Будто стоишь над обрывом, за плечами крылья, готова взлететь, но знаешь, что упадешь.
- А этот юноша, Амир… - сразу же ухватил главное папенька.
- Папенька, я люблю его, - быстро, пока не потеряла решимость, сказала Злата, как в омут прыгнула.
- А он? - Петр Евгеньевич горестно вздохнул. Вот так и вырастают дети.
- Говорил, что любит. - Злата потеребила манжету шелкового платья. - Папенька, помните, вы обещали, что я выйду замуж по любви?
- Помню, доченька. Но звал ли тебя твой Амир замуж? - спросил Алимов.
- Нет. Я его вообще не видела с тех пор, - покачала головой Злата.
- И не зашел, и письма не написал? - удивился Петр Евгеньевич.
- Я же тогда уехала с послом и даже не попрощалась с Амиром, мало ли что он подумал, - вздохнула девушка.
- Он подумал, ты подумала, - Алимов потер лоб. - Дети, право слово!
- Папа! Я боялась! - Злата поморщилась. - Видели бы вы его отца!
- А что с отцом? - опешил Петр Евгеньевич.
- С отцом-то ничего, но он такой… Такой… - Злата сделала неопределенный жест рукой.
- Какой? - уточнил Алимов.
Злата поежилась, вспоминая Джибраила. Не человек, а снежный барс, да и только.
- Суровый. Опасный. Правоверный.
- Насколько я понимаю, проблема в последнем пункте, - догадался Петр Евгеньевич. - Правоверный. И Амир, естественно, тоже.
- Да, так и есть, - похоронным тоном подтвердила Злата.
Петр Евгеньевич долго молчал. Девушка ждала - все зависит от решения папеньки. Что бы он ей ни обещал, что бы ни говорил ранее, но сейчас он может принять одно-единственное решение, и, к сожалению, Злата знала какое.
- Любовь - это прекрасно, - в конце концов произнес отец, и Злата видела, с каким трудом ему даются эти слова. - Но между вами пропасть, доченька. И если этот Амир не приехал и не сказал тебе пока ни слова, значит, он тоже это понимает. Возможно, решение для вас существует, но его принимаю не я. Я могу лишь сказать тебе, что через несколько дней мы возвращаемся домой, в Москву. В состоянии ли ты перенести путешествие?
- Да, папенька, - ответила Злата, еле сдерживая слезы.
Вот и все. Последняя надежда на то, что Петр Евгеньевич сам поговорит с Джибраилом Бен-Нижадом, растаяла. Разумеется, папенька в глубине души не одобряет того, что дочь влюбилась в мусульманина. Это немыслимо, так быть не должно, и этого не будет. Папенька может сколько угодно делать вид, что сожалеет, но втайне он рад, и винить его за это нельзя - он кругом прав и желает дочери только добра.
Остаток дня Злата тихо прорыдала в своей комнате. А что ей оставалось?
Вскоре ее навестила Хафиза, сопровождаемая евнухом, - они произвели фурор в посольстве, - и рассказала, как теперь живет она и весь гарем.
- После смерти господина воцарился хаос, - сообщила хатум, отпивая чай из пиалы.
Вдова Ибрагима абсолютно не выглядела убитой горем, наряд ее был по-прежнему ярок, драгоценности многочисленны, а улыбка очаровательна. Подруги устроились в комнате Златы, и Хафиза с любопытством разглядывала европейскую обстановку. Злата же старалась улыбаться, хотя это давалось ей не слишком легко, грустные мысли не покидали девушку.
- Солдаты обшарили весь дом, - продолжила рассказ Хафиза, - даже в гареме появлялись. Женщины едва не умерли от восторга, и, кажется, некоторым солдатам не удалось избежать навязчиво предлагаемых ласк.
Злата невольно рассмеялась, представив, как тощего солдатика зажимает в темном углу какая-нибудь Сааддат.
- Потом посторонние покинули дом, я приказала навесить новые ворота взамен взорванных и заперла дом вдоль стены страгид. Вовремя, как оказалось. Мародеры пытались проникнуть в дом каждую ночь, как же, гарем остался без хозяина. Но теперь все уладилось. Я написала отцу, он скоро приедет. - Хафиза отщипнула виноградину и продолжила: - Надеюсь, я в положении…
- А что, есть признаки?
- Да, - ни капли не смущаясь, кивнула Хафиза. - Как бы я хотела, чтобы родился сын! Тогда мне бы не пришлось возвращаться к отцу. Конечно, он примет меня, но вскоре опять отдаст замуж.
- Не все мужчины такие, как Ибрагим, - покачала головой Злата.
- Я знаю. Но не хочу больше рисковать. Ибрагим показался отцу достойным меня мужем, а что в итоге вышло? Я же не смогу познакомиться с мужчиной и полюбить его до брака…
- Я верю, ты будешь счастлива.
- Как жаль, что ты уезжаешь! - вздохнула Хафиза. - У меня никогда не будет такой подруги, как ты!
- У меня тоже. Но мне надо ехать.
Сборы в дорогу получились короткими - вещей у Златы набралось совсем мало. И вот поезд навсегда увозит ее из Дамаска - нет, из Димашка, упрямо повторяла Злата. Этот город, как она и думала, открыл в ней нечто новое, а именно - любовь - и показал ей Бога, что суть одно и то же. Но теперь надо расставаться навсегда. И Бог, и любовь - они везде, но как же больно, что тот, кого любишь, так и не пришел, так и не сказал ни единого слова.
Глава 27
Стояла невыносимая духота, и даже распахнутые окна не приносили желанного облегчения. Хорошо бы с гор пришла гроза, страшная и тяжелая, которая вымотала бы душу и вместе с тем освежила, очистила, дала новый поворот мыслям.
Амир метался по комнате, как лев по клетке в зверинце Бен-Фарида. Податься некуда! Молодой человек знал, что должен принять решение, но каким же нелегким оно представлялось, с какой кровью приходится его принимать!
Что такое вера, если Бог один? Что такое расстояния для тех, кто любит? Ничто, надуманные препятствия, которые можно преодолеть. Можно ли? Амир Бен-Нижад был сильным человеком, и он умел принимать решения, когда требовалось. Но как воспримет его решение отец, что скажет? Понятно одно: жить без Златы дальше совершенно невозможно.
Амир решительно распахнул дверь и вышел, прошел коридорами, не обращая внимания на кланявшихся слуг, и остановился перед дверью библиотеки. Он знал, что увидит сейчас: библиотеку, залитую солнечным светом, и отца, склонившегося над книгой. После смерти брата Джибраил много времени проводил в библиотеке, будто пытаясь в книгах найти ответ, как справиться с болью, которую все равно испытывал, несмотря на то что Дауд заслуживал смерти.
- Отец! - Амир постучал в библиотеку. - Отец, нам нужно поговорить.
После паузы раздался голос Джибраила:
- Входи…
Амир распахнул дверь: так и есть: солнце, золотисто-коричневая сказка уютной комнаты и Джибраил, оторвавшись от чтения, смотрит вопросительно и понимающе.
- Отец, - перешел сразу к главному Амир, - я уезжаю.
- Ты так решил? - Джибраил даже не стал уточнять куда.
- Да. - Амир прямо и твердо взглянул на отца. - Да.
Отец отложил книгу и напомнил:
- Она не нашей веры.
- Мне все равно, отец. Я люблю ее, несмотря ни на что.
Иногда Амир не понимал Джибраила, вот как сейчас. И не мог предугадать, что тот решит или спросит.
- А если она не захочет?
- Если она не захочет, я вернусь и буду с этим жить, - сказал Амир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- А этот юноша, Амир… - сразу же ухватил главное папенька.
- Папенька, я люблю его, - быстро, пока не потеряла решимость, сказала Злата, как в омут прыгнула.
- А он? - Петр Евгеньевич горестно вздохнул. Вот так и вырастают дети.
- Говорил, что любит. - Злата потеребила манжету шелкового платья. - Папенька, помните, вы обещали, что я выйду замуж по любви?
- Помню, доченька. Но звал ли тебя твой Амир замуж? - спросил Алимов.
- Нет. Я его вообще не видела с тех пор, - покачала головой Злата.
- И не зашел, и письма не написал? - удивился Петр Евгеньевич.
- Я же тогда уехала с послом и даже не попрощалась с Амиром, мало ли что он подумал, - вздохнула девушка.
- Он подумал, ты подумала, - Алимов потер лоб. - Дети, право слово!
- Папа! Я боялась! - Злата поморщилась. - Видели бы вы его отца!
- А что с отцом? - опешил Петр Евгеньевич.
- С отцом-то ничего, но он такой… Такой… - Злата сделала неопределенный жест рукой.
- Какой? - уточнил Алимов.
Злата поежилась, вспоминая Джибраила. Не человек, а снежный барс, да и только.
- Суровый. Опасный. Правоверный.
- Насколько я понимаю, проблема в последнем пункте, - догадался Петр Евгеньевич. - Правоверный. И Амир, естественно, тоже.
- Да, так и есть, - похоронным тоном подтвердила Злата.
Петр Евгеньевич долго молчал. Девушка ждала - все зависит от решения папеньки. Что бы он ей ни обещал, что бы ни говорил ранее, но сейчас он может принять одно-единственное решение, и, к сожалению, Злата знала какое.
- Любовь - это прекрасно, - в конце концов произнес отец, и Злата видела, с каким трудом ему даются эти слова. - Но между вами пропасть, доченька. И если этот Амир не приехал и не сказал тебе пока ни слова, значит, он тоже это понимает. Возможно, решение для вас существует, но его принимаю не я. Я могу лишь сказать тебе, что через несколько дней мы возвращаемся домой, в Москву. В состоянии ли ты перенести путешествие?
- Да, папенька, - ответила Злата, еле сдерживая слезы.
Вот и все. Последняя надежда на то, что Петр Евгеньевич сам поговорит с Джибраилом Бен-Нижадом, растаяла. Разумеется, папенька в глубине души не одобряет того, что дочь влюбилась в мусульманина. Это немыслимо, так быть не должно, и этого не будет. Папенька может сколько угодно делать вид, что сожалеет, но втайне он рад, и винить его за это нельзя - он кругом прав и желает дочери только добра.
Остаток дня Злата тихо прорыдала в своей комнате. А что ей оставалось?
Вскоре ее навестила Хафиза, сопровождаемая евнухом, - они произвели фурор в посольстве, - и рассказала, как теперь живет она и весь гарем.
- После смерти господина воцарился хаос, - сообщила хатум, отпивая чай из пиалы.
Вдова Ибрагима абсолютно не выглядела убитой горем, наряд ее был по-прежнему ярок, драгоценности многочисленны, а улыбка очаровательна. Подруги устроились в комнате Златы, и Хафиза с любопытством разглядывала европейскую обстановку. Злата же старалась улыбаться, хотя это давалось ей не слишком легко, грустные мысли не покидали девушку.
- Солдаты обшарили весь дом, - продолжила рассказ Хафиза, - даже в гареме появлялись. Женщины едва не умерли от восторга, и, кажется, некоторым солдатам не удалось избежать навязчиво предлагаемых ласк.
Злата невольно рассмеялась, представив, как тощего солдатика зажимает в темном углу какая-нибудь Сааддат.
- Потом посторонние покинули дом, я приказала навесить новые ворота взамен взорванных и заперла дом вдоль стены страгид. Вовремя, как оказалось. Мародеры пытались проникнуть в дом каждую ночь, как же, гарем остался без хозяина. Но теперь все уладилось. Я написала отцу, он скоро приедет. - Хафиза отщипнула виноградину и продолжила: - Надеюсь, я в положении…
- А что, есть признаки?
- Да, - ни капли не смущаясь, кивнула Хафиза. - Как бы я хотела, чтобы родился сын! Тогда мне бы не пришлось возвращаться к отцу. Конечно, он примет меня, но вскоре опять отдаст замуж.
- Не все мужчины такие, как Ибрагим, - покачала головой Злата.
- Я знаю. Но не хочу больше рисковать. Ибрагим показался отцу достойным меня мужем, а что в итоге вышло? Я же не смогу познакомиться с мужчиной и полюбить его до брака…
- Я верю, ты будешь счастлива.
- Как жаль, что ты уезжаешь! - вздохнула Хафиза. - У меня никогда не будет такой подруги, как ты!
- У меня тоже. Но мне надо ехать.
Сборы в дорогу получились короткими - вещей у Златы набралось совсем мало. И вот поезд навсегда увозит ее из Дамаска - нет, из Димашка, упрямо повторяла Злата. Этот город, как она и думала, открыл в ней нечто новое, а именно - любовь - и показал ей Бога, что суть одно и то же. Но теперь надо расставаться навсегда. И Бог, и любовь - они везде, но как же больно, что тот, кого любишь, так и не пришел, так и не сказал ни единого слова.
Глава 27
Стояла невыносимая духота, и даже распахнутые окна не приносили желанного облегчения. Хорошо бы с гор пришла гроза, страшная и тяжелая, которая вымотала бы душу и вместе с тем освежила, очистила, дала новый поворот мыслям.
Амир метался по комнате, как лев по клетке в зверинце Бен-Фарида. Податься некуда! Молодой человек знал, что должен принять решение, но каким же нелегким оно представлялось, с какой кровью приходится его принимать!
Что такое вера, если Бог один? Что такое расстояния для тех, кто любит? Ничто, надуманные препятствия, которые можно преодолеть. Можно ли? Амир Бен-Нижад был сильным человеком, и он умел принимать решения, когда требовалось. Но как воспримет его решение отец, что скажет? Понятно одно: жить без Златы дальше совершенно невозможно.
Амир решительно распахнул дверь и вышел, прошел коридорами, не обращая внимания на кланявшихся слуг, и остановился перед дверью библиотеки. Он знал, что увидит сейчас: библиотеку, залитую солнечным светом, и отца, склонившегося над книгой. После смерти брата Джибраил много времени проводил в библиотеке, будто пытаясь в книгах найти ответ, как справиться с болью, которую все равно испытывал, несмотря на то что Дауд заслуживал смерти.
- Отец! - Амир постучал в библиотеку. - Отец, нам нужно поговорить.
После паузы раздался голос Джибраила:
- Входи…
Амир распахнул дверь: так и есть: солнце, золотисто-коричневая сказка уютной комнаты и Джибраил, оторвавшись от чтения, смотрит вопросительно и понимающе.
- Отец, - перешел сразу к главному Амир, - я уезжаю.
- Ты так решил? - Джибраил даже не стал уточнять куда.
- Да. - Амир прямо и твердо взглянул на отца. - Да.
Отец отложил книгу и напомнил:
- Она не нашей веры.
- Мне все равно, отец. Я люблю ее, несмотря ни на что.
Иногда Амир не понимал Джибраила, вот как сейчас. И не мог предугадать, что тот решит или спросит.
- А если она не захочет?
- Если она не захочет, я вернусь и буду с этим жить, - сказал Амир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49