– Снимите его, или я сделаю это за вас, – ответил Колин, будто она и не говорила.
– Не сделаете! – ответила Ферн, совсем не уверенная в этом.
Он прищурился скорее с выражением досады, а не как мужчина, которого прогневала непокорная жена. Когда он протянул руку, Ферн отпрянула к двери в тщетной попытке воспротивиться его намерению. Колин схватил ее за потемневшее от синяков запястье, круто развернул и начал расстегивать крючки широкого бархатного пояса. Не смея возражать, хотя внутри у нее все кипело от ярости, она проклинала свое предательское тело, реагировавшее на близость его рук. Он бесцеремонно стянул лиф, одну за другой развязал ленты нижних юбок и, добравшись до кринолина, сдернул его. Хитроумное приспособление со стуком упал на пол.
– Вот и все. Теперь можете сесть. Здесь достаточно места.
Ферн протиснулась мимо него к единственному стулу, переступив через поверженные обручи. Колин отшвырнул их ногой под кровать в тот момент, когда в дверь постучали. Ферн, не успевшая завязать юбки, быстро сложила руки на коленях, а муж почти с ухмылкой взглянул на нее и открыл дверь.
– Вода для мытья и ужин, сэр.
Неряшливая девушка, стоявшая в узком коридоре, протянула Колину поднос. Забрав его и поставив на сундуки, тот уже начал закрывать дверь, но потом остановился.
– Как тебя зовут?
– Пеготи, сэр, – пробормотала служанка.
– Пеготи, – повторил он. – А это моя жена, миссис Редклифф.
Ферн пристально смотрела на него, гадая, зачем он представляет ее деревенской служанке.
– Миссис Редклифф настоящая леди, – продолжал Колин, – и она глубоко оскорблена тем, что ваше заведение не предоставляет ей возможность переодеться к обеду. Но это ничто по сравнению с тем, как она будет оскорблена вот этим.
Наклонившись, он прижал Ферн к спинке стула, обеими руками насильно приподнял ей голову и поцеловал. На миг она замерла от потрясения, потом начала молотить его по груди, пыталась лягнуть и укусить. Но поскольку она не могла сдвинуть его с места, ей осталось только вцепиться мужу в волосы и дернуть изо всех сил.
Лишь тогда он с наглой улыбкой отстранился и взглянул на служанку, которая стояла открыв рот.
– Благодарю тебя, Пеготи. – И он захлопнул перед ее носом дверь.
– Вам нравится унижать меня? – выпалила Ферн.
– Считайте это предупреждением. Как только вы открыто поставите меня в неловкое положение, я отплачу вам тем же, – спокойно ответил Колин. – И, поверьте, как женщина вы пострадаете больше.
Ферн лишь головой покачала. Она могла поклясться, что ее поведение, каким бы вызывающим оно ни было, не имело никакого отношения к его неприличной демонстрации. Колин взял с подноса тарелку, положил на нее серебряные приборы и сунул ей. Это был холодный язык. Ферн терпеть не могла холодный язык, но слишком напряженный день заставил ее проголодаться, так что она старалась игнорировать вкус мяса, пока жевала и глотала.
Наблюдая, как жена ест, Колин чувствовал странное душевное волнение. Когда Ферн ударила его, в нем вдруг что-то ожило. Никто еще не бил его, ни любовница, ни братья, ни отец, ни учителя или нянька, ни товарищи-студенты в Итоне.
Колин обнаружил, что внезапная боль от удара… действует возбуждающе. Это не просто какая-то грубая плотская реакция, хотя похоть здесь тоже присутствовала, но главное было в другом. Он почувствовал себя как слепец который внезапно обрел зрение и увидел чудесный восход солнца. Ему страстно хотелось удержать свое ощущение, безрассудно побуждая Ферн причинять ему боль и всякий раз это было как обжигающее клеймо на темноте его души…
Он понимал, что все это неправильно, очень неправильно, только не мог сказать, в чем заключалась неправильность. Он хотел снова испытать то ощущение, но ведь не просить же Ферн сделать ему больно. На такое он просто не способен.
Рексмер. Были другие маленькие поместья, куда он мог поехать, охотничьи домики, пустовавшие в этом сезоне, уединенные коттеджи, принадлежавшие семье никогда должным образом не используемые. А он вдруг отправился в место, которое очень ему досаждало и столь же не вписывалось в его четкую жизнь, как жена и то, что сейчас между ними происходило. Он хотел удвоить свои пытки и сомнения? Или же это эквивалент его браку и тайнам самого древнего семейного поместья?
Колин не знал. Поэтому медленно ел холодный язык с картошкой, запивая их темным элем и обдумывая свои вопросы. Стук приборов по тарелке заставил его повернуться к жене. Она закончила есть и теперь смотрела на него с возбужденным блеском понимания в серых глазах.
– Вам нравится боль, – заявила она. – Вы получаете от нее удовольствие.
Колин начал возражать против такого заявления, но Ферн движением головы остановила его.
– Прежде чем ответить, хорошенько подумайте. Если вы скажете мне, что я ошиблась, тогда я очень постараюсь не делать вам больно.
Холодная невозмутимость, столь необычная для его жены, удивила Колина. Откуда у нее взялась твердость характера… почему именно теперь? Скрестив руки на груди, он смотрел на Ферн и с удовольствием заметил, что она слегка побледнела.
– Никогда? – испытующе спросил он.
– Никогда, – дрогнувшим голосом ответила Ферн.
– Что бы я с вами ни сделал? – настаивал Колин.
– Что бы вы ни сделали, – прошептала она.
Несмотря на явный страх жены, Колин не сомневался, что она говорит правду и, насколько это будет в ее силах, поступит как сказала. Он подождал немного, пока Ферн изучала пустую тарелку на коленях, затем произнес:
– Мне это не доставляет удовольствия.
Она с недоверием посмотрела на него.
– Мне это не доставляет удовольствия, – с нажимом повторил он. – Не совсем. Но я этого хочу. Мне это необходимо.
– Почему? – беспомощно спросила она.
Колин невесело усмехнулся:
– Потому что я каким-то образом меняюсь. И я не хотел оставаться в Брайтоне, на глазах общества, зная что такое может случиться, что другие могут увидеть…
– Что увидеть? – Ферн была озадачена.
– Что они могут увидеть меня, – глупо закончил он – Я хочу, чтобы вы делали мне больно. Потому я и спросил: вы тоже хотите?
Взгляд Ферн стал напряженным.
– Это заставляет меня чувствовать, будто внутри у меня гудит, как говорится в лекциях об электричестве.
– Значит, вы сделаете это снова, – с удовлетворением произнес Колин.
– Я не должна и не хочу делать… такое снова.
– Полагаю, вы имеете в виду то, что в изысканно обществе называют «заниматься любовью».
– Меня совершенно не интересует, как это называется. И в этом ничего привлекательного нет.
– Вы так не считаете.
– Конечно, считаю. – Ее ответ был слишком поспешным.
Забрав у нее пустую тарелку, Колин поставил ее на крышку верхнего сундука.
– Вы этого хотите. Так говорит мне ваше тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51