Большинство южан война разорила, а старый Эмиль Жардин разбогател. Верней, не Эмиль, а Жан-Люк, потому что старик толком не успел этим попользоваться. Он умер в семидесятом году, когда Жан-Люку стукнуло восемнадцать.
– Выходит, Жардины нажились на чужом горе… – задумчиво прошептала Реми. – Но как об этом узнал Коул? Наверное, раскопал дарственную Броуди, а может, нашел и какое-нибудь упоминание о его смерти…
Однако это все равно не объясняло, зачем Коул вытащил на свет Божий портрет Донована и повесил его вместо портрета дедушки Эмиля. Он же не мог не понимать, что ее родные – особенно отец – будут расстроены! Чего добивается этот человек? Зачем ему ссориться с Фрезером Жардином?
– Ты по-прежнему хочешь принять душ и переодеться? – спросила Нэтти.
Реми кивнула, думая о своем.
– Тогда я принесу чистые полотенца.
Нэтти отправилась за полотенцами, а Реми, снова охваченная непонятной тревогой, заметалась по комнате. Она распахнула стеклянную дверь и вышла на балкон. Две магнолии, словно часовые, стояли на лужайке перед входом в дом. Эти деревья Броуди посадил когда-то по совету Адриенны…
Реми приблизилась к изящной балконной решетке и рассеянно скользнула взором по лужайке, металлической ограде и тихой улочке, к которой был обращен фасад дома.
У бровки тротуара стоял ярко-синий пикап. За рулем сидел человек необычной внешности.
«Надо же, какое странное сочетание! – подумала девушка. – Волосы черные как смоль, а борода совершенно седая…»
Человек что-то записывал. Наверное, коммивояжер, решила Реми. Неожиданно бородач поднял голову, и Реми поспешно вернулась в комнату, опасаясь, как бы он не принял ее любопытный взгляд за приглашение поддержать коммерцию.
Когда Реми вошла в комнату, ее взор невольно упал на старинную кровать. Наверное, после смерти деда Адриенна и Жан-Люк переселились сюда. Как, должно быть, несчастную женщину тревожил призрак Броуди, если он даже ей, Реми, спустя столько лет не дает покоя!
Неожиданно перед ее носом появилась ярко-розовая ладонь.
– Эй! Очнись! – замахала рукой Нэтти.
Реми оторопело заморгала.
– Прости… Я тебя не заметила.
– Вижу, – сухо сказала негритянка. – В общем, так: полотенца лежат на полочке, а твой халат висит на двери.
– Спасибо, – словно эхо откликнулась Реми.
– Да что с тобой, детка? – изумилась негритянка. – Ты как будто в транс впала.
– Я думала об Адриенне… ведь она так любила светскую жизнь и искренне жалела свою незамужнюю тетю Зизи. И все же повторила ее незавидную судьбу. Откуда только у нее силы взялись?!
– Эх, милая, – мудро и печально улыбнулась Нэтти. – Женщина похожа на чай в пакетике: пока его не опустишь в кипяток, нельзя определить, крепкий он или не очень.
Реми рассмеялась, однако ее так и не покинуло чувство, что рядом, может быть, совсем близко притаилась беда.
20
Музейный комплекс на Джексон-сквер явно не был тем местом, куда подсознательно стремилась Реми. По крайней мере, придя туда, она не почувствовала никакого душевного трепета. Сейчас она стояла у телефона в служебном помещении, куда не допускались посетители музея, и, рассеянно наматывая на палец витой провод, разговаривала с Гейбом.
– Если тебе не хочется ехать в музей, – сказал Гейб, – то оставайся дома. Ты сегодня так рано встала.
– Да я тебе из музея звоню.
– Правда? – Гейб был неприятно удивлен. – А я думал, ты зайдешь за мной в половине третьего и мы поедем вместе…
– Я собиралась к тебе заехать, но…
Реми до полудня бесцельно слонялась по дому и чуть с ума не сошла от скуки. Потом позвонил брат, который спешил ей сообщить, что ему наконец-таки удалось отговорить отца от идеи отправить Реми в психиатрическую клинику. В разговоре она случайно обмолвилась, что хочет сходить в музей, и Гейб вызвался составить ей компанию. Реми не возражала, но, попрощавшись с братом, решила поехать туда одна, чтобы никто не отвлекал ее посторонними разговорами и она могла бы спокойно оглядеться, покопаться в памяти, разобраться в своих впечатлениях.
– Мне не сиделось дома, и я приехала сюда одна, – виновато сказала Реми, не вдаваясь в подробности.
– Тогда ты, наверное, уже все осмотрела и без моей помощи.
– Да. – В голосе Реми прозвучало плохо скрытое разочарование.
– Ты… расстроена? Неужели совсем ничего не удалось вспомнить? – Увы, – вздохнула Реми.
Все, буквально все было ей здесь незнакомо: и экспозиция, и сотрудники. Этакая мертвая зыбь… Реми равнодушно посмотрела на мониторы, показывавшие, что делается в залах музея, и… заметила пожилого мужчину с темными волосами и белой бородой. Точь-в-точь как у того человека, который сидел в машине напротив ее дома! Пожалуй, она ошиблась, приняв его за коммивояжера. Наверное, он турист. Тогда непонятно, отчего он в костюме и при галстуке… туристы так не одеваются, особенно днем. Странно… Да и экспозиция его явно не интересовала. Мужчина оглядывался по сторонам, будто кого-то искал.
– И какие у тебя теперь планы? – спросил Гейб. – Ты еще побудешь в музее или поедешь домой?
– Не знаю. Я…
– Не говори! Я сам догадаюсь, – перебил ее Гейб. – Ты заглянешь в «Кэнал-Плейс» и купишь себе какую-нибудь обновку.
Его голос звучал так уверенно!
– Откуда ты знаешь? – удивилась Реми.
– Потому что, когда у тебя плохое настроение, ты всегда так делаешь.
– Неужели?
– Честное слово! – В тоне Гейба Реми послышалась легкая ирония. – Я бы с удовольствием помог тебе нести покупки, но мне еще нужно просмотреть ворох бумаг. Давай встретимся в «Луизиане»… ну, скажем, в полпятого. Надеюсь, за три часа ты управишься?
– Думаю, да, – согласилась Реми, хотя не чувствовала ни малейшего желания ходить по магазинам.
Гейб, вероятно, уловил ее колебания и сразу насторожился.
– Послушай, Реми… Ты только не вздумай опять потеряться… или отправиться в порт.
– Не волнуйся. Все будет нормально, – улыбнулась Реми.
– Ладно. Значит, договорились. В полпятого.
– До встречи в «Луизиане», – ответила Реми и, услышав короткие гудки, повесила трубку.
По пути в зал ей повстречалась девушка лет двадцати с небольшим, очень коротко стриженная, но с пышной челкой, падавшей на глаза.
Девушка остановилась перед ней и радостно воскликнула:
– Реми! Ты когда вернулась?
– Вчера вечером, – ответила Реми, мучительно гадая, кто это может быть.
– Ну и как тебе на Ривьере? Что-то ты не очень загорела. Я думала, у тебя будет такой шоколадный загар, что мы, бедные рабочие лошадки, позеленеем от зависти, – тараторила девушка, придирчиво разглядывая Реми. – Послушай, да у тебя классный пиджачок! Ты его во Франции отхватила, да?
– Не знаю. Он висел в моем шкафу.
Реми понятия не имела, откуда у нее этот пиджак.
– Эх, мне бы твой шкаф… – мечтательно вздохнула девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Выходит, Жардины нажились на чужом горе… – задумчиво прошептала Реми. – Но как об этом узнал Коул? Наверное, раскопал дарственную Броуди, а может, нашел и какое-нибудь упоминание о его смерти…
Однако это все равно не объясняло, зачем Коул вытащил на свет Божий портрет Донована и повесил его вместо портрета дедушки Эмиля. Он же не мог не понимать, что ее родные – особенно отец – будут расстроены! Чего добивается этот человек? Зачем ему ссориться с Фрезером Жардином?
– Ты по-прежнему хочешь принять душ и переодеться? – спросила Нэтти.
Реми кивнула, думая о своем.
– Тогда я принесу чистые полотенца.
Нэтти отправилась за полотенцами, а Реми, снова охваченная непонятной тревогой, заметалась по комнате. Она распахнула стеклянную дверь и вышла на балкон. Две магнолии, словно часовые, стояли на лужайке перед входом в дом. Эти деревья Броуди посадил когда-то по совету Адриенны…
Реми приблизилась к изящной балконной решетке и рассеянно скользнула взором по лужайке, металлической ограде и тихой улочке, к которой был обращен фасад дома.
У бровки тротуара стоял ярко-синий пикап. За рулем сидел человек необычной внешности.
«Надо же, какое странное сочетание! – подумала девушка. – Волосы черные как смоль, а борода совершенно седая…»
Человек что-то записывал. Наверное, коммивояжер, решила Реми. Неожиданно бородач поднял голову, и Реми поспешно вернулась в комнату, опасаясь, как бы он не принял ее любопытный взгляд за приглашение поддержать коммерцию.
Когда Реми вошла в комнату, ее взор невольно упал на старинную кровать. Наверное, после смерти деда Адриенна и Жан-Люк переселились сюда. Как, должно быть, несчастную женщину тревожил призрак Броуди, если он даже ей, Реми, спустя столько лет не дает покоя!
Неожиданно перед ее носом появилась ярко-розовая ладонь.
– Эй! Очнись! – замахала рукой Нэтти.
Реми оторопело заморгала.
– Прости… Я тебя не заметила.
– Вижу, – сухо сказала негритянка. – В общем, так: полотенца лежат на полочке, а твой халат висит на двери.
– Спасибо, – словно эхо откликнулась Реми.
– Да что с тобой, детка? – изумилась негритянка. – Ты как будто в транс впала.
– Я думала об Адриенне… ведь она так любила светскую жизнь и искренне жалела свою незамужнюю тетю Зизи. И все же повторила ее незавидную судьбу. Откуда только у нее силы взялись?!
– Эх, милая, – мудро и печально улыбнулась Нэтти. – Женщина похожа на чай в пакетике: пока его не опустишь в кипяток, нельзя определить, крепкий он или не очень.
Реми рассмеялась, однако ее так и не покинуло чувство, что рядом, может быть, совсем близко притаилась беда.
20
Музейный комплекс на Джексон-сквер явно не был тем местом, куда подсознательно стремилась Реми. По крайней мере, придя туда, она не почувствовала никакого душевного трепета. Сейчас она стояла у телефона в служебном помещении, куда не допускались посетители музея, и, рассеянно наматывая на палец витой провод, разговаривала с Гейбом.
– Если тебе не хочется ехать в музей, – сказал Гейб, – то оставайся дома. Ты сегодня так рано встала.
– Да я тебе из музея звоню.
– Правда? – Гейб был неприятно удивлен. – А я думал, ты зайдешь за мной в половине третьего и мы поедем вместе…
– Я собиралась к тебе заехать, но…
Реми до полудня бесцельно слонялась по дому и чуть с ума не сошла от скуки. Потом позвонил брат, который спешил ей сообщить, что ему наконец-таки удалось отговорить отца от идеи отправить Реми в психиатрическую клинику. В разговоре она случайно обмолвилась, что хочет сходить в музей, и Гейб вызвался составить ей компанию. Реми не возражала, но, попрощавшись с братом, решила поехать туда одна, чтобы никто не отвлекал ее посторонними разговорами и она могла бы спокойно оглядеться, покопаться в памяти, разобраться в своих впечатлениях.
– Мне не сиделось дома, и я приехала сюда одна, – виновато сказала Реми, не вдаваясь в подробности.
– Тогда ты, наверное, уже все осмотрела и без моей помощи.
– Да. – В голосе Реми прозвучало плохо скрытое разочарование.
– Ты… расстроена? Неужели совсем ничего не удалось вспомнить? – Увы, – вздохнула Реми.
Все, буквально все было ей здесь незнакомо: и экспозиция, и сотрудники. Этакая мертвая зыбь… Реми равнодушно посмотрела на мониторы, показывавшие, что делается в залах музея, и… заметила пожилого мужчину с темными волосами и белой бородой. Точь-в-точь как у того человека, который сидел в машине напротив ее дома! Пожалуй, она ошиблась, приняв его за коммивояжера. Наверное, он турист. Тогда непонятно, отчего он в костюме и при галстуке… туристы так не одеваются, особенно днем. Странно… Да и экспозиция его явно не интересовала. Мужчина оглядывался по сторонам, будто кого-то искал.
– И какие у тебя теперь планы? – спросил Гейб. – Ты еще побудешь в музее или поедешь домой?
– Не знаю. Я…
– Не говори! Я сам догадаюсь, – перебил ее Гейб. – Ты заглянешь в «Кэнал-Плейс» и купишь себе какую-нибудь обновку.
Его голос звучал так уверенно!
– Откуда ты знаешь? – удивилась Реми.
– Потому что, когда у тебя плохое настроение, ты всегда так делаешь.
– Неужели?
– Честное слово! – В тоне Гейба Реми послышалась легкая ирония. – Я бы с удовольствием помог тебе нести покупки, но мне еще нужно просмотреть ворох бумаг. Давай встретимся в «Луизиане»… ну, скажем, в полпятого. Надеюсь, за три часа ты управишься?
– Думаю, да, – согласилась Реми, хотя не чувствовала ни малейшего желания ходить по магазинам.
Гейб, вероятно, уловил ее колебания и сразу насторожился.
– Послушай, Реми… Ты только не вздумай опять потеряться… или отправиться в порт.
– Не волнуйся. Все будет нормально, – улыбнулась Реми.
– Ладно. Значит, договорились. В полпятого.
– До встречи в «Луизиане», – ответила Реми и, услышав короткие гудки, повесила трубку.
По пути в зал ей повстречалась девушка лет двадцати с небольшим, очень коротко стриженная, но с пышной челкой, падавшей на глаза.
Девушка остановилась перед ней и радостно воскликнула:
– Реми! Ты когда вернулась?
– Вчера вечером, – ответила Реми, мучительно гадая, кто это может быть.
– Ну и как тебе на Ривьере? Что-то ты не очень загорела. Я думала, у тебя будет такой шоколадный загар, что мы, бедные рабочие лошадки, позеленеем от зависти, – тараторила девушка, придирчиво разглядывая Реми. – Послушай, да у тебя классный пиджачок! Ты его во Франции отхватила, да?
– Не знаю. Он висел в моем шкафу.
Реми понятия не имела, откуда у нее этот пиджак.
– Эх, мне бы твой шкаф… – мечтательно вздохнула девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81