Сколько их было, разбуженных и снова отправленных в сон? Таких разных. Таких… Таких, как «Мурена», никогда не было. И не будет, наверное. Но это ведь не убийство. Машина останется живой, она просто перестанет осознавать себя. Ей будет все равно. Просто.
Проще, чем разбудить.
И мягко, мягонько, ласково так, спокойно: спи…
Чем-то сродни обыкновенному гипнозу. Ловишь взгляд, и даже приказывать не надо – все получается само. Это легко. Технически легко, а как оно – отправлять на покой живую душу, никого не касается.
Ну вот. Она засыпает… Это небольно. Совсем небольно. «Мурена» была и перестала быть. Ее можно разбудить снова. Сейчас или чуть позже, но ты Зверь этого не сделаешь. Ты уйдешь. Для тебя «Мурены» уже нет и никогда больше не будет. Последние дни вообще щедры на потери.
Это небольно.
Совсем небольно.
И вертолет-разведчик Ка-190 идет на посадку, снижается над буровой вышкой, легкий, послушный, маневренный.
Тихо как…
Май. Казахстан
– Тебя ищут, молодой господин, – сказала желмагуз кемпир.
– Я знаю, – кивнул Волк.
– Нет, – возразила желмагуз кемпир. – Ты знаешь, что тебя ищут люди. Ты не знаешь, что тебя ищет Тот, кто над нами.
Она была старой и уродливой. Сморщенные груди висели почти до пупка, желтые когти, длинные и грязные, закручивались в спирали, а зубы казались черными. То ли от табака, который она жевала не переставая, то ли зубная эмаль была такого цвета.
Она была старой, уродливой, семиголовой демоницей. Одна голова вполне материальная – та самая, которой желмагуз кемпир говорила и жевала табак, остальные шесть – призрачные, наслаивающиеся друг на друга изображения. Разные лица. Разный цвет волос и глаз. Изредка мелькали даже красивые.
Волк не присматривался. Демоница считала его своим хозяином. Может быть, она сошла с ума от старости, а может, это он, Волк, свихнулся. Здесь, в степи, это было не так уж важно. Вновь оказавшись среди людей, он, может статься, задумается над странностями желмагуз кемпир и своими собственными. А пока… Волки не думают.
– Тот, кто над нами, – это Сатана?
– Ты называешь его так. Твои волки убили слишком многих, молодой господин. Ты залил кровью прошлую весну. Ты хочешь повторить это?
– Нет, – Волк покачал головой, – не хочу. Я все сделал. Теперь мы снова будем охотиться. Просто охотиться.
– На людей.
– Тебе их жалко?
Желмагуз кемпир рассмеялась. Всеми головами сразу. Смеялась она долго, семь голосов сплетались друг с другом, скрипели, каркали, звенели, разливались истеричными колокольчиками. Желмагуз кемпир любила посмеяться.
– Я мать им всем, – сказала она наконец, – мать, советчица, убийца. Нет, молодой господин, мне не жалко своих детей. Они – моя жизнь. И я убиваю их. Так же, как ты. Так же, как любой из нас. Ты веришь мне, хозяин?
– В то, что меня ищет Сатана? Да, верю. Он давно хочет встретиться.
– Он перестал ждать. Теперь он будет действовать. Ты примешь совет от старой, мудрой женщины?
– Смотря какой.
– Ах-ха-а, – выдохнула демоница и улыбнулась. – Такой молодой, такой смелый, не очень умный хозяин. Послушай меня – улетай. Прямо сейчас. Отпусти стаю, оставь свой дом и улетай. Бойся Того, кто над нами. И людей, которым веришь, тоже бойся. Сейчас тебе нужно бояться всех. Ты – владыка и сын владыки – слишком слаб, чтобы спорить с судьбой. Ты можешь только убегать. Если хочешь жить.
– О чем ты?
– Мы, демоны, никогда не говорим понятными словами. – Желмагуз кемпир перекинула табачную жвачку с одной стороны рта в другую, сплюнула на жухлую траву. – Ты можешь умереть и стать другим. Если хочешь этого – делай так, как велит Тот, кто над нами. Ты можешь остаться жить… Нет, не верно… Ты можешь попробовать сохранить свою жизнь. Тогда беги. Это все, молодой господин. Это все. Удачи тебе. Мы не увидимся больше.
Она вновь рассмеялась на разные голоса. Невесело рассмеялась. Пронзительно и зло. Поклонилась и исчезла в темноте.
А утром Волка поднял на ноги тихий писк телефона:
– Олег, – послышалось в трубке. Знакомый голос… Волк медленно становился человеком. Вспоминал себя. По частям. Тяжело и неохотно. Вспомнил… Олег – это имя. Его имя.
– Да, – хмуро сказал он.
– Есть работа. В Екатеринбурге. Ты должен провести Ритуал. Извини, мальчик, отпуск закончился… Вылетай немедленно.
– Пижон, – деловито распорядился Лонг, – бери легкий вертолет и отправляйся с Пенделем в гнездо… в смысле, на буровую.
– Понял! – откозырял Азат. И рысью помчался в ангар. В лагере он за три дня засиделся, так что вертолетная прогулка к морю пришлась очень кстати. В пилотском гнезде какие-то неполадки, но Кинг сказал, что ничего серьезного. Во всяком случае, если верить записи, так он сказал Лонгу. А раз ничего серьезного, значит, полет и вправду будет просто прогулкой.
Пендель, недовольно бурча, вошел в ангар, когда Пижон уже начал пританцовывать от нетерпения:
– Отправить больше некого, – бормотал Пендель, влезая в вертолет, – я ему что? У меня, что, дел других нет? Кинга бы отправлял…
Пижон знал, что Кингу некогда. Проблемы были не только на буровой: после переезда барахлила почти вся техника. Неполадки, каждая по отдельности, были несущественны, но в общем картина получалась безрадостная. Потому что десяток маленьких проблем хуже, чем одна большая. Если верить тому же Кингу, все решалось в течение нескольких дней, и тем не менее великан-электронщик не мог пока выкроить время на то, чтобы заниматься еще и буровой. А Пендель – универсал, вот пускай он везде и успевает.
Рассказать об этом Пенделю Пижон не мог все по той же извечной причине: информацию он получил совершенно незаконным способом. Пара выбитых зубов и три кошмарных дня на гауптвахте заставили было задуматься. Но ненадолго. Пижон выспался, отъелся, перестал бояться Зверя. И вернулся к работе. Кто-то же должен. Восстановить записи, увезенные Готом, уже не получится, значит, нужно хоть как-то компенсировать потерю.
Пендель побулькал-побулькал и успокоился. Заснул. Назвать его отходчивым было трудно, но надо отдать Пенделю должное: он умел переключаться с одной проблемы на другую, не забивая голову лишними мыслями. Сейчас вот спит, хорошо так спит, душевно. Потом будет работать. А претензии к Лонгу будут высказаны самому Лонгу. Да и то лишь в том случае, если тот не напомнит, кто теперь главный.
Море внизу блестело. Солнце наверху слепило даже сквозь светофильтры. Летать над морем неинтересно. Над джунглями, кстати, тоже. Горы – дело другое. Все-таки разнообразие.
Наконец далеко впереди и внизу показалась вышка. Пендель как почуял – проснулся, завозился в кресле. Пижон сделал над буровой круг, так, на всякий случай. Порядок есть порядок. Тишина, конечно, что внутри, что снаружи. Что и следовало доказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Проще, чем разбудить.
И мягко, мягонько, ласково так, спокойно: спи…
Чем-то сродни обыкновенному гипнозу. Ловишь взгляд, и даже приказывать не надо – все получается само. Это легко. Технически легко, а как оно – отправлять на покой живую душу, никого не касается.
Ну вот. Она засыпает… Это небольно. Совсем небольно. «Мурена» была и перестала быть. Ее можно разбудить снова. Сейчас или чуть позже, но ты Зверь этого не сделаешь. Ты уйдешь. Для тебя «Мурены» уже нет и никогда больше не будет. Последние дни вообще щедры на потери.
Это небольно.
Совсем небольно.
И вертолет-разведчик Ка-190 идет на посадку, снижается над буровой вышкой, легкий, послушный, маневренный.
Тихо как…
Май. Казахстан
– Тебя ищут, молодой господин, – сказала желмагуз кемпир.
– Я знаю, – кивнул Волк.
– Нет, – возразила желмагуз кемпир. – Ты знаешь, что тебя ищут люди. Ты не знаешь, что тебя ищет Тот, кто над нами.
Она была старой и уродливой. Сморщенные груди висели почти до пупка, желтые когти, длинные и грязные, закручивались в спирали, а зубы казались черными. То ли от табака, который она жевала не переставая, то ли зубная эмаль была такого цвета.
Она была старой, уродливой, семиголовой демоницей. Одна голова вполне материальная – та самая, которой желмагуз кемпир говорила и жевала табак, остальные шесть – призрачные, наслаивающиеся друг на друга изображения. Разные лица. Разный цвет волос и глаз. Изредка мелькали даже красивые.
Волк не присматривался. Демоница считала его своим хозяином. Может быть, она сошла с ума от старости, а может, это он, Волк, свихнулся. Здесь, в степи, это было не так уж важно. Вновь оказавшись среди людей, он, может статься, задумается над странностями желмагуз кемпир и своими собственными. А пока… Волки не думают.
– Тот, кто над нами, – это Сатана?
– Ты называешь его так. Твои волки убили слишком многих, молодой господин. Ты залил кровью прошлую весну. Ты хочешь повторить это?
– Нет, – Волк покачал головой, – не хочу. Я все сделал. Теперь мы снова будем охотиться. Просто охотиться.
– На людей.
– Тебе их жалко?
Желмагуз кемпир рассмеялась. Всеми головами сразу. Смеялась она долго, семь голосов сплетались друг с другом, скрипели, каркали, звенели, разливались истеричными колокольчиками. Желмагуз кемпир любила посмеяться.
– Я мать им всем, – сказала она наконец, – мать, советчица, убийца. Нет, молодой господин, мне не жалко своих детей. Они – моя жизнь. И я убиваю их. Так же, как ты. Так же, как любой из нас. Ты веришь мне, хозяин?
– В то, что меня ищет Сатана? Да, верю. Он давно хочет встретиться.
– Он перестал ждать. Теперь он будет действовать. Ты примешь совет от старой, мудрой женщины?
– Смотря какой.
– Ах-ха-а, – выдохнула демоница и улыбнулась. – Такой молодой, такой смелый, не очень умный хозяин. Послушай меня – улетай. Прямо сейчас. Отпусти стаю, оставь свой дом и улетай. Бойся Того, кто над нами. И людей, которым веришь, тоже бойся. Сейчас тебе нужно бояться всех. Ты – владыка и сын владыки – слишком слаб, чтобы спорить с судьбой. Ты можешь только убегать. Если хочешь жить.
– О чем ты?
– Мы, демоны, никогда не говорим понятными словами. – Желмагуз кемпир перекинула табачную жвачку с одной стороны рта в другую, сплюнула на жухлую траву. – Ты можешь умереть и стать другим. Если хочешь этого – делай так, как велит Тот, кто над нами. Ты можешь остаться жить… Нет, не верно… Ты можешь попробовать сохранить свою жизнь. Тогда беги. Это все, молодой господин. Это все. Удачи тебе. Мы не увидимся больше.
Она вновь рассмеялась на разные голоса. Невесело рассмеялась. Пронзительно и зло. Поклонилась и исчезла в темноте.
А утром Волка поднял на ноги тихий писк телефона:
– Олег, – послышалось в трубке. Знакомый голос… Волк медленно становился человеком. Вспоминал себя. По частям. Тяжело и неохотно. Вспомнил… Олег – это имя. Его имя.
– Да, – хмуро сказал он.
– Есть работа. В Екатеринбурге. Ты должен провести Ритуал. Извини, мальчик, отпуск закончился… Вылетай немедленно.
– Пижон, – деловито распорядился Лонг, – бери легкий вертолет и отправляйся с Пенделем в гнездо… в смысле, на буровую.
– Понял! – откозырял Азат. И рысью помчался в ангар. В лагере он за три дня засиделся, так что вертолетная прогулка к морю пришлась очень кстати. В пилотском гнезде какие-то неполадки, но Кинг сказал, что ничего серьезного. Во всяком случае, если верить записи, так он сказал Лонгу. А раз ничего серьезного, значит, полет и вправду будет просто прогулкой.
Пендель, недовольно бурча, вошел в ангар, когда Пижон уже начал пританцовывать от нетерпения:
– Отправить больше некого, – бормотал Пендель, влезая в вертолет, – я ему что? У меня, что, дел других нет? Кинга бы отправлял…
Пижон знал, что Кингу некогда. Проблемы были не только на буровой: после переезда барахлила почти вся техника. Неполадки, каждая по отдельности, были несущественны, но в общем картина получалась безрадостная. Потому что десяток маленьких проблем хуже, чем одна большая. Если верить тому же Кингу, все решалось в течение нескольких дней, и тем не менее великан-электронщик не мог пока выкроить время на то, чтобы заниматься еще и буровой. А Пендель – универсал, вот пускай он везде и успевает.
Рассказать об этом Пенделю Пижон не мог все по той же извечной причине: информацию он получил совершенно незаконным способом. Пара выбитых зубов и три кошмарных дня на гауптвахте заставили было задуматься. Но ненадолго. Пижон выспался, отъелся, перестал бояться Зверя. И вернулся к работе. Кто-то же должен. Восстановить записи, увезенные Готом, уже не получится, значит, нужно хоть как-то компенсировать потерю.
Пендель побулькал-побулькал и успокоился. Заснул. Назвать его отходчивым было трудно, но надо отдать Пенделю должное: он умел переключаться с одной проблемы на другую, не забивая голову лишними мыслями. Сейчас вот спит, хорошо так спит, душевно. Потом будет работать. А претензии к Лонгу будут высказаны самому Лонгу. Да и то лишь в том случае, если тот не напомнит, кто теперь главный.
Море внизу блестело. Солнце наверху слепило даже сквозь светофильтры. Летать над морем неинтересно. Над джунглями, кстати, тоже. Горы – дело другое. Все-таки разнообразие.
Наконец далеко впереди и внизу показалась вышка. Пендель как почуял – проснулся, завозился в кресле. Пижон сделал над буровой круг, так, на всякий случай. Порядок есть порядок. Тишина, конечно, что внутри, что снаружи. Что и следовало доказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128