— Это должно привести к разводу, — прошипел я. Я подумал о судьбе, уготовленной ее ребенку.
— Тебе следовало выйти за меня замуж, когда я сделал тебе первое предложение.
Перед тем как я встретил Августу. Перед тем как я узнал весь ужас моей судьбы, которую теперь должны были разделить мы оба.
Внезапно я почувствовал ужасную вину. Аннабелла все еще не отвечала мне, но я ощутил боль, которую она испытывала, я никогда не встречал такой боли среди смертных. В ней было так много и одновременно так мало от ребенка, и все же в ее глазах притаилась бесконечная глубина. Наконец мы прибыли в Холнеби-холл. Когда мы вышли из экипажа, она сжала мою руку, и я улыбнулся ей в ответ. Мы поцеловались. Позднее, перед ужином, я овладел ею на софе. Ее глаза все еще светились, когда она взглянула на меня, но теперь в них была страсть, а не боль. Было приятно доставлять ей удовольствие, так же приятно, как чувствовать свою власть над ней, чувствовать, как ее тело подчиняется мне, тело, но не ее разум. За ужином ее лицо пылало от счастья. Я желал знать, какое соединение, возможно, произошло в ее чреве, какая искра чего-то нового зародилась там.
Эта мысль воодушевила меня. Темнота, казалось, взывала к моей жажде, и я сказал Аннабелле, что не хочу спать с ней. Но боль снова зажглась в ее глазах, она так нежно прикоснулась к моей руке, что я не смог отказать ей. Эту ночь я провел с ней, под малиновым балдахином нашего супружеского ложа. Впервые за долгое время я заснул. Мне приснился ужасный сон. Я был в лаборатории. Беременная женщина лежала на каменной плите. Она была мертва. Фигура в черном склонилась над разрезанным пустым животом женщины. Я подошел ближе. Без сомнения, это был паша. Теперь я мог видеть, что он достает ребенка, вырезая мертвый плод из утробы матери. К голове этого крошечного существа были подведены провода. Они искрились, а плод двигался, открывал рот и кричал. Паша медленно согнулся над ним.
— Нет! — закричал я.
Паша прокусил его; я видел, как ребенок коченеет, затем тяжело падает, и кровь начинает сначала медленно, потом мощным потоком выходить из него, разливаясь по комнате и затопляя ее. Я дотронулся до плеча паши, заставил его повернуться и заглянул ему в лицо. Но это не было лицо паши. Это было мое лицо.
Я вскрикнул и открыл глаза. Свет огня пробивался сквозь малиновый полог.
— Я, наверное, в аду! — пробормотал я.
Аннабелла зашевелилась и стала рукой искать меня, но я отстранился. Я поднялся с кровати и сел, с изумлением уставившись на вересковую пустошь, покрытую снегом. Я поднялся и покинул свое тело, чтобы побродить в ветрах этой морозной ночи. Я встретил одинокого пастуха, блуждавшего в поисках овцы. Ему было не суждено найти ее. Кровь несчастного пролилась на снег, окрасив его в рубиновый цвет. Напившись вволю, я бросил жертву и вернулся в свое тело и в свою кровать. Аннабелла, почувствовав мое страдание, потянулась, чтобы коснуться меня, и положила голову мне на грудь. Но ее любовь не смогла усмирить мой дух, а лишь более растревожила его.
— Дорогая Белл, — сказал я, поглаживая ее волосы, — тебе следует найти более мягкую подушку, чем мое сердце.
На следующее угрю я оставался в кровати до двенадцати. Когда я наконец поднялся, то нашел свою жену в библиотеке. Она посмотрела на меня. Я увидел слезы в ее глазах и подошел вплотную к ней, чувствуя ее тело рядом с собой. Я вдохнул ее запах и нахмурился, затем погладил ее по животу и опять нахмурился. Я бы не сказал, что она была беременна. В ее утробе не шевелилось живое существо, не жил ребенок. Я вздохнул. Я прильнул к своей жене, словно желая защитить ее от собственной судьбы.
— Поверь мне, — прошептал я скорее самому себе. — Этот брак — самая чудовищная ошибка моей жизни.
Белл пристально посмотрела в мои глаза.
— Пожалуйста, — произнесла она нежным отчаявшимся голосом. — Какую боль ты скрываешь от меня? Я покачал головой.
— Я негодяй, — прошептал я, — я могу убедить тебя в этом в трех словах.
Белл не говорила ничего. Она вновь прижалась щекой к моей груди.
— Твоя сестра знает об этом? — спросила она наконец.
Я отошел назад. Меня била дрожь.
— Ради Бога, — прошептал я, — не спрашивай о ней.
Белл продолжала пристально смотреть на меня. Ее глаза, казалось, проникали в самую глубину моей души.
— Это не секрет, — сказала она. — Не имеет значения, насколько ужасно то, что разрушит нашу любовь.
Она улыбнулась тихой улыбкой сожаления и раздумья, ее лицо приняло обычное спокойное выражение, дышащее любовью. Я задыхался от волнения и отвернулся от нее.
Белл не последовала за мной, все последующие недели она не упоминала о тайне, которую, как она думала, я хранил в себе. Но я, как мужчина, которому нанесена рана, постоянно бередил ее, демонстрируя свою рану Белл, чтобы она могла видеть мои страдания; я приходил в ярость от ее спокойствия, часто впадал в неистовство. В таком настроении я ненавидел свою жену. Я постоянно намекал на несчастье, ожидающее нас, словно мое страдание было противоядием от женатого положения; слово «муж», я не «вампир» казалось мне более пугающим, и я вновь почти влюбился в свой рок. Но вскоре вернулось отвращение, а с ним и вина, а любовь Аннабеллы не прошла. В это время, когда я мог полностью доверять себе в отношении к ней, я был почти счастлив, и мои сны об искуплении постоянно возвращались ко мне. Но мой разум был смущен, и чувства менялись, как языки пламени в огне. Это был нелегкий медовый месяц.
Все это время моя жажда возрастала. Белл постоянно находилась рядом, и это сводило меня с ума. Мы вернулись в дом ее родителей — к плохой еде, к скучным разговорам. Я жаждал порока. Когда вечером тесть рассказал в седьмой раз свою историю, мое терпение лопнуло. Я объявил, что немедленно уезжаю в Лондон. Белл намеревалась поехать со мной. Я отказался. Разразился ужасный скандал. Новая черта проявилась в Белл — педантичность ее натуры, достойное качество, от которого мне еще не приходилось страдать. Она вновь повторила свои аргументы перед родителями, и мне не оставалось ничего другого, как смириться. Я решил, что поеду с женой, но ярость моя к ней теперь была ледяной и жестокой.
— Мы посетим Августу, — внезапно объявил я, — у нас будет для этого время на обратном пути в Лондон. Белл не была взволнована. Напротив, она казалась довольной.
— Да, я предвкушаю встречу с твоей сестрой, — сказала она, помолчала и слегка улыбнулась, — о которой я так много слышала.
Что ж, ей следовало знать намного больше, намного. После трех месяцев вдали от Августы мой голод к ней стал отчаянным, и моя страсть закружилась в вихре противоречивых желаний.
Наш экипаж подъехал к ее дому. Августа спустилась по лестнице, чтобы встретить нас. Сперва она поприветствовала Белл, затем повернулась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87