– решилась она спросить.
– Очень. Я смогу это сделать лишь постепенно.
– Думаю, что нет… – Она остановилась, – А потом, когда он вопросительно поднял брови, выпалила – Почему бы тебе не продать городской дом?
Едва только эти слова сорвались с ее уст, она тут же пожалела о них. Он ответил с безукоризненной любезностью, даже улыбнулся; но она понимала, что он отступил за столь смущавшие ее барьеры.
– Но ты же знаешь, почему я не продаю его, – сказал он. – Давай не будем ссориться из-за этого, Дженни!
– Не будем, – пробормотала она с потупленным взором и горящими щеками. – Просто, когда я думаю, как дорого тебе это обходится – содержать такой огромный дом – и как тебе нужны деньги здесь… Прости меня! Я не хотела тебя рассердить! – Он протянул к ней руку и, когда она вложила в нее свою, тепло ее сжал.
– Ты не рассердила меня. На свете нет людей щедрее, чем ты и твой отец. Убежден! Но постарайся меня понять! Я не неблагодарный, но не могу вечно быть в долгу. Я принял от твоего отца дом Линтонов; он держит все закладные на мои земли и ничего не требует от меня взамен. Я должен сам вернуть эти земли к процветанию, а если не сумею это сделать, то чем скорее Фонтли перейдет в более достойные руки, нежели мои, тем лучше! Ты можешь это понять?
– Да, – ответила она, и ничто в ее тоне не выдавало безысходной грусти в ее сердце. – Фонтли – твое, и ты не примешь никакой помощи от папы в чем-то имеющем к нему отношение. Или от меня.
Она попыталась убрать свою руку, пока говорила, но его пальцы крепко сомкнулись вокруг нее.
– Но если бы не твой отец, мне пришлось бы продать Фонтли, – сказал он. – А что касается…
– Ты хочешь вернуть ему деньги, да? – перебила она. Он поразился ее проницательности, но ответил почти сразу:
– Да, я действительно собираюсь это сделать, но твоя помощь моему дому – другое дело. Если ты предпочитаешь тратить свои деньги на новые занавески для Фонтли – да, я присмотрелся к ним, и они мне очень нравятся! – вместо всяких вещей, которые, я уверен, тебе хотелось купить, я благодарен, но я не собираюсь возвращать тебе деньги и вовсе не собираюсь благодарить тебя за отполированную мебель – что я тоже заметил! Лучшее, что пока я сделал для Фонтли, – это подарил ему такую прекрасную хозяйку; дом снова начинает приобретать должный вид. Ты, наверное, крутилась тут как белка в колесе, пока я был в Норфолке!
Она снова зарделась, но на этот раз от удовольствия.
– О, я так рада, что тебе не претит то, что я сделала! Я говорила тебе, что не стану вмешиваться, но подумала: ты, наверное, не будешь возражать, если я приведу некоторые вещи в порядок – не меняя их, а снова сделав такими, какими они были раньше! Вот только Шарлотта, приехав, сказала, что она едва узнала дом, и, хотя и уверяла меня, что ей это понравилось, я видела, что ей это не по душе, и от этого меня буквально бросило в дрожь!
– Шарлотта – дура! – сказал Адам, забыв, как страшился прежде увидеть, что заменили даже истрепанный коврик. Он сжал ее руку, прежде чем отпустить и встать из-за стола. – Пойдем в библиотеку! Там ты тоже повесила симпатичные новые занавески?
– Нет, нет, я к ней не притрагивалась! – торопливо сказала она. – Я думала, возможно, что, если ты не против, мы могли бы заказать новые занавески и в столовую, но в образцах узоров, которые мне до сих пор присылали, ни одна расцветка не похожа на ту, какой, как мне кажется, были старые.
– По-моему, они были какого-то горчичного цвета. – Он задумчиво наморщил лоб. – Пожалуйста, избавь меня от этой расцветки на сей раз! Я помню, они показались мне очень уродливыми еще тогда, когда моя мать впервые повесила их там. Дженни чуть не ахнула от равнодушного отмежевания сына от вкуса матери, которому она так ревностно стремилась следовать. Она заподозрила было, что муж сказал это лишь для ее ободрения, но, когда они дошли до библиотеки, он посмотрел на занавески и скорчил гримасу:
– Совсем выцвели! Странно, что я этого не замечал. Наверное, человек ко всему привыкает. Что мы повесим вместо них?
Сильно воспрянув духом, она показала ему образцы тканей. Ни один из тех, которые она считала самыми подходящими, не удостоился большего, чем сдержанное одобрение Адама, но когда он увидел кусочек красной парчи, то тут же сказал:
– Вот этот!
Она ожидала, что он выберет расцветку менее яркую, но когда он поднес парчу к тому углу, где стояла ваза эпохи Канси, то поняла и одобрила его выбор. Потом, зная, что это будет ему приятно, она сказала:
– Однако должна предупредить, милорд, счет вас не обрадует! Вы выбрали самую дорогую ткань из всех, которые мне прислали.
– О, правда? Но это единственное, что мне нравится! И какова же сумма?
– Около пятидесяти фунтов; я не могу сказать точно, пока не знаю, сколько ее пойдет на шторы.
– Просто ужасно! Но не кажется ли тебе, что еще ужаснее оскорбить мою вазу какой-нибудь дешевкой? Мы купим эту ткань. – Он отдал ей образцы, опустился в свое любимое кресло и, с довольным кряхтением вытянув ноги, сказал:
– До чего приятно снова оказаться дома! И не быть обязанным играть в вист или принимать участие в бессмысленной суете. Расскажи мне, что произошло за то время, пока я был в отъезде!
Глава 17
Три дня спустя в Фонтли приехала Джулия. Поместье лорда Оверсли располагалось к северу от Петерборо и, следовательно, на небольшом расстоянии от Фонтли. Джулия прискакала верхом, в сопровождении Рокхилла и двух своих друзей: мисс Килверли и ее брата, немногословного, спортивного вида молодого джентльмена, который напомнил Дженни Осберта, кузена Адама. Джулия объяснила, что визит был незапланированным.
– Мы отправились в Кройлендское аббатство, – сказала она. – Но когда Мэри – ты ведь помнишь Мэри, да? – узнала, как близко мы от Фонтли, то не успокоилась, пока не прискакала к вам гости!
Дженни, которая помнила мисс Килверли как одну из приятельниц Джулии, сказала, когда они здоровались за руку:
– Я вас очень хорошо помню! Как поживаете?
– Ужасно, что мы застали вас врасплох! – весело добавила Джулия. – Но я не сумела воспротивиться!
– Да и зачем? – ответила Дженни. – Я сейчас же пошлю за Линтоном; мы, знаете ли, добираем остатки урожая, и он помогает на одной из ферм.
– Помогает на ферме? – недоверчиво переспросила Джулия.
– Да, – сказала Дженни с едва заметной, сдержанной улыбкой. – Он тоже, как и фермеры, в халате, который не скажу чтобы был ему особенно к лицу. Но он находит в этом удовольствие! Я только что вернулась оттуда – относила ему полдник. Сливовый пирог и пиво – вот чем жнецы подкрепляются в этот час, но пиво не годится для его желудка: у него от пива разливается желчь. Ну вот, проходите все сюда и тоже отведайте полдник!
Когда Адам вернулся, он застал гостей в бывшей монастырской приемной, все еще сидящих за остатками легкой трапезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Очень. Я смогу это сделать лишь постепенно.
– Думаю, что нет… – Она остановилась, – А потом, когда он вопросительно поднял брови, выпалила – Почему бы тебе не продать городской дом?
Едва только эти слова сорвались с ее уст, она тут же пожалела о них. Он ответил с безукоризненной любезностью, даже улыбнулся; но она понимала, что он отступил за столь смущавшие ее барьеры.
– Но ты же знаешь, почему я не продаю его, – сказал он. – Давай не будем ссориться из-за этого, Дженни!
– Не будем, – пробормотала она с потупленным взором и горящими щеками. – Просто, когда я думаю, как дорого тебе это обходится – содержать такой огромный дом – и как тебе нужны деньги здесь… Прости меня! Я не хотела тебя рассердить! – Он протянул к ней руку и, когда она вложила в нее свою, тепло ее сжал.
– Ты не рассердила меня. На свете нет людей щедрее, чем ты и твой отец. Убежден! Но постарайся меня понять! Я не неблагодарный, но не могу вечно быть в долгу. Я принял от твоего отца дом Линтонов; он держит все закладные на мои земли и ничего не требует от меня взамен. Я должен сам вернуть эти земли к процветанию, а если не сумею это сделать, то чем скорее Фонтли перейдет в более достойные руки, нежели мои, тем лучше! Ты можешь это понять?
– Да, – ответила она, и ничто в ее тоне не выдавало безысходной грусти в ее сердце. – Фонтли – твое, и ты не примешь никакой помощи от папы в чем-то имеющем к нему отношение. Или от меня.
Она попыталась убрать свою руку, пока говорила, но его пальцы крепко сомкнулись вокруг нее.
– Но если бы не твой отец, мне пришлось бы продать Фонтли, – сказал он. – А что касается…
– Ты хочешь вернуть ему деньги, да? – перебила она. Он поразился ее проницательности, но ответил почти сразу:
– Да, я действительно собираюсь это сделать, но твоя помощь моему дому – другое дело. Если ты предпочитаешь тратить свои деньги на новые занавески для Фонтли – да, я присмотрелся к ним, и они мне очень нравятся! – вместо всяких вещей, которые, я уверен, тебе хотелось купить, я благодарен, но я не собираюсь возвращать тебе деньги и вовсе не собираюсь благодарить тебя за отполированную мебель – что я тоже заметил! Лучшее, что пока я сделал для Фонтли, – это подарил ему такую прекрасную хозяйку; дом снова начинает приобретать должный вид. Ты, наверное, крутилась тут как белка в колесе, пока я был в Норфолке!
Она снова зарделась, но на этот раз от удовольствия.
– О, я так рада, что тебе не претит то, что я сделала! Я говорила тебе, что не стану вмешиваться, но подумала: ты, наверное, не будешь возражать, если я приведу некоторые вещи в порядок – не меняя их, а снова сделав такими, какими они были раньше! Вот только Шарлотта, приехав, сказала, что она едва узнала дом, и, хотя и уверяла меня, что ей это понравилось, я видела, что ей это не по душе, и от этого меня буквально бросило в дрожь!
– Шарлотта – дура! – сказал Адам, забыв, как страшился прежде увидеть, что заменили даже истрепанный коврик. Он сжал ее руку, прежде чем отпустить и встать из-за стола. – Пойдем в библиотеку! Там ты тоже повесила симпатичные новые занавески?
– Нет, нет, я к ней не притрагивалась! – торопливо сказала она. – Я думала, возможно, что, если ты не против, мы могли бы заказать новые занавески и в столовую, но в образцах узоров, которые мне до сих пор присылали, ни одна расцветка не похожа на ту, какой, как мне кажется, были старые.
– По-моему, они были какого-то горчичного цвета. – Он задумчиво наморщил лоб. – Пожалуйста, избавь меня от этой расцветки на сей раз! Я помню, они показались мне очень уродливыми еще тогда, когда моя мать впервые повесила их там. Дженни чуть не ахнула от равнодушного отмежевания сына от вкуса матери, которому она так ревностно стремилась следовать. Она заподозрила было, что муж сказал это лишь для ее ободрения, но, когда они дошли до библиотеки, он посмотрел на занавески и скорчил гримасу:
– Совсем выцвели! Странно, что я этого не замечал. Наверное, человек ко всему привыкает. Что мы повесим вместо них?
Сильно воспрянув духом, она показала ему образцы тканей. Ни один из тех, которые она считала самыми подходящими, не удостоился большего, чем сдержанное одобрение Адама, но когда он увидел кусочек красной парчи, то тут же сказал:
– Вот этот!
Она ожидала, что он выберет расцветку менее яркую, но когда он поднес парчу к тому углу, где стояла ваза эпохи Канси, то поняла и одобрила его выбор. Потом, зная, что это будет ему приятно, она сказала:
– Однако должна предупредить, милорд, счет вас не обрадует! Вы выбрали самую дорогую ткань из всех, которые мне прислали.
– О, правда? Но это единственное, что мне нравится! И какова же сумма?
– Около пятидесяти фунтов; я не могу сказать точно, пока не знаю, сколько ее пойдет на шторы.
– Просто ужасно! Но не кажется ли тебе, что еще ужаснее оскорбить мою вазу какой-нибудь дешевкой? Мы купим эту ткань. – Он отдал ей образцы, опустился в свое любимое кресло и, с довольным кряхтением вытянув ноги, сказал:
– До чего приятно снова оказаться дома! И не быть обязанным играть в вист или принимать участие в бессмысленной суете. Расскажи мне, что произошло за то время, пока я был в отъезде!
Глава 17
Три дня спустя в Фонтли приехала Джулия. Поместье лорда Оверсли располагалось к северу от Петерборо и, следовательно, на небольшом расстоянии от Фонтли. Джулия прискакала верхом, в сопровождении Рокхилла и двух своих друзей: мисс Килверли и ее брата, немногословного, спортивного вида молодого джентльмена, который напомнил Дженни Осберта, кузена Адама. Джулия объяснила, что визит был незапланированным.
– Мы отправились в Кройлендское аббатство, – сказала она. – Но когда Мэри – ты ведь помнишь Мэри, да? – узнала, как близко мы от Фонтли, то не успокоилась, пока не прискакала к вам гости!
Дженни, которая помнила мисс Килверли как одну из приятельниц Джулии, сказала, когда они здоровались за руку:
– Я вас очень хорошо помню! Как поживаете?
– Ужасно, что мы застали вас врасплох! – весело добавила Джулия. – Но я не сумела воспротивиться!
– Да и зачем? – ответила Дженни. – Я сейчас же пошлю за Линтоном; мы, знаете ли, добираем остатки урожая, и он помогает на одной из ферм.
– Помогает на ферме? – недоверчиво переспросила Джулия.
– Да, – сказала Дженни с едва заметной, сдержанной улыбкой. – Он тоже, как и фермеры, в халате, который не скажу чтобы был ему особенно к лицу. Но он находит в этом удовольствие! Я только что вернулась оттуда – относила ему полдник. Сливовый пирог и пиво – вот чем жнецы подкрепляются в этот час, но пиво не годится для его желудка: у него от пива разливается желчь. Ну вот, проходите все сюда и тоже отведайте полдник!
Когда Адам вернулся, он застал гостей в бывшей монастырской приемной, все еще сидящих за остатками легкой трапезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113