Не знаешь ли ты, они отказались опекунствовать над тобой по праву?
— Отец мой желал этого, владыко… Видимо, он так распорядился.
— Да, да! Но он, верно, говорил об этом со своими родичами? Не знаешь, получал ли Стейнфинн что-нибудь на твое содержание вместо них?
Улав молчал. Его дело оказалось не столь простым — с недавних пор он это понял. Никаких денег на его содержание Стейнфинн, сколь Улаву известно, не получал.
— Я ничего об этом не знаю — я не сведущ в законах; никто меня ничему подобному не обучал, — упавшим голосом сказал Улав.
— Да и немудрено! Но мы должны разузнать об опекунстве, Улав, и прежде всего — приложил ли ты руку к этому походу с убийством и поджогом, а также сопровождал ли ты Стейнфинна как будущий зять или же как человек, живущий у него на хлебах. Колбейн и его родичи раздобыли себе ныне охранную грамоту, однако же ты в ней не поименован. Об этом деле я переговорю с окружным наместником, дабы обезопасить тебя здесь, в городе. Но надо еще разобраться: что означают слова Стейнфинна, сказанные им перед смертью. Желал ли он, как свидетельствует Арнвид, выдать за тебя свою дочь? Был ли Стейнфинн в то время опекуном твоим или же над тобой, как и ныне, опекунствовали твои родичи?
— Думаю, — покраснев, сказал Улав, — что я и сам стал уже совершеннолетним. И раз Ингунн была обручена со мной по закону, я и взял ее к себе как жену.
Епископ покачал головой.
— Неужто ты думаешь, что вы, двое малых детей, обрели какие-либо законные права оттого, что легли в брачную постель самовольно, без благословения родичей и без оглашения с амвона? Вы сами взяли на себя обязательство, поскольку полагали: вы связали себя законными узами, — и теперь приговорены, когда не желаете приять на себя смертный грех, жить вместе, покуда смерть вас не разлучит, либо жить врозь, ежели нам не удастся примирить опекунов Ингунн с твоими. Но, женясь самочинно, ты не стал совершеннолетним, и опекуны твои не вправе требовать тебе какого-либо приданого, прежде чем ты не упадешь в ноги сынам Туре и не уплатишь им пеню. И вряд ли они пожелают дать тебе за Ингунн, дочерью Стейнфинна, весьма богатое приданое, какое мог бы потребовать человек твоего положения за женой в иных обстоятельствах. Подобная забава может тебе дорого обойтись, Улав: придется заплатить пеню церкви за то, что ты сыграл свадьбу втайне, ибо церковь запрещает поступать так всем своим детям; ведь брачные сделки должны заключаться явно, благопристойно и разумно. Иначе слишком много молодых людей свершали бы то, что свершил ты; ныне ты и эта женщина связаны друг с другом вашей клятвой пред богом, но ни один человек не связан клятвой предоставить тебе какие-либо льготы или же оказать поддержку. Ибо ни один человек не был свидетелем того, как ты связал себя с Ингунн, и не давал клятву ни тебе, ни за тебя.
— Владыко! — сказал Улав. — Я думал, вы защитите наши права — коли сами рассудили, что мы связаны клятвой верности, которую дали друг другу…
— Кабы ты обратился к суду церкви, чтобы решить, законна ли ваша помолвка, как только понял, что дядья девицы желают затеять распрю, — ты бы избрал верный путь. Ты бы мог потребовать от моего официала, господина Аринбьерна Сколпа, запретить Колбейну под угрозой отлучения от церкви обручать Ингунн с другим человеком до тех пор, пока не выяснится, имеешь ли ты право на эту женщину.
— А стал ли бы Колбейн считаться с этим?..
— Гм! Это-то ты, стало быть, все же знаешь. Законам ты не обучался, но беззакония видел… — Епископ положил руки на колени под епитрахиль. — Не забывай, у Колбейна с Иваром теперь такое на совести с этим старым делом, что, может статься, они поостерегутся бросаться вперед очертя голову, дабы навлечь на себя еще и изгнание…
— Я думаю, сговор этот законный, — снова взялся за свое Улав, — раз ее отец и мой ударили по рукам, пообещав девушку мне в жены.
— Нет, — епископ покачал головой. — Как я тебе уже сказал, ты принял ныне грехи и обязанности, но не обрел никаких прав. Обратись ты к господину Аринбьерну с этой судебной тяжбой, пока девушка была еще невинна, ты бы выиграл куда больше, нежели ныне. Тут одно из двух: либо сынам Туре пришлось бы отдать тебе и жену, и все ее имущество, либо вы с ней расстались бы и были вольны заключить каждый новую брачную сделку. Ну, а ныне дела таковы, сын мой: мы должны молить бога помочь тебе, дабы ты, когда войдешь в зрелый возраст, не раскаялся в один прекрасный день, что по слепоте своей и во тьме кромешной связал себя по рукам и ногам еще прежде, чем вышел из младенчества.
— Вовек не настанет такого дня, — горячо сказал Улав, — когда бы я раскаялся в том, что не дозволил Колбейну, сыну Боргхильд, обманом отнять у меня принадлежащее мне по праву!..
Епископ испытующе поглядел на него, а Улав продолжал:
— О владыко!.. Да Колбейн все равно захотел бы порушить эту сделку, не мытьем, так катаньем! Это я точно знаю! — И он рассказал про перстень, которым их обручили.
— А уверен ты, — спросил господин Турфинн, — что не сам Стейнфинн положил перстень обратно в твой ларец перед смертью? Он мог подумать: так будет надежнее, так ты вернее получишь назад свое добро, которое он держал для тебя на сохранении.
— Нет, перстень положил туда не Стейнфинн, я видел перстень в день его смерти; тогда он лежал в ларце, где Стейнфинн прятал самые драгоценные украшения — свои и детей.
— А что, сам Стейнфинн достал этот ларец, он показывал его тебе?
— Нет, это сделал Арнвид.
— Гм! Тогда похоже на то, будто Колбейн… — Помолчав немного, епископ повернулся к Улаву. — При том, как ныне обстоят дела меж вами — юношей и девушкой, лучший выход был бы… я не говорю, что это выход безупречный, но все же лучший… пусть бы твои и ее родичи дали согласие на заключение этого брака по законам страны — и вы бы получили право владеть друг другом и всем тем имуществом, которое принесете один другому. А коли вы разлучитесь, жизнь станет для вас весьма тяжкой, и, поддавшись соблазну, вы навлечете на себя грех куда более страшный, нежели ваше первое грехопадение. Но ты, верно, и сам понимаешь: ежели нам даже удастся привести свидетелей законности твоей помолвки, сыны Туре смогут выставить тебе такие условия примирения, что после этой женитьбы ты станешь много беднее, чем до нее.
— Мне все едино, — строптиво сказал Улав. — Слово, которое дали моему отцу, не должно быть нарушено из-за того, что он умер. Ингунн я увезу домой, даже если придется взять ее в одной рубахе…
— Ну, а эта юная Ингунн, — тихо спросил епископ, — ты уверен, что у нее те же помыслы, как и у тебя, и она охотнее желает держаться старого брачного уговора, нежели быть отданной другому мужу?
— Ингунн думает как и я: мы не должны противиться воле наших отцов из-за того, что их нет в живых, а чужие люди желают умалить их право самим распоряжаться судьбою своих детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
— Отец мой желал этого, владыко… Видимо, он так распорядился.
— Да, да! Но он, верно, говорил об этом со своими родичами? Не знаешь, получал ли Стейнфинн что-нибудь на твое содержание вместо них?
Улав молчал. Его дело оказалось не столь простым — с недавних пор он это понял. Никаких денег на его содержание Стейнфинн, сколь Улаву известно, не получал.
— Я ничего об этом не знаю — я не сведущ в законах; никто меня ничему подобному не обучал, — упавшим голосом сказал Улав.
— Да и немудрено! Но мы должны разузнать об опекунстве, Улав, и прежде всего — приложил ли ты руку к этому походу с убийством и поджогом, а также сопровождал ли ты Стейнфинна как будущий зять или же как человек, живущий у него на хлебах. Колбейн и его родичи раздобыли себе ныне охранную грамоту, однако же ты в ней не поименован. Об этом деле я переговорю с окружным наместником, дабы обезопасить тебя здесь, в городе. Но надо еще разобраться: что означают слова Стейнфинна, сказанные им перед смертью. Желал ли он, как свидетельствует Арнвид, выдать за тебя свою дочь? Был ли Стейнфинн в то время опекуном твоим или же над тобой, как и ныне, опекунствовали твои родичи?
— Думаю, — покраснев, сказал Улав, — что я и сам стал уже совершеннолетним. И раз Ингунн была обручена со мной по закону, я и взял ее к себе как жену.
Епископ покачал головой.
— Неужто ты думаешь, что вы, двое малых детей, обрели какие-либо законные права оттого, что легли в брачную постель самовольно, без благословения родичей и без оглашения с амвона? Вы сами взяли на себя обязательство, поскольку полагали: вы связали себя законными узами, — и теперь приговорены, когда не желаете приять на себя смертный грех, жить вместе, покуда смерть вас не разлучит, либо жить врозь, ежели нам не удастся примирить опекунов Ингунн с твоими. Но, женясь самочинно, ты не стал совершеннолетним, и опекуны твои не вправе требовать тебе какого-либо приданого, прежде чем ты не упадешь в ноги сынам Туре и не уплатишь им пеню. И вряд ли они пожелают дать тебе за Ингунн, дочерью Стейнфинна, весьма богатое приданое, какое мог бы потребовать человек твоего положения за женой в иных обстоятельствах. Подобная забава может тебе дорого обойтись, Улав: придется заплатить пеню церкви за то, что ты сыграл свадьбу втайне, ибо церковь запрещает поступать так всем своим детям; ведь брачные сделки должны заключаться явно, благопристойно и разумно. Иначе слишком много молодых людей свершали бы то, что свершил ты; ныне ты и эта женщина связаны друг с другом вашей клятвой пред богом, но ни один человек не связан клятвой предоставить тебе какие-либо льготы или же оказать поддержку. Ибо ни один человек не был свидетелем того, как ты связал себя с Ингунн, и не давал клятву ни тебе, ни за тебя.
— Владыко! — сказал Улав. — Я думал, вы защитите наши права — коли сами рассудили, что мы связаны клятвой верности, которую дали друг другу…
— Кабы ты обратился к суду церкви, чтобы решить, законна ли ваша помолвка, как только понял, что дядья девицы желают затеять распрю, — ты бы избрал верный путь. Ты бы мог потребовать от моего официала, господина Аринбьерна Сколпа, запретить Колбейну под угрозой отлучения от церкви обручать Ингунн с другим человеком до тех пор, пока не выяснится, имеешь ли ты право на эту женщину.
— А стал ли бы Колбейн считаться с этим?..
— Гм! Это-то ты, стало быть, все же знаешь. Законам ты не обучался, но беззакония видел… — Епископ положил руки на колени под епитрахиль. — Не забывай, у Колбейна с Иваром теперь такое на совести с этим старым делом, что, может статься, они поостерегутся бросаться вперед очертя голову, дабы навлечь на себя еще и изгнание…
— Я думаю, сговор этот законный, — снова взялся за свое Улав, — раз ее отец и мой ударили по рукам, пообещав девушку мне в жены.
— Нет, — епископ покачал головой. — Как я тебе уже сказал, ты принял ныне грехи и обязанности, но не обрел никаких прав. Обратись ты к господину Аринбьерну с этой судебной тяжбой, пока девушка была еще невинна, ты бы выиграл куда больше, нежели ныне. Тут одно из двух: либо сынам Туре пришлось бы отдать тебе и жену, и все ее имущество, либо вы с ней расстались бы и были вольны заключить каждый новую брачную сделку. Ну, а ныне дела таковы, сын мой: мы должны молить бога помочь тебе, дабы ты, когда войдешь в зрелый возраст, не раскаялся в один прекрасный день, что по слепоте своей и во тьме кромешной связал себя по рукам и ногам еще прежде, чем вышел из младенчества.
— Вовек не настанет такого дня, — горячо сказал Улав, — когда бы я раскаялся в том, что не дозволил Колбейну, сыну Боргхильд, обманом отнять у меня принадлежащее мне по праву!..
Епископ испытующе поглядел на него, а Улав продолжал:
— О владыко!.. Да Колбейн все равно захотел бы порушить эту сделку, не мытьем, так катаньем! Это я точно знаю! — И он рассказал про перстень, которым их обручили.
— А уверен ты, — спросил господин Турфинн, — что не сам Стейнфинн положил перстень обратно в твой ларец перед смертью? Он мог подумать: так будет надежнее, так ты вернее получишь назад свое добро, которое он держал для тебя на сохранении.
— Нет, перстень положил туда не Стейнфинн, я видел перстень в день его смерти; тогда он лежал в ларце, где Стейнфинн прятал самые драгоценные украшения — свои и детей.
— А что, сам Стейнфинн достал этот ларец, он показывал его тебе?
— Нет, это сделал Арнвид.
— Гм! Тогда похоже на то, будто Колбейн… — Помолчав немного, епископ повернулся к Улаву. — При том, как ныне обстоят дела меж вами — юношей и девушкой, лучший выход был бы… я не говорю, что это выход безупречный, но все же лучший… пусть бы твои и ее родичи дали согласие на заключение этого брака по законам страны — и вы бы получили право владеть друг другом и всем тем имуществом, которое принесете один другому. А коли вы разлучитесь, жизнь станет для вас весьма тяжкой, и, поддавшись соблазну, вы навлечете на себя грех куда более страшный, нежели ваше первое грехопадение. Но ты, верно, и сам понимаешь: ежели нам даже удастся привести свидетелей законности твоей помолвки, сыны Туре смогут выставить тебе такие условия примирения, что после этой женитьбы ты станешь много беднее, чем до нее.
— Мне все едино, — строптиво сказал Улав. — Слово, которое дали моему отцу, не должно быть нарушено из-за того, что он умер. Ингунн я увезу домой, даже если придется взять ее в одной рубахе…
— Ну, а эта юная Ингунн, — тихо спросил епископ, — ты уверен, что у нее те же помыслы, как и у тебя, и она охотнее желает держаться старого брачного уговора, нежели быть отданной другому мужу?
— Ингунн думает как и я: мы не должны противиться воле наших отцов из-за того, что их нет в живых, а чужие люди желают умалить их право самим распоряжаться судьбою своих детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168