Разумеется.
Он положил трубку.
– Симон срочно зовет меня. Он уже наверху. Поэтому – последние наставления. Телефон в вашем распоряжении. Он соединен наверху только с моим кабинетом. В столе ваш ужин. Вода в графине. Если надо вымыть руки, туалет рядом. Вентилятор и электроотопление – вот. Регулируйте температуру, как хотите.
Он взглянул на термометр:
– Девятнадцать Цельсия… Не холодно?
– Что вы? – засмеялась я.
– Ну и отлично! Принимайте дежурство. Пишите: «Двадцать два часа двадцать пять минут» – и так дальше, что полагается. До свиданья. – Леонид подошел было к двери из диспетчерской, потом повернулся: – Ах, забыл! Пожалуйста, не трогайте никаких других рычажков… Еще раз до свиданья. Выйду другим ходом.
Дверца в стене казалась похожей на дверцу большого шкафа.
– Здесь у нас лифт, – сказал он, открывая дверцу, за которой было темно, – Можно быстро подняться на вершину, особенно в случае… – Леонид вынул ключ из двери и держал его в руках, – в случае аварии.
Перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнулась. Через секунду послышался звук поднимающегося лифта.
Я осталась совершенно одна.
XXIX. Необычное дежурство
Мертвую тишину диспетчерской нарушало лишь размеренное слабое тиканье механизмов. Я огляделась. Позади стояла удобная кушетка с кожаной подушкой. Рядом столик. На нем поднос, графин с водой и два чистых стакана.
Мне очень понравилось, что здесь предусмотрены все удобства для дежурного. Стало хорошо и приятно. Старательно рассмотрела показания приборов. Почти все стрелки дрожали рядом с нулем, отклоняясь иногда чуть вправо. Некоторые совершенно застыли на нуле и не двигались. Тогда я принялась записывать в тетрадь мою первую диспетчерскую вахту.
Стряхивая перо, я измазала палец в чернилах и решила, что надо вымыть руки. Да, пожалуй, и вообще хорошо бы умыться. Холодная вода освежает и прогоняет сон.
Быстро вошла я в комнату с умывальником и была обрадована, найдя душистое мыло и чистое полотенце… Чудесно!
Только что успела снова усесться за стол, как гудок заставил снять телефонную трубку.
– Слушаю.
Голос Леонида отчетливо проговорил:
– Дежурный диспетчер? Как дела?
– Прекрасно, Леонид Михайлович…
– Ничего прекрасного пока не вижу, товарищ дежурный… Вы что там за иллюминацию устроили? Сейчас же извольте выключить свет во всем помещении. Оставьте лишь лампу на столе. Выключатели у вас слева… Ну?
– Выключила, Леонид Михайлович, – сконфуженно ответила я, выполнив приказание.
– Так вам будет удобнее. Кстати, если к утру не пришлю Симона, то с шести можете вздремнуть… – Помолчав, Леонид добавил: – Но до шести часов извольте, как часовой на часах…
В голосе Леонида послышалась легкая усмешка. Я сама улыбнулась его не очень тонкому каламбуру.
Дежурство оказалось скучным и однообразным. Уже через час я привыкла к голубоватому мерцанию шаровых молний. Волшебное зрелище этих таинственных излучений в зале стало казаться мне ничем не примечательным.
Почти равнодушно посматривала я изредка в зал через толстое огромное стекло перед собою. Главное, надо было следить за циферблатами счетчиков. Так же скоро привыкла я и к дрожанию двадцати четырех стрелок. Они, по-видимому, не имели никакого намерения двигаться влево.
Пошарив в ящиках стола, я нашла несколько бисквитов и принялась грызть их.
Стрелка на одном из циферблатов так стремительно скакнула влево от нуля, что сначала я и не осознала этого. Стрелка застыла на девятом делении. Потом закачалась, как бы раздумывая, куда ей деваться, и вдруг мгновенно описала полный круг, подскочила справа к нулю и застыла.
Я поспешила сделать записи в тетради. Но мне показалось этого мало. Мелькнула тревожная мысль:
«Неужели полная утечка?.. Не лучше ли сообщить Леониду?»
Оказалось, что мы с ним взялись за телефонные трубки сразу оба и заговорили тоже сразу:
– Как дела, дежурный?
– Полная утечка из тринадцатого гольдера.
– Не тревожьтесь. Записывайте, выполняя указания.
Я бросила трубку, потому что стрелки еще на двух циферблатах стали вести себя безобразно. Они двигались влево, а потом перебегали через весь циферблат к нулю.
Я еле-еле успевала записывать. Шел третий час. Пальцы и голова моя устали от напряжения.
А потом вообще записывать в тетрадь стало невозможно. Стрелки словно взбесились. Они метались из стороны в сторону.
Мне захотелось доложить об этом наверх. Взяла трубку и стала трясти рычаг. Никто не отзывался. Решила, что никого в кабинете нет и, следовательно, до утра звонить бесполезно. Стрелки, как мертвые, торчали на нулях. Поинтересовалась, что в зале. Выключила свет в диспетчерской. Взглянула в окно гольдера. Ожидала увидеть голубое сияние молний. Но там была полная темнота.
Нащупала случайно какой-то рычажок и повернула. Вздрогнула: передо мной на оконном стекле, как на экране кино, показались лица Грохотова и какой-то женщины, не похожей на Олю.
Я остолбенела. И сейчас же где-то под потолком послышался резкий голос Леонида:
– Не включайте телевизор! Мешаете нам!
Лица на экране исчезли.
Шел пятый час.
Вскоре, к моему удивлению, стрелки некоторых циферблатов начали медленно двигаться направо.
Мне захотелось доложить об этом. Взяла трубку и тщетно звала Леонида. Никто не отзывался. Выждала пять минут. Опять попыталась связаться. Но опять никто не ответил. Значит, наверху, в кабинете, нет никого.
Нетерпеливо поглядывала я на часы. Вот придет Симон, и можно будет подышать свежим воздухом.
Без пяти шесть. Показалось, что кто-то идет от лестницы по залу. Торопливо передвинула я рычаг освещения на столе слева. Но за стеклянным окном в зале было по-прежнему темно, и лишь из некоторых гольдеров начинало лучиться нежное голубоватое сияние.
Вскочив со стула, я прильнула к стеклу, но никого не увидела. Подбежала к двери в зал, но она оказалась запертой. Повернулась к запасному выходу и вспомнила, что ключ Леонид взял с собою.
Схватила трубку.
– Леонид Михайлович! – кричала я.
И вдруг меня поразила мысль, простая и ужасная: «Заперта нарочно…»
XXX. Утро
Как очутилась я на кушетке, не помню. Очень хотелось плакать, но слезы куда-то пропали, и глаза мои были сухи. По-новому отчетливо стала я воспринимать окружающее. Часы на столе показались самым обыкновенным плохоньким будильником. Перспектива за окном выглядела уродливой. Голубые цилиндры искривились. Силуэты столов вдали приняли странные очертания. Сделалось страшно, как никогда в жизни. Хотелось оттолкнуть от себя этот кошмар. Протянула вперед руки, защищаясь. И вдруг то, что я видела, закачалось и запрыгало передо мною.
Я засмеялась, и раскатистые звуки смеха в этом изоляторе вернули меня к действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он положил трубку.
– Симон срочно зовет меня. Он уже наверху. Поэтому – последние наставления. Телефон в вашем распоряжении. Он соединен наверху только с моим кабинетом. В столе ваш ужин. Вода в графине. Если надо вымыть руки, туалет рядом. Вентилятор и электроотопление – вот. Регулируйте температуру, как хотите.
Он взглянул на термометр:
– Девятнадцать Цельсия… Не холодно?
– Что вы? – засмеялась я.
– Ну и отлично! Принимайте дежурство. Пишите: «Двадцать два часа двадцать пять минут» – и так дальше, что полагается. До свиданья. – Леонид подошел было к двери из диспетчерской, потом повернулся: – Ах, забыл! Пожалуйста, не трогайте никаких других рычажков… Еще раз до свиданья. Выйду другим ходом.
Дверца в стене казалась похожей на дверцу большого шкафа.
– Здесь у нас лифт, – сказал он, открывая дверцу, за которой было темно, – Можно быстро подняться на вершину, особенно в случае… – Леонид вынул ключ из двери и держал его в руках, – в случае аварии.
Перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнулась. Через секунду послышался звук поднимающегося лифта.
Я осталась совершенно одна.
XXIX. Необычное дежурство
Мертвую тишину диспетчерской нарушало лишь размеренное слабое тиканье механизмов. Я огляделась. Позади стояла удобная кушетка с кожаной подушкой. Рядом столик. На нем поднос, графин с водой и два чистых стакана.
Мне очень понравилось, что здесь предусмотрены все удобства для дежурного. Стало хорошо и приятно. Старательно рассмотрела показания приборов. Почти все стрелки дрожали рядом с нулем, отклоняясь иногда чуть вправо. Некоторые совершенно застыли на нуле и не двигались. Тогда я принялась записывать в тетрадь мою первую диспетчерскую вахту.
Стряхивая перо, я измазала палец в чернилах и решила, что надо вымыть руки. Да, пожалуй, и вообще хорошо бы умыться. Холодная вода освежает и прогоняет сон.
Быстро вошла я в комнату с умывальником и была обрадована, найдя душистое мыло и чистое полотенце… Чудесно!
Только что успела снова усесться за стол, как гудок заставил снять телефонную трубку.
– Слушаю.
Голос Леонида отчетливо проговорил:
– Дежурный диспетчер? Как дела?
– Прекрасно, Леонид Михайлович…
– Ничего прекрасного пока не вижу, товарищ дежурный… Вы что там за иллюминацию устроили? Сейчас же извольте выключить свет во всем помещении. Оставьте лишь лампу на столе. Выключатели у вас слева… Ну?
– Выключила, Леонид Михайлович, – сконфуженно ответила я, выполнив приказание.
– Так вам будет удобнее. Кстати, если к утру не пришлю Симона, то с шести можете вздремнуть… – Помолчав, Леонид добавил: – Но до шести часов извольте, как часовой на часах…
В голосе Леонида послышалась легкая усмешка. Я сама улыбнулась его не очень тонкому каламбуру.
Дежурство оказалось скучным и однообразным. Уже через час я привыкла к голубоватому мерцанию шаровых молний. Волшебное зрелище этих таинственных излучений в зале стало казаться мне ничем не примечательным.
Почти равнодушно посматривала я изредка в зал через толстое огромное стекло перед собою. Главное, надо было следить за циферблатами счетчиков. Так же скоро привыкла я и к дрожанию двадцати четырех стрелок. Они, по-видимому, не имели никакого намерения двигаться влево.
Пошарив в ящиках стола, я нашла несколько бисквитов и принялась грызть их.
Стрелка на одном из циферблатов так стремительно скакнула влево от нуля, что сначала я и не осознала этого. Стрелка застыла на девятом делении. Потом закачалась, как бы раздумывая, куда ей деваться, и вдруг мгновенно описала полный круг, подскочила справа к нулю и застыла.
Я поспешила сделать записи в тетради. Но мне показалось этого мало. Мелькнула тревожная мысль:
«Неужели полная утечка?.. Не лучше ли сообщить Леониду?»
Оказалось, что мы с ним взялись за телефонные трубки сразу оба и заговорили тоже сразу:
– Как дела, дежурный?
– Полная утечка из тринадцатого гольдера.
– Не тревожьтесь. Записывайте, выполняя указания.
Я бросила трубку, потому что стрелки еще на двух циферблатах стали вести себя безобразно. Они двигались влево, а потом перебегали через весь циферблат к нулю.
Я еле-еле успевала записывать. Шел третий час. Пальцы и голова моя устали от напряжения.
А потом вообще записывать в тетрадь стало невозможно. Стрелки словно взбесились. Они метались из стороны в сторону.
Мне захотелось доложить об этом наверх. Взяла трубку и стала трясти рычаг. Никто не отзывался. Решила, что никого в кабинете нет и, следовательно, до утра звонить бесполезно. Стрелки, как мертвые, торчали на нулях. Поинтересовалась, что в зале. Выключила свет в диспетчерской. Взглянула в окно гольдера. Ожидала увидеть голубое сияние молний. Но там была полная темнота.
Нащупала случайно какой-то рычажок и повернула. Вздрогнула: передо мной на оконном стекле, как на экране кино, показались лица Грохотова и какой-то женщины, не похожей на Олю.
Я остолбенела. И сейчас же где-то под потолком послышался резкий голос Леонида:
– Не включайте телевизор! Мешаете нам!
Лица на экране исчезли.
Шел пятый час.
Вскоре, к моему удивлению, стрелки некоторых циферблатов начали медленно двигаться направо.
Мне захотелось доложить об этом. Взяла трубку и тщетно звала Леонида. Никто не отзывался. Выждала пять минут. Опять попыталась связаться. Но опять никто не ответил. Значит, наверху, в кабинете, нет никого.
Нетерпеливо поглядывала я на часы. Вот придет Симон, и можно будет подышать свежим воздухом.
Без пяти шесть. Показалось, что кто-то идет от лестницы по залу. Торопливо передвинула я рычаг освещения на столе слева. Но за стеклянным окном в зале было по-прежнему темно, и лишь из некоторых гольдеров начинало лучиться нежное голубоватое сияние.
Вскочив со стула, я прильнула к стеклу, но никого не увидела. Подбежала к двери в зал, но она оказалась запертой. Повернулась к запасному выходу и вспомнила, что ключ Леонид взял с собою.
Схватила трубку.
– Леонид Михайлович! – кричала я.
И вдруг меня поразила мысль, простая и ужасная: «Заперта нарочно…»
XXX. Утро
Как очутилась я на кушетке, не помню. Очень хотелось плакать, но слезы куда-то пропали, и глаза мои были сухи. По-новому отчетливо стала я воспринимать окружающее. Часы на столе показались самым обыкновенным плохоньким будильником. Перспектива за окном выглядела уродливой. Голубые цилиндры искривились. Силуэты столов вдали приняли странные очертания. Сделалось страшно, как никогда в жизни. Хотелось оттолкнуть от себя этот кошмар. Протянула вперед руки, защищаясь. И вдруг то, что я видела, закачалось и запрыгало передо мною.
Я засмеялась, и раскатистые звуки смеха в этом изоляторе вернули меня к действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40