Солнце устало садилось за горизонт и с Темзы клубами поднимался туман, заполняя улицы Челси, когда Чарлз направился к дому, где в окнах горел желтоватый свет, где комнаты были небольшими, но теплыми. К дому, где Мэгги, должно быть, обедала с мисс Уэст, усваивая новые уроки поведения. В этой девушке удивительным образом сочетались невежество и поразительная смышленость.
Первые три вечера он оставлял ее с книгами, и Мэгги раздраженно спрашивала, что для него важнее: чтобы она проводила время с ним или выполняла поставленную перед ней задачу. Игнорируя ее досаду, Чарлз тем не менее должен был признать, что она оказывала на него существенное влияние. Он неохотно оставлял ее выполнять задания на вечер, а сам занимался ежедневными письменными отчетами мисс Уэст, а также газетами, документами и письмами – всем тем, что заполняло его жизнь. Потом он проверял, чему Мэгги научилась задень, и, оценивал ее успехи. С каждым днем дистанция между ними – дистанция, которую он усиленно старался сохранять, – исчезала.
Поначалу Чарлз боялся, что Мэгги потеряет свое очарование, едва примерит наряд леди и внешне преобразится в обычную заурядную девицу, каких он десятками встречал на светских вечерах. И еще он боялся, что, несмотря на более изысканную речь и манеры, несмотря на муслин, кружева, кринолины и изящные лайковые туфли, нетрадиционность мышления Мэгги будет время от времени прорываться наружу, и это отрицательно скажется на ее облике. Нет, Мэгги не была неотесанной и грубой, но присущие ей черты характера, такие какрез-кость, уверенность в себе, воля и решительность, могли выделить ее из общего круга светских красавиц и привлечь внимание со стороны. Но кто сможет распознать происхождение Мэгги, когда она будет обладать великолепной внешностью и манерами, и кто сможет догадаться, чьей поддержкой она пользуется?
Через неделю мисс Уэст начала выводить Мэгги на прогулки в Гайд-парк. При этом Мэгги исполняла роль сопровождаемой компаньонкой сироты, имеющей некоторое состояние и живущей с двоюродным дедушкой. Мэгги со смехом рассказывала о встречах в парке с дерзкими молодыми людьми, которые отважно пытались познакомится с ней неофициально, и Чарлз слышал в ее голосе благоговение и удовлетворение женщины, которая обнаружила, что способна очаровывать мужчин и вызывать у них уважение. Он догадывался, какого рода были эти попытки: мужчины не стремились познакомиться ради запретной связи, но тем не менее вели себя довольно смело, заигрывая с молодой женщиной их круга. Когда Мэгги рассказывала, как они заставляли ее краснеть, Чарлз не мог отделаться от ревности, смешанной со злостью, – ведь он-то с самого начала повел себя с ней крайне неосмотрительно в отличие от молодых джентльменов.
Иногда, встречаясь с Мэгги, Чарлз замечал, что ее радость видеть его была чем-то омрачена, и вскоре он понял, что, вероятно, во время дневной прогулки какой-нибудь мальчишка или нищий останавливал ее, чтобы передать привет от Дэнни, довольного ее успешным внедрением в дом богатого джентльмена. Это приводило Чарлза в ярость, и он начинал тревожиться за Мэгги. Вдруг ей все еще угрожает опасность?
Визит в Скотленд-Ярд убедил Чарлза в тщетности использования официальных каналов. Инспектор кланялся, расшаркивался и улыбался, но все его заверения были неискренними и бессмысленными. Это означало, что следовало надеяться только на себя, и Чарлзу оставалось лишь утешать Мэгги тем, как счастлив ее друг Гарри и в какой безопасности находится юный Джайлс, хотя тот по-прежнему не желал оставаться в заведении, в которое он его определил. Однако барон вскоре пообещал ему четыре шиллинга в неделю на карманные расходы, и мальчишка смирился со своим положением. Мэгги жила с постоянным чувством страха и, несмотря на здравые рассуждения о том, что ни один преступник не осмелится причинить ей вред, поскольку она находится под покровительством богатого джентльмена, не могла не думать об опасности.
Фрэнки – долговязый рыжеволосый паренек, угрожавший Чарлзу в квартире Мэгги, – навещал Мэгги по меньшей мере раз в неделю и сообщал новости. Эджингтон не доверял ему.
Как-то раз он столкнулся с Фрэнки поздно вечером в холле, когда тот покидал дом. Парень окинул его наглым взглядом и с усмешкой заявил:
– Бог знает почему, но вы нравитесь Мэгги. Однако если вы обидите ее, я вырву ваши кишки и скормлю их собакам!
Чарлз холодно посмотрел на Фрэнки и ничего не ответил. Но в глубине души он был тронут преданностью, которую Мэгги внушила этому юнцу.
– Если ты беспокоишься о том, чтобы никто не обидел ее, то лучше обратись к Дэнни О’Салливану, а не ко мне, – сказал он напоследок.
Фрэнки прищурился.
– А кто говорит, что я не сделаю этого? – процедил он и выскользнул за дверь.
Прошла неделя, затем другая и третья. Иногда Чарлзу казалось, что Мэгги является уникальной представительницей рода человеческого. Он чувствовал, что никогда не сможет понять, почему она так рьяно заботилась о всех тех людях, которых собрала вокруг себя. И как только в ней, такой хрупкой и такой юной, сочетались все эти качества – и воля, и целеустремленность, и очарование? А как ловко она справлялась со взятыми на себя обязательствами, способными сломить кого угодно! Чарлз не понимал, почему приходит к ней почти каждый вечер и почему она принимает его. При этом ни он, ни она не пытались выяснить, какие отношения между ними складываются. Мэгги была для него светлым пятном в серой будничной жизни, она пробуждала надежду на будущее, и он не осмеливался подвергать сомнению свою убежденность в этом, опасаясь, что однажды утром эти ощущения исчезнут.
Однако расстаться им все же придется. И что тогда он будет делать?
В четверг в дом в Челси пришла короткая записка. Мэгги узнала почерк барона.
Сегодня я занят другими делами. Приношу свои извинения.
Эджингтон.
Мэгги вздохнула, испытывая одновременно разочарование и облегчение. Она всегда ждала его вечерних визитов, которые наполняли радостью, но и оставляли чувство опустошенности, когда Чарлз уходил и словно уносил с собой часть ее души.
По крайней мере раз в неделю приходило подобное этому сообщение, в котором лорд Эджингтон сообщал, что не сможет прийти. И такая записка являлась напоминанием о его другой жизни и других обязанностях, к которым Мэгги не имела никакого отношения. Она всегда считала, что господа – это господа и они поступают так, как им нравится, но получалось, что они не всегда вольны делать то, что, им нравится, чаще они ограничены в своих действиях, и это ограничение связано с их положением и богатством. С некоторых пор Мэгги начала понимать, что высшее общество представляет собой нечто вроде грандиозного ярмарочного балагана с участием Панча и Джуди, где действие беспрестанно повторяется и где титулованные особы являются самыми настоящими марионетками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68