная магистраль должна быть построена на уровне мировых стандартов.
Скит, взобравшись в носках на нары, «бегал» по ним или кружился. Чтоб занять свое тело такой минимальной нагрузкой, ему не хватало движений, надоело сжатое пространство изолятора. Куда-то его доставят? К какой масти? Все они ему осточертели, показалась издевательством судьбы эта их резня после войны. Не знал он, что похожая «резня» в эти годы имела место не только в стране социализма - и на другом полушарии планеты уголовники, мафия, гангстеры воевали, стреляли, уничтожали сами себя. Но у них, конечно, другие законы, другие правила игры, и эти парни там думать не думали, что где-то в мире тоже идет резня воров и сук и прочих, даже знать не хотели, что где-то еще, кроме Штатов, существуют достойные люди.
Наконец за Скитом пришли два надзирателя.
- Фамилия?
- Статья?
- Срок?
- Конец срока?
Как будто не ясно, что срок кончится тогда, когда выпустят. Скит назвал конец срока, определенного ему приговором.
- Масть? - потребовали от него.
- Работяга.
- Значит, мужик, - констатировали надсмотрщики, словно в этом можно было сомневаться.
- Пошли.
Его провели к трем баракам для транзитных зеков. Когда они приблизились к ним, услышали адский грохот, словно все три барака изнутри разбивали в сопровождении диких воплей множества зверских голосов. Создавалось ощущение, что из бараков стараются вырваться полчища чертей. Надзиратели остановились.
- Подождите здесь, схожу посмотрю, - сказал один. Он скоро вернулся и сообщил, что лучше вернуться в изолятор.
- Там воры бушуют.
Означало это, что воры выбивали двери чем попало - парашами, скамьями, вдохновляя себя призывами из цитатника блатного фольклора, внося в него свежие и как можно более трудноподражаемые элементы красноречия.
Скита вернули обратно в изолятор дожидаться, когда воры перестанут бушевать. И что это они? Что их взволновало? Хотя… они могли разбушеваться и от скуки. Скит от скуки (не разбушеваться ли и ему?) опять начал ловить мух, но в соседнюю камеру привели какого-то фрукта, который тоже скандалил будь здоров как! Он орал проклятья в адрес КПСС, мусоров, что они унижают его человеческое достоинство, лишая свободы слова, обещал объявить смертельную голодовку, вытащил зубами из нар гвоздь и, пользуясь каблуком ботинка, прибил к ним свою мошонку. Надзиратели, рыдая от жалости, вытащили гвоздь и освободили мешочек, но смертельную голодовку фрукт грозился держать аж семь дней.
Скоро за Скитом опять пришли и снова повели к транзитным баракам. На этот раз в них царила относительная тишина: кроме обычного нормального мата ничего не было слышно. Скита принял дежуривший в транзитке надзиратель, отомкнул одну из камер, куда Скит и водворился.
Когда за ним захлопнулась дверь, он нашел себя в большом помещении с длинным столом посередине. С двух сторон расположились, как везде в бараках, массивные двухъярусные нары от двери до окон. А на них…
4
Сперва его оглушил запах. Скит стоял как столб и вдыхал, впитывал кисло-сладостную «мирру» через нос, рот, и спустя несколько минут им овладели астральные видения. Он узрел толпу примерно из сорока необыкновенных существ: какая-то неземная корова мычала и ржала одновременно, выкручивая в то же время копытце хрюкающему кабану рачьими клешнями; за столом хохотало стадо обезьян-макак; один орангутанг, свесив лапы, дико рыча, прыгал на столе - подпрыгивали алюминиевые кружки; на полу валялись, кувыркались хохочущие, визжащие, плачущие и верещащие, как свиньи, существа - они что-то жрали и курили… Дым, дым и вонь. Всё это нечто уставясь на вошедшего Скита, показывало на него своими конечностями и дико вопило. Перед глазами Скита весь этот ад смешался, в ушах возник прерывистый режущий звон. Опомнившись, он сообразил: наверное, сошел с ума. Но пришла ясность: все тут во власти кайфа, имя которому - анаша. Она и превращает людей в белых лебедей, австралийских страусов, вызывает безумную радость или невыносимую тоску, создает мучительные страдания, жалость и сочувствие и безучастие ко всему в мире; одним словом - это Дурь.
Но хотя и Дурь, к утру жертвы ее, если говорить изысканно, очухались. И можно сказать наверняка - пожрать в этой камере ни у кого ничего не было (аппетит от Дури возникает такой, что человек пожирает все, что доступно).
Очухалось население камеры своевременно: начали вызывать на этап. Канцелярские специалисты управления, руководствуясь сведениями в личных делах, определили каждому его конечную точку прибытия и, будьте любезны, собраться с вещами! Вместе с десятью субъектами отправился в путь и Скиталец.
Через калитку в одном заборе, в другом, в третьем, через калитку в проволочном заграждении, затем всех три раза пересчитали, далее самоохранники пропустили всех вперед и сопроводили на станцию узкоколейной железной дороги, где стояла «кукушка» с двумя вагонами, один из них - вагонзак, как принято его величать изысканно.
Вагонзак внутри разделен решетками-перегородками на три равных отделения. Прибывших закрыли в отделении справа от двери, решетчатую дверь замкнули. Пассажиры расположились на деревянных скамьях, некоторые под музыку собственной композиции начали бацать от избытка энергии. Нар в этих вагончиках нет - не «Столыпин» - да и путь предстоит недолгий: несколько часов. В отделении посередине - два конвойных с автоматами.
Скиталец догадался, что его попутчики - суки. Достаточно было прислушаться к разговорам, чтобы понять, кто есть кто. Сам он вроде не вызвал интереса к своей особе, что мужик - сукам стало ясно по его поведению: он не интересовался, в чью камеру угодил, а это только мужику безразлично. К тому же у него на лбу написано: «пахать». А воры и суки ни за что не войдут в камеру или зону, не выяснив сначала, какая в них масть: кому охота попасть впросак! Всякая масть обитает только своею средою. Скитальцу симпатичнее воры, но об этом теперь лучше помалкивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68