Он подошел к нему и поздоровался. Человек не двинулся с места, просто продолжал смотреть прямо перед собой. Дьякон Джонсон не мог видеть ничего, кроме собственного опрятного отражения в его темных очках.
– Могу я спросить, – обратился к нему дьякон Джонсон, – вы слепой?
– Думаю, да, – ответил человек.
– Могу ли я спросить, насколько вы слепы?
– Зависит от того, что вы имеете в виду.
– Вы можете видеть надпись на этом щите? – дьякон Джонсон указал на большую рекламу «Тойоты» в четверти мили на дороге.
Человек сказал:
– Не очень.
Дьякон Джонсон вытянул ладонь перед его лицом:
– А это видите?
Человек кивнул в знак согласия.
– Очень хорошо.
«Слава Богу», – подумал дьякон Джонсон.
Для тренировки полуслепой подходил отлично. Что касалось премии за актерское мастерство, то человек соответствовал требованиям: он был достаточно болен, но не выглядел таким болезненным, как некоторые бродяги в ночлежке.
Дьякон Джонсон представился и сказал:
– Вы слышали о Спортивной Христианской Телесети?
– Да, – ответил слепой.
– Тогда вы должны были слышать и о преподобном Чарльзе Уибе и о том, как он исцеляет людей. Это показывают по национальной программе телевидения.
– Я не смотрю телевизор.
– Да, я понимаю, но, по крайней мере, вы слышали о преподобном Чарльзе Уибе, как он исцеляет людей, и это показывают по национальному телевидению. Причина, почему я об этом спрашиваю, в том, что сегодня у него как раз сеанс исцеления. И именно здесь.
– Исцеление.
– Это показывают по спутниковому телевидению, в прямом эфире, – сказал дьякон Джонсон. – Вас это не заинтересует?
Человек поиграл своей бородой.
– За пятьсот долларов, – сказал дьякон Джонсон.
– И я буду исцелен?
– Позвольте вам сказать, что у преподобного Уиба получаются блестящие результаты. Конечно, с Божьей помощью.
Дьякон Джонсон покружил вокруг слепого и проверил, как он будет выглядеть перед камерой.
– Думаю, Бог желает, чтобы мы вас побрили, – сказал он. И, возможно, подстригли вам волосы. Эта коса будет отвлекать внимание.
Слепой поднял средний палец перед носом дьякона Джонсона.
– Вы это видите? – спросил он.
Дьякон Джонсон слабо хихикнул:
– Я вас недооценил, сэр. Давайте остановимся на тысяче долларов.
– За тысячу долларов я приму душ, – сказал слепой. – И это все.
Когда он поднялся, то дьякону Джонсону показалось, что он завис над ним, как гора. Он натянул на голову цветастую пластиковую шапочку и пригладил ее на голове. Потом своими толстыми заскорузлыми пальцами ухватил дьякона Джонсона за локоть и сказал:
– Показывайте дорогу.
В тот момент, когда другие лодки окунеловов с ревом сорвались с места, Эл Гарсия почувствовал, что он и Джим Тайл неминуемо утонут, что волны затянут в глубину деревянный «скиф» и он будет плавать вверх дном, а они оба окажутся пойманными, как в западню. Но этого не случилось. «Скиф» оказался не только устойчивым, но и сухим. Однако он двигался чудовищно медленно – даже медленнее, чем мог бы, из-за того, что его тяжесть увеличивалась за счет контейнера, наполненного пресной водой озера Джесап, предназначенной специально для Квинни. Это усугубляло и без того значительный вес двоих мужчин, обрудования, баллона с горючим, коробок с ленчем, якоря, наживки (нескольких фунтов мороженого золотистого леща из округа Харни, любимого лакомства Квинни) – всего этого было слишком много для старого усталого маленького мотора Меркьюри в шесть лошадиных сил.
Гарсия направился прямо по каналу, держа курс на Озеро номер семь. Одной рукой он управлял рулем. Другой держал удочку с наживкой, которая издавала неприятные резкие звуки, притягательные для рыбы.
– Похоже на то, как трубит слон, – сказал Гарсия бойкому, но не внушающему симпатий коммивояжеру, всучившему ему эту приманку у причала.
Это была долгая и медленная поездка, и ритмическое гудение подвесного мотора в конце концов начало убаюкивать. Гарсия почти дремал, когда что-то задергалось у него под руками: он открыл глаза и увидел, что кончик его удочки дрожит и ныряет. Вспомнив, чему его учил Скинк, он дважды дернул кверху, и ответом ему было упрямое натяжение на конце лески. Без особого усилия полицейский стал сматывать удочку и на ней оказалась маленькая черная рыбка не более чем в двадцать дюймов длиной. Джим Тайл сказал:
– Я думаю, это окунек-младенец.
– Будь я проклят, – ответил Эл Гарсия. – Брось его в контейнер.
– Зачем?
– Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.
– Она ужасно маленькая, – заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.
– Рыба есть рыба, – ответил полицейский. – Пошли, Джимбо, давай входить в настроение этого проклятого турнира.
После этого мотор заглох, он дважды кашлянул, поплевался синим дымом и замер. Эл Гарсия снял обтекатель с мотора и бесплодно возился с ним минут десять. Потом поменялся местами с Джимом и тот тоже попробовал починить мотор.
Джим Тайл все дергал и дергал за веревку, но мотор Меркьюри не подавал признаков жизни. После десятой попытки он сел и сказал:
– Черт!
Деревянный «скиф» неподвижно завис над каналом. В виду не было ни одной лодки окунеловов.
– Нам предстоит долгий путь, – сказал Гарсия.
Внезапно, как по наитию, Джим Тайл отсоединил шланг подачи горючего и понюхал кран.
– Что-то не в порядке, – сказал он.
Гарсия вздрогнул.
– Не говори мне, что у нас нет топлива.
Джим Тайл поднял тяжелый алюминиевый контейнер с горючим и отвинтил крышку. Заглянул внутрь, потом прижался к отверстию носом.
– Горючего полно, – сказал он мрачно. – Только кто-то в него помочился.
Ночь потребовала жертв от обоих.
Кетрин чувствовала песок на языке, а тело ее свело судорогой от того, что она лежала скрюченная в багажнике машины. Ее колени были стерты, а волосы пахли резиной оттого, что ее голова покоилась на запасной шине, как на подушке. Она плакала, пока не заснула, а теперь в белом блеске утра вид пистолета Томаса Керла снова вызвал у нее слезы. Но мысль о Декере помогла удержаться от них. Сам Керл был совсем плох, ему становилось все хуже и хуже, и процесс этот шел быстрее, чем можно было себе представить, потому что он находился на грани комы или смерти. Он больше совсем не мог двигать правой рукой. Мускулы руки были мертвы и черны, как собачья голова, свисавшая с нее. Какая-то жижа сочилась из глаз и носа Керла, и за ночь его язык распух и вываливался изо рта, похожий на какой-то экзотическкий малиновый плод. На лодке он практически игнорировал Кетрин, но постоянно что-то бормотал, обращаясь к собачьей голове и гладя ее окаменевшую пасть. Теперь Кетрин уже притерпелась ко всему, даже к вони. Томас Керл отчаянно пил с момента перед рассветом, и она подозревала, что только это спасало его от боли, вызванной инфекцией, которая его пожирала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102