Что ей было до меня и мне до нее? Мы даже ни разу ни о чем не разговаривали.
Как-то раз, помню, я играл на бильярде в новом корпусе для отдыха, Павильоне Пахлави, а она торчала у меня за спиной, так что я не мог как следует работать кием, и я ее спросил:
— Тебе нравятся мои духи?
— Чего? — сказала она.
— Ты так часто оказываешься рядом со мной, вот я и подумал, может, тебе нравятся мои духи. Я весьма польщен, если это так, потому что запах у меня натуральный. Я не душусь.
Я буквально цитирую собственные слова, потому что слышал запись, когда мне ее демонстрировали члены Совета. Она пожала плечами, как будто не поняла, что я ей говорю. И она не вылетела из Павильона, сконфуженная до слез. Как бы не так! Она немного посторонилась, чтобы я не задел ее кием, но по-прежнему чуть не висела у меня на плечах.
Я играл «в пирамиду» с писателем Полом Шлезингером, который в этом году был Приглашенным Литератором. Он сидел на мели, его не печатали, а это единственная причина, которая приводит писателя в Таркингтон. Он был такой дряхлый — представьте, участвовал во 2 мировой войне! Был награжден Серебряной Звездой, когда мне было всего 3 годика!
Он меня спросил, кто это, и я ответил — у Кимберли это тоже было записано на пленке:
— Не обращайте внимания. Просто одна из представительниц Правящего Класса.
И Попечительский Совет, естественно, желал знать, что я имею против Правящего Класса.
Тогда я промолчал, но сейчас с превеликим удовольствием заявляю: беда Правящего Класса в том, что к нему принадлежит множество безмозглых тупиц, вроде Кимберли.
* * *
Я думал, может быть, Кимберли ко мне липнет по одной простой причине
— ей не дает покоя моя репутация местного Джона Ф.Кеннеди, если говорить о внебрачных связях.
Если Президент Кеннеди, там, в Небесах, вздумал бы составить список женщин, с которыми он занимался любовью, список был бы в 2 или 3 раза длиннее моего, составленного в тюрьме. Ну, конечно, на него работала слава и высокая должность, не говоря о Секретной Службе и штатных сотрудниках Белого Дома. Ни одно имя из моего списка широкой публике не знакомо, а у него там сплошные кинозвезды. Он занимался любовью с Мэрилин Монро. А мне это и не снилось, будьте уверены. Она явно надеялась женить его на себе и стать Первой Леди, хотя над этим все потешались, кроме нее.
Она потом покончила с собой. Под конец она поняла, что жизнь прожить
— не поле перейти.
* * *
И все же Кимберли я почти не знал, когда она явилась на колокольню в День Выпуска. А она болтала со мной, как будто мы с ней старые, добрые друзья. Она все еще писала на пленку мои разговоры, хотя у нее было записано предостаточно, чтобы утопить меня.
Она спросила, понравилась ли мне речь Пола Шлезингера, нашего Приглашенного Литератора, которую он произнес в церкви при колледже. Речь эта была, я думаю, самая антиамериканская из всех, какие мне довелось слышать. Он произнес ее накануне Рождественских каникул, перед тем, как навсегда исчезнуть из Сципиона. Он только что получил так называемую Стипендию Гения от Фонда Макартура, 50 000 долларов в год, сроком на 5 лет, и в тот же вечер, сказав речь, смылся в Ки-Уэст, что во Флориде.
Помню, он предсказывал, что рабовладение вернется, да оно на самом деле и не прекращалось. Он сказал, что сюда к нам все норовят приехать только потому, что здесь легче легкого грабить несчастный народ, который Правительство абсолютно не способно защитить. Он говорил о проваливающихся мостах и авариях на трубопроводах, которые не ремонтируются годами. Он напомнил о разлитой в океане нефти, о радиоактивных отходах, и отравленных акваториях, и ограбленных банках и свернутых нерентабельных производствах.
— И никто ни за что не несет ответственности, — сказал он. — Если ты американец, считается, что тебе все сойдет с рук, можешь не извиняться.
Его словно прорвало. Ведь что бы он там ни наговорил, ему все равно причиталось по 50 000 долларов в год, в течение 5 лет.
Я сказал Кимберли, что кое к чему из того, что говорил Шлезингер, стоило бы прислушаться, хотя в целом он расписал нашу страну слишком черными красками, а наша страна, бесспорно, самая великая и могучая держава на планете.
Под эти слова она вряд ли могла подкопаться.
* * *
А как я сам оцениваю свой ответ? Сейчас я считаю, что это был пустой треп.
* * *
Она еще спросила меня о моей собственной лекции, в той же церкви, месяц тому назад. Она там не была, а значит, не сумела записать. Ей нужно было получить доказательства, что те, кто меня слушал, говорят правду. Я тогда рассказывал, не без юмора, о своем дедушке с материнской стороны. Социалисте старой закваски.
Она обвинила меня в том, что я назвал всех богатых людей пьяницами и психами. Так она переврала слова дедушки: Капитализм — это то, что люди, захапавшие все наши деньги, надумают с ними делать, в пьяном или трезвом виде, в своем или не в своем уме. Так что я ее поправил, и объяснил заодно, что это мнение моего дедушки, а не мое собственное.
— Я слыхала, что ваша речь была похуже, чем доктора Шлезингера.
— От всей души надеюсь, что это не так, — сказал я. — Я хотел показать, как устарели взгляды моего дедушки. Я старался посмешить людей. И они смеялись.
— Я слыхала, вы сказали, что Иисус Христос — анти-Американец? — сказала она, а диктофончик все писал, писал.
Я и это ей растолковал. В начале было очередное изречение моего дедушки. Он повторил предписание Карла Маркса для создания идеального общества: «От каждого по способностям, каждому — по потребностям». А потом он задал мне вопрос, видимо, неудачно пошутил:
— Знаешь ли ты что-нибудь более анти-Американское, Джин, чем Нагорная Проповедь?
* * *
— А как насчет того, чтобы согнать всех Евреев в концентрационный лагерь в Айдахо? — сказала Кимбсрли.
— Как насчет чего-чего-чего? — спросил я в полном обалдении. Наконец— то, наконец — и слишком поздно, слишком поздно, я сообразил, что эта идиотка опаснее гадюки. Мне конец, если она распустит слух, будто я Анти-Семит, — особенно теперь, когда множество евреев, переженившихся с иноверцами, посылали своих детей учиться в Таркингтон.
— Я никогда в жизни не говорил ничего подобного, — поклялся я.
— Ну, может, не в Айдахо, — сказала она.
— Вайоминг? — сказал я.
— 0'кей, пусть будет Вайоминг, — сказала она. — Всех под замок, ага?
— Я просто сказал «Вайоминг», потому что женился в Вайоминге, — сказал я. — Я в Айдахо и не бывал, у меня и в мыслях не было никакого Айдахо. Я все пытаюсь понять, как это ты ухитряешься все вывернуть наизнанку, поставить с ног на голову. Я сам себя не узнаю.
— А Евреи? — сказала она.
— Да это же опять дедушка, — сказал я.
— Ненавидел Евреев, ara? — сказала она.
— Да нет, нет, нет, — сказал я. — Он многих евреев очень уважал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Как-то раз, помню, я играл на бильярде в новом корпусе для отдыха, Павильоне Пахлави, а она торчала у меня за спиной, так что я не мог как следует работать кием, и я ее спросил:
— Тебе нравятся мои духи?
— Чего? — сказала она.
— Ты так часто оказываешься рядом со мной, вот я и подумал, может, тебе нравятся мои духи. Я весьма польщен, если это так, потому что запах у меня натуральный. Я не душусь.
Я буквально цитирую собственные слова, потому что слышал запись, когда мне ее демонстрировали члены Совета. Она пожала плечами, как будто не поняла, что я ей говорю. И она не вылетела из Павильона, сконфуженная до слез. Как бы не так! Она немного посторонилась, чтобы я не задел ее кием, но по-прежнему чуть не висела у меня на плечах.
Я играл «в пирамиду» с писателем Полом Шлезингером, который в этом году был Приглашенным Литератором. Он сидел на мели, его не печатали, а это единственная причина, которая приводит писателя в Таркингтон. Он был такой дряхлый — представьте, участвовал во 2 мировой войне! Был награжден Серебряной Звездой, когда мне было всего 3 годика!
Он меня спросил, кто это, и я ответил — у Кимберли это тоже было записано на пленке:
— Не обращайте внимания. Просто одна из представительниц Правящего Класса.
И Попечительский Совет, естественно, желал знать, что я имею против Правящего Класса.
Тогда я промолчал, но сейчас с превеликим удовольствием заявляю: беда Правящего Класса в том, что к нему принадлежит множество безмозглых тупиц, вроде Кимберли.
* * *
Я думал, может быть, Кимберли ко мне липнет по одной простой причине
— ей не дает покоя моя репутация местного Джона Ф.Кеннеди, если говорить о внебрачных связях.
Если Президент Кеннеди, там, в Небесах, вздумал бы составить список женщин, с которыми он занимался любовью, список был бы в 2 или 3 раза длиннее моего, составленного в тюрьме. Ну, конечно, на него работала слава и высокая должность, не говоря о Секретной Службе и штатных сотрудниках Белого Дома. Ни одно имя из моего списка широкой публике не знакомо, а у него там сплошные кинозвезды. Он занимался любовью с Мэрилин Монро. А мне это и не снилось, будьте уверены. Она явно надеялась женить его на себе и стать Первой Леди, хотя над этим все потешались, кроме нее.
Она потом покончила с собой. Под конец она поняла, что жизнь прожить
— не поле перейти.
* * *
И все же Кимберли я почти не знал, когда она явилась на колокольню в День Выпуска. А она болтала со мной, как будто мы с ней старые, добрые друзья. Она все еще писала на пленку мои разговоры, хотя у нее было записано предостаточно, чтобы утопить меня.
Она спросила, понравилась ли мне речь Пола Шлезингера, нашего Приглашенного Литератора, которую он произнес в церкви при колледже. Речь эта была, я думаю, самая антиамериканская из всех, какие мне довелось слышать. Он произнес ее накануне Рождественских каникул, перед тем, как навсегда исчезнуть из Сципиона. Он только что получил так называемую Стипендию Гения от Фонда Макартура, 50 000 долларов в год, сроком на 5 лет, и в тот же вечер, сказав речь, смылся в Ки-Уэст, что во Флориде.
Помню, он предсказывал, что рабовладение вернется, да оно на самом деле и не прекращалось. Он сказал, что сюда к нам все норовят приехать только потому, что здесь легче легкого грабить несчастный народ, который Правительство абсолютно не способно защитить. Он говорил о проваливающихся мостах и авариях на трубопроводах, которые не ремонтируются годами. Он напомнил о разлитой в океане нефти, о радиоактивных отходах, и отравленных акваториях, и ограбленных банках и свернутых нерентабельных производствах.
— И никто ни за что не несет ответственности, — сказал он. — Если ты американец, считается, что тебе все сойдет с рук, можешь не извиняться.
Его словно прорвало. Ведь что бы он там ни наговорил, ему все равно причиталось по 50 000 долларов в год, в течение 5 лет.
Я сказал Кимберли, что кое к чему из того, что говорил Шлезингер, стоило бы прислушаться, хотя в целом он расписал нашу страну слишком черными красками, а наша страна, бесспорно, самая великая и могучая держава на планете.
Под эти слова она вряд ли могла подкопаться.
* * *
А как я сам оцениваю свой ответ? Сейчас я считаю, что это был пустой треп.
* * *
Она еще спросила меня о моей собственной лекции, в той же церкви, месяц тому назад. Она там не была, а значит, не сумела записать. Ей нужно было получить доказательства, что те, кто меня слушал, говорят правду. Я тогда рассказывал, не без юмора, о своем дедушке с материнской стороны. Социалисте старой закваски.
Она обвинила меня в том, что я назвал всех богатых людей пьяницами и психами. Так она переврала слова дедушки: Капитализм — это то, что люди, захапавшие все наши деньги, надумают с ними делать, в пьяном или трезвом виде, в своем или не в своем уме. Так что я ее поправил, и объяснил заодно, что это мнение моего дедушки, а не мое собственное.
— Я слыхала, что ваша речь была похуже, чем доктора Шлезингера.
— От всей души надеюсь, что это не так, — сказал я. — Я хотел показать, как устарели взгляды моего дедушки. Я старался посмешить людей. И они смеялись.
— Я слыхала, вы сказали, что Иисус Христос — анти-Американец? — сказала она, а диктофончик все писал, писал.
Я и это ей растолковал. В начале было очередное изречение моего дедушки. Он повторил предписание Карла Маркса для создания идеального общества: «От каждого по способностям, каждому — по потребностям». А потом он задал мне вопрос, видимо, неудачно пошутил:
— Знаешь ли ты что-нибудь более анти-Американское, Джин, чем Нагорная Проповедь?
* * *
— А как насчет того, чтобы согнать всех Евреев в концентрационный лагерь в Айдахо? — сказала Кимбсрли.
— Как насчет чего-чего-чего? — спросил я в полном обалдении. Наконец— то, наконец — и слишком поздно, слишком поздно, я сообразил, что эта идиотка опаснее гадюки. Мне конец, если она распустит слух, будто я Анти-Семит, — особенно теперь, когда множество евреев, переженившихся с иноверцами, посылали своих детей учиться в Таркингтон.
— Я никогда в жизни не говорил ничего подобного, — поклялся я.
— Ну, может, не в Айдахо, — сказала она.
— Вайоминг? — сказал я.
— 0'кей, пусть будет Вайоминг, — сказала она. — Всех под замок, ага?
— Я просто сказал «Вайоминг», потому что женился в Вайоминге, — сказал я. — Я в Айдахо и не бывал, у меня и в мыслях не было никакого Айдахо. Я все пытаюсь понять, как это ты ухитряешься все вывернуть наизнанку, поставить с ног на голову. Я сам себя не узнаю.
— А Евреи? — сказала она.
— Да это же опять дедушка, — сказал я.
— Ненавидел Евреев, ara? — сказала она.
— Да нет, нет, нет, — сказал я. — Он многих евреев очень уважал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71