самолёт-разведчик «Хокай ЕС-2» с бортовой РЛС, просвечивающей воды Атлантики на пятьсот миль во всех направлениях, и «Праулер ЕА-6В», способный создать помехи для любой системы наведения и уничтожить потенциального противника проти-ворадиолокационными ракетами «ХАРМ».
Оба самолёта будут дозаправлены в воздухе, а потом уступят место идентичным, которые поднимутся с американской базы на Азорских островах. Тех, в свою очередь, сменят британские. План был разработан тщательно, все детали согласованы, и для непредвиденных обстоятельств места не оставалось.
Обед прошёл с ошеломительным успехом. Государственные деятели улыбались, супруги блистали, кухня была единодушно признана великолепной, и хрусталь сиял от гордости, наполняясь коллекционными винами.
Следуя примеру американского президента и с учётом того, что многие делегации перенесли многочасовой перелёт, обед закончился относительно рано, после чего гости разошлись.
Работа конференции началась на следующее утро с расширенного заседания. Переоборудованный зал театра «Ройял корт» вместил все восемь делегаций, что оказалось не так-то просто — каждого из мировых лидеров сопровождала небольшая армия помощников, советников и экспертов.
Второй вечер прошёл так же, как и первый, только теперь в роли хозяина выступил британский премьер, а в качестве обеденного зала гостям предложили «Куинс гриль», вмещавший двести человек. Остальные разбрелись по разным местам, оккупировав не только просторный ресторан «Британия», но и пабы и бары, где тоже предлагали не только напитки и закуски. Свободная от дипломатических тягот молодёжь облюбовала танцзал и ночной клуб «Джи-32».
На мостике приглушили огни. Дэвид Гундлах занял капитанское место — ему выпала ночная смена. Прямо перед ним вытянулась батарея плазменных мониторов, каждый из которых отражал работу и состояние той или иной системы корабля.
Едва ли не главной из этих систем был корабельный радар, проникавший взглядом на двадцать пять миль во все стороны от лайнера. Гундлах видел светящиеся пятнышки крейсеров, идущих справа и слева от «Куин Мэри», и за ними другие, обозначавшие спешащие по своим делам и в разных направлениях суда.
И ещё первый помощник имел в своём распоряжении систему автоматической идентификации, которая принимала сигналы любого находящегося в нескольких милях от лайнера транспондера, и компьютер перекрёстного контроля, позволявший на основании данных «Регистра Ллойда» получать сведения о названии корабля, его маршруте, грузе и частоте радиоканала.
Операторы на обоих сопровождавших «Куин Мэри» крейсерах тоже следили за экранами радаров. Их задача состояла в том, чтобы ничто, представляющее хоть малейшую опасность, не приблизилось к охраняемому ими океанскому чудовищу. Даже безобидным и уже проверенным сухогрузам не разрешалось подходить ближе трех километров. В течение второй ночи никаких проблем не возникло.
Самолёт-разведчик находился выше, а потому и заглядывал дальше. На экране он выглядел большой и яркой точкой, движущейся через Атлантику с запада на восток. Большая часть того, что попадало на его радар, проходило за многие мили от конвоя. Заглядывая вперёд, «Хокай И-Си-2» прокладывал перед кораблями коридор шириной в десять миль и глубиной в двадцать пять миль.
На третью ночь, около одиннадцати, пилот подал первое предупреждение:
— Вижу небольшое грузовое судно. Прямо по курсу — двадцать пять миль. Отклонение от маршрута — две мили. Похоже, лежит в дрейфе.
Хотя двигатели «Графини Ричмондской» и были выключены, судно не стояло на месте — течение медленно, со скоростью четыре узла, но верно несло её на запад.
Надувную моторку уже спустили на воду, и она покачивалась на волнах у левого борта, привязанная к поручням верёвочной лестницей. В лодке сидели четверо мужчин.
Ещё четверо оставались на мостике. Ибрагим стоял у руля, неотрывно всматриваясь в начинающий светлеть горизонт.
Индонезиец-радист настраивал приёмник. Рядом с ним сидел на корточках паренёк-пакистанец, родившийся и выросший в пригороде йоркширского города Лидса. Четвёртым был Афганец. Наконец радист удовлетворённо кивнул и поднялся. Парень-пакистанец молча занял его место у приборной панели. Оставалось только ждать.
Первым вышел на связь крейсер, шедший по правому борту от «Куин Мэри», в шести кабельтовых от неё. Как всегда в ночную вахту, голос прозвучал громко и отчётливо. Оператор на крейсере воспользовался частотой, общей для всех судов в Северной Атлантике. Дэвид Гундлах ясно различил густой южный акцент.
— "Графиня Ричмондская", «Графиня Ричмондская», это крейсер «Монтерей», ВМС США. Вы меня слышите?
Радиооборудование на старом грузовозе было не самое новое, тем не менее Гундлах различил смазанные гласные уроженца Йоркшира или, может быть, Ланкашира:
— Слышу вас, «Монтерей». Это «Графиня».
— Что у вас? Почему в дрейфе?
— "Графиня". У нас тут небольшой перегрев… трансмиссия… справимся сами.
На мостике крейсера помолчали. Потом…
— Повторите, «Графиня». Вас плохо слышно. Повторите.
На экране радара перед первым помощником Дэвидом Гундлахом появилось светлое пятнышко. Другой монитор представил все данные по «Графине Ричмондской», включая подтверждение правильности сигнала транспондера. Первый помощник наклонился к микрофону:
— "Монтерей", это «Куин Мэри». Позвольте мне.
Дэвид Гундлах родился и вырос в чеширском графстве Уиллар, менее чем в пятидесяти милях от Ливерпуля, так что оператор «Графини» был почти земляком.
— "Графиня Ричмондская", это «Куин Мэри II». Насколько я понял, у вас перегрев коренного подшипника карданного вала, и вы ведёте ремонт собственными силами. Так?
— Точно. Думаю, через часик закончим.
— Сообщите, пожалуйста, ваши данные. Порт регистрации, порт отхода, пункт назначения, груз.
— Зарегистрированы в Ливерпуле. Восемь тысяч тонн. Идём из Явы с шёлком и древесиной. Пункт назначения — Балтимор.
Гундлах пробежал взглядом по строчкам на экране. Информацию предоставили головной офис ливерпульской фирмы «Маккендрик шиппинг», лондонские брокеры Сибарт и Аберкромби и страховая компания Ллойда. Все точно.
— С кем я говорю? — спросил он.
— На мостике капитан Маккендрик. А вы кто?
— Первый помощник капитана Дэвид Гундлах.
В радиообмен вмешался «Монтерей»:
— "Куин", хотите изменить курс?
Гундлах сверился с дисплеями. Бортовой компьютер вёл лайнер по заранее проложенному курсу, корректируя его с учётом погодных условий. Изменение курса означало переход на ручное управление или переустановку программы с последующим возвращением на первоначальный курс. До «Графини Ричмондской» оставалась сорок одна минута хода, и в момент наибольшего сближения расстояние между двумя кораблями должно было составлять две мили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Оба самолёта будут дозаправлены в воздухе, а потом уступят место идентичным, которые поднимутся с американской базы на Азорских островах. Тех, в свою очередь, сменят британские. План был разработан тщательно, все детали согласованы, и для непредвиденных обстоятельств места не оставалось.
Обед прошёл с ошеломительным успехом. Государственные деятели улыбались, супруги блистали, кухня была единодушно признана великолепной, и хрусталь сиял от гордости, наполняясь коллекционными винами.
Следуя примеру американского президента и с учётом того, что многие делегации перенесли многочасовой перелёт, обед закончился относительно рано, после чего гости разошлись.
Работа конференции началась на следующее утро с расширенного заседания. Переоборудованный зал театра «Ройял корт» вместил все восемь делегаций, что оказалось не так-то просто — каждого из мировых лидеров сопровождала небольшая армия помощников, советников и экспертов.
Второй вечер прошёл так же, как и первый, только теперь в роли хозяина выступил британский премьер, а в качестве обеденного зала гостям предложили «Куинс гриль», вмещавший двести человек. Остальные разбрелись по разным местам, оккупировав не только просторный ресторан «Британия», но и пабы и бары, где тоже предлагали не только напитки и закуски. Свободная от дипломатических тягот молодёжь облюбовала танцзал и ночной клуб «Джи-32».
На мостике приглушили огни. Дэвид Гундлах занял капитанское место — ему выпала ночная смена. Прямо перед ним вытянулась батарея плазменных мониторов, каждый из которых отражал работу и состояние той или иной системы корабля.
Едва ли не главной из этих систем был корабельный радар, проникавший взглядом на двадцать пять миль во все стороны от лайнера. Гундлах видел светящиеся пятнышки крейсеров, идущих справа и слева от «Куин Мэри», и за ними другие, обозначавшие спешащие по своим делам и в разных направлениях суда.
И ещё первый помощник имел в своём распоряжении систему автоматической идентификации, которая принимала сигналы любого находящегося в нескольких милях от лайнера транспондера, и компьютер перекрёстного контроля, позволявший на основании данных «Регистра Ллойда» получать сведения о названии корабля, его маршруте, грузе и частоте радиоканала.
Операторы на обоих сопровождавших «Куин Мэри» крейсерах тоже следили за экранами радаров. Их задача состояла в том, чтобы ничто, представляющее хоть малейшую опасность, не приблизилось к охраняемому ими океанскому чудовищу. Даже безобидным и уже проверенным сухогрузам не разрешалось подходить ближе трех километров. В течение второй ночи никаких проблем не возникло.
Самолёт-разведчик находился выше, а потому и заглядывал дальше. На экране он выглядел большой и яркой точкой, движущейся через Атлантику с запада на восток. Большая часть того, что попадало на его радар, проходило за многие мили от конвоя. Заглядывая вперёд, «Хокай И-Си-2» прокладывал перед кораблями коридор шириной в десять миль и глубиной в двадцать пять миль.
На третью ночь, около одиннадцати, пилот подал первое предупреждение:
— Вижу небольшое грузовое судно. Прямо по курсу — двадцать пять миль. Отклонение от маршрута — две мили. Похоже, лежит в дрейфе.
Хотя двигатели «Графини Ричмондской» и были выключены, судно не стояло на месте — течение медленно, со скоростью четыре узла, но верно несло её на запад.
Надувную моторку уже спустили на воду, и она покачивалась на волнах у левого борта, привязанная к поручням верёвочной лестницей. В лодке сидели четверо мужчин.
Ещё четверо оставались на мостике. Ибрагим стоял у руля, неотрывно всматриваясь в начинающий светлеть горизонт.
Индонезиец-радист настраивал приёмник. Рядом с ним сидел на корточках паренёк-пакистанец, родившийся и выросший в пригороде йоркширского города Лидса. Четвёртым был Афганец. Наконец радист удовлетворённо кивнул и поднялся. Парень-пакистанец молча занял его место у приборной панели. Оставалось только ждать.
Первым вышел на связь крейсер, шедший по правому борту от «Куин Мэри», в шести кабельтовых от неё. Как всегда в ночную вахту, голос прозвучал громко и отчётливо. Оператор на крейсере воспользовался частотой, общей для всех судов в Северной Атлантике. Дэвид Гундлах ясно различил густой южный акцент.
— "Графиня Ричмондская", «Графиня Ричмондская», это крейсер «Монтерей», ВМС США. Вы меня слышите?
Радиооборудование на старом грузовозе было не самое новое, тем не менее Гундлах различил смазанные гласные уроженца Йоркшира или, может быть, Ланкашира:
— Слышу вас, «Монтерей». Это «Графиня».
— Что у вас? Почему в дрейфе?
— "Графиня". У нас тут небольшой перегрев… трансмиссия… справимся сами.
На мостике крейсера помолчали. Потом…
— Повторите, «Графиня». Вас плохо слышно. Повторите.
На экране радара перед первым помощником Дэвидом Гундлахом появилось светлое пятнышко. Другой монитор представил все данные по «Графине Ричмондской», включая подтверждение правильности сигнала транспондера. Первый помощник наклонился к микрофону:
— "Монтерей", это «Куин Мэри». Позвольте мне.
Дэвид Гундлах родился и вырос в чеширском графстве Уиллар, менее чем в пятидесяти милях от Ливерпуля, так что оператор «Графини» был почти земляком.
— "Графиня Ричмондская", это «Куин Мэри II». Насколько я понял, у вас перегрев коренного подшипника карданного вала, и вы ведёте ремонт собственными силами. Так?
— Точно. Думаю, через часик закончим.
— Сообщите, пожалуйста, ваши данные. Порт регистрации, порт отхода, пункт назначения, груз.
— Зарегистрированы в Ливерпуле. Восемь тысяч тонн. Идём из Явы с шёлком и древесиной. Пункт назначения — Балтимор.
Гундлах пробежал взглядом по строчкам на экране. Информацию предоставили головной офис ливерпульской фирмы «Маккендрик шиппинг», лондонские брокеры Сибарт и Аберкромби и страховая компания Ллойда. Все точно.
— С кем я говорю? — спросил он.
— На мостике капитан Маккендрик. А вы кто?
— Первый помощник капитана Дэвид Гундлах.
В радиообмен вмешался «Монтерей»:
— "Куин", хотите изменить курс?
Гундлах сверился с дисплеями. Бортовой компьютер вёл лайнер по заранее проложенному курсу, корректируя его с учётом погодных условий. Изменение курса означало переход на ручное управление или переустановку программы с последующим возвращением на первоначальный курс. До «Графини Ричмондской» оставалась сорок одна минута хода, и в момент наибольшего сближения расстояние между двумя кораблями должно было составлять две мили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84