Закрутить винтик.
ОНА. Нет. Длинные ногти нужно срезать. Потому что вы рассердитесь и поцарапаете кого-нибудь. Да, да, тихо, не смейте отказываться! Не надо другим делать больно. Никому не надо. А вы – неуправляемый, очень эмоциональный. Сделаете, а потом сами будете переживать, что сделали это. Сделали кому-то больно. Никому не надо делать больно. И так – больно. Всем больно. Думаете, им, которые смотрят на нас – не больно? Оля-ля. Они дураки. Господи, прости им: не ведают, что творят. Закрутили?
ОН. Закрутил. Порядок.
ОН сидит на полу рядом со стулом. ОНА тоже. ОНА снова берёт его голову в ладони. Улыбаясь, ставит голову ровно. Стоит сзади него на коленях. Начинает стричь ему волосы.
ОНА. Ну и очень хорошо… Чик-чик. Ещё пару штрихов и вы в порядке. Вот так. Во-от… Чик-чик… Вот этот выгоревший волос уберём… и этот… и этот тоже… Их совсем немного. Так. Так. Посмотрите теперь сюда.
ОН поворачивает лицо, долго смотрит ЕЙ в глаза.
Очень хорошо. Сядьте прямо. Та-ак… Волосы я соберу с пола и спрячу в карман халата. А потом – в печку. Дайте мне руку теперь, я буду стричь вам ногти…
Молчание.
Ну, что? Почему вы так быстро дали руку мне? Почему молчите? Почему не сопротивляетесь?
Молчание.
ОН. Зачем?
ОНА. Ну, вы же вообще любите сопротивляться, не даваться, настаивать на своём… Ну? Правильно я вас поняла?
ОН. Нет. Неправильно. Когда ко мне вот так – я не сопротивляюсь. Нет, неправильно.
ОНА (молчит). Ну, тогда давайте начнём с мизинчика. Какой маленький, худенький пальчик! Тоненький, тощенький. Не кормленный.
Смеются.
Сейчас, сейчас, мы его приведем в порядок. Пальчик, пальчик, зачем ты так вырос? Чик. Чик. Нет ноготочка. Чик. Чик. Помните эту присказку: «Сорока-воровка, кашку варила …»
ОН. «… деток кормила, этому дала, этому дала, этому дала, этому дала, а этому не дала!»
ОНА. Ты дров не рубил!
ОН. Ты печку не топил!
ВМЕСТЕ. Ты кашку не варил!
ОНА. Не больно?
ОН. Нет.
ОНА. Ну, давайте другой пальчик. Так-так-так-так… Чик. Чик. Нету ноготочка. Чистенький пальчик. Он тоже очень, очень тоненький… У вас очень лёгкая рука. Невесомая. Какая-то высохшая и уставшая. Дайте глянуть. (Развернула ладонь к себе, смотрит на неё, что-то шепчет). Вот это – линия жизни. Ой, как долго вы будете жить! Всю жизнь! Даже завидно. Какая прекрасная линия ума. Очень глубокая линия сердца. Вы сердечный человек! И линия Любви – она самая глубокая, самая главная из всех линий, самая важная…
Пауза.
Вы очень её любите?
ОН (тихо). Да. Очень.
ОНА. Какая она?
ОН (молчит). Я покажу вам её. Вам – покажу. Никто не видел. Вы – увидите…
ОНА. Вы мне покажете её? Покажете? А как вы мне её покажете? Вы хотите сказать, что вы мне расскажете, какая она, а я представлю себе её в своём воображении, так, да?
ОН. Нет. Я не буду рассказывать. Покажу. Я фотограф по профессии. Я, кажется, не говорил вам?
ОНА. Вы – фотограф? Как интересно!
ОН. Я работаю в фотоателье. На углу, возле рынка…
ОНА. Где? Возле рынка?
ОН. Почему вы спрашиваете?
ОНА (смеётся). Нет, нет! Как интересно! Мы с вами оба из сферы обслуживания, как они называют. Я – парикмахер, вы – фотограф. Оба делали людей красивыми. Странно.
ОН. Да. Я фотограф.
ОНА. Странно. Они решили сделать чёс по сфере обслуживания? Решили выловить всех фотографов, приёмщиц химчисток, часовых мастеров, да? Или это просто совпадение? Вас сегодня забрали с работы? Прямо из ателье?
ОН. Меня вытащили из тёмной комнаты, засветили мои плёнки! Мои, может быть, лучшие плёнки! Они засветили их! Идиоты!
ОНА. И меня с работы. Не дали достричь клиентку. Вот здорово!
ОН. Я хочу показать вам её. Я спрятал её и пронёс с собой. Они не смогли отобрать её у меня. Я не отдал им её. Без этого я не смог бы прожить и секунды. Я храню её облик у себя на сердце… Вот, смотрите… (Достаёт из-за пазухи чёрный конверт из-под фотобумаги. Осторожно поворачивает его в руках).
ОНА в ужасе отшатывается, ползёт к стене, рыдает, кричит:
ОНА. Нет! Нет! Нет! Не надо! Прошу – не надо! Нет! Нет! Нет!
Молчание.
ОН. Что-то случилось?
ОНА. Нет… Нет…
ОН. Я что-то не так сделал?
ОНА. Нет… нет… нет…
ОН. Всё в порядке, ничего страшного не произошло, что с вами, что?
ОНА (молчит). Я боюсь… Я боюсь этих чёрных пакетов… Я не могу даже смотреть на них, мне сразу становится плохо… Эти чёрные пакеты из-под фотобумаги, они – страшные, страшные. В них что-то такое таится… Что-то дикое, жуткое…
ОН. Почему?
ОНА. Спрячьте, пожалуйста, прошу вас, спрячьте, не надо!!!
ОН молча смотрит на НЕЁ. Спрятал пакет за пазуху.
ОН. Спрятал.
ОНА (вытерла слёзы, молчит, потом говорит очень тихо и очень быстро). Мама умерла, когда мне было восемь лет… Я была совсем маленькой, но я помню её похороны. Помню её маленький гробик, её холодную руку. Потом прошло несколько дней и я стала забывать о похоронах, о страшных этих похоронах, о серых лицах людей, о кладбище с крестами, о плачущих лицах, о кошке, которая бегала у всех под ногами – чёрная кошка с горящими безумными глазами… Прошло несколько дней и я стала забывать всё это. Тут пришёл с работы папа. Фотограф, который был на похоронах, на похоронах мамы, передал папе пакет, фотографии. Я не помню этого фотографа, не помню, чтобы нас фотографировали, и зачем, зачем его позвали, зачем есть такая традиция – звать на похороны фотографа? Папа принёс домой фотографии. У него в руках было три таких вот чёрных пакета из-под фотобумаги… Он доставал фотографии и показывал мне. И я опять всё увидела. Увидела людей, увидела страшную эту кошку, увидела маму, мою маму увидела мёртвой, она лежала в гробу, я всё увидела, всё вспомнила и закричала, так страшно закричала, мне стало так плохо, всё потому что вспомнила, так жутко, так страшно, я кричала, кричала, кричала! (молчит, уставившись в одну точку, вытирает слёзы). Вы думаете – я сумасшедшая? Да? Но ведь у многих людей есть предметы, которых они боятся. Вот, когда я доставала ножницы, я увидела, что вы боитесь их, боитесь острых предметов, правильно? Вы испугались ножниц, а я не боюсь их… Но вы не показали виду, что боитесь ножниц, вы – мужчина, я – женщина, глупая женщина и потому я сразу закричала, как только увидела эти чёрные пакеты, то есть, чёрный пакет, который вы достали из сердца. Простите, что я закричала. Я не хотела напугать вас. Мне кажется, что там, в этих чёрных пакетах, в чёрных этих штуках живёт Смерть. Она живёт там и вылетает, как только вы заглядываете туда, в этот пакет. Я не хочу умирать, я не хочу, чтобы кто-то умирал. Пусть живут все. Места всем хватит. И глупым, и умным – всем.
Молчание. ОН смотрит на неё, не отрываясь.
Вы простили меня? Я больше не буду кричать и пугать вас. Вы простили меня? Простили?
ОН (тихо). Я не обиделся. Нет. Я вас понимаю. Я очень хорошо понимаю вас. То, что вы говорите. Понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
ОНА. Нет. Длинные ногти нужно срезать. Потому что вы рассердитесь и поцарапаете кого-нибудь. Да, да, тихо, не смейте отказываться! Не надо другим делать больно. Никому не надо. А вы – неуправляемый, очень эмоциональный. Сделаете, а потом сами будете переживать, что сделали это. Сделали кому-то больно. Никому не надо делать больно. И так – больно. Всем больно. Думаете, им, которые смотрят на нас – не больно? Оля-ля. Они дураки. Господи, прости им: не ведают, что творят. Закрутили?
ОН. Закрутил. Порядок.
ОН сидит на полу рядом со стулом. ОНА тоже. ОНА снова берёт его голову в ладони. Улыбаясь, ставит голову ровно. Стоит сзади него на коленях. Начинает стричь ему волосы.
ОНА. Ну и очень хорошо… Чик-чик. Ещё пару штрихов и вы в порядке. Вот так. Во-от… Чик-чик… Вот этот выгоревший волос уберём… и этот… и этот тоже… Их совсем немного. Так. Так. Посмотрите теперь сюда.
ОН поворачивает лицо, долго смотрит ЕЙ в глаза.
Очень хорошо. Сядьте прямо. Та-ак… Волосы я соберу с пола и спрячу в карман халата. А потом – в печку. Дайте мне руку теперь, я буду стричь вам ногти…
Молчание.
Ну, что? Почему вы так быстро дали руку мне? Почему молчите? Почему не сопротивляетесь?
Молчание.
ОН. Зачем?
ОНА. Ну, вы же вообще любите сопротивляться, не даваться, настаивать на своём… Ну? Правильно я вас поняла?
ОН. Нет. Неправильно. Когда ко мне вот так – я не сопротивляюсь. Нет, неправильно.
ОНА (молчит). Ну, тогда давайте начнём с мизинчика. Какой маленький, худенький пальчик! Тоненький, тощенький. Не кормленный.
Смеются.
Сейчас, сейчас, мы его приведем в порядок. Пальчик, пальчик, зачем ты так вырос? Чик. Чик. Нет ноготочка. Чик. Чик. Помните эту присказку: «Сорока-воровка, кашку варила …»
ОН. «… деток кормила, этому дала, этому дала, этому дала, этому дала, а этому не дала!»
ОНА. Ты дров не рубил!
ОН. Ты печку не топил!
ВМЕСТЕ. Ты кашку не варил!
ОНА. Не больно?
ОН. Нет.
ОНА. Ну, давайте другой пальчик. Так-так-так-так… Чик. Чик. Нету ноготочка. Чистенький пальчик. Он тоже очень, очень тоненький… У вас очень лёгкая рука. Невесомая. Какая-то высохшая и уставшая. Дайте глянуть. (Развернула ладонь к себе, смотрит на неё, что-то шепчет). Вот это – линия жизни. Ой, как долго вы будете жить! Всю жизнь! Даже завидно. Какая прекрасная линия ума. Очень глубокая линия сердца. Вы сердечный человек! И линия Любви – она самая глубокая, самая главная из всех линий, самая важная…
Пауза.
Вы очень её любите?
ОН (тихо). Да. Очень.
ОНА. Какая она?
ОН (молчит). Я покажу вам её. Вам – покажу. Никто не видел. Вы – увидите…
ОНА. Вы мне покажете её? Покажете? А как вы мне её покажете? Вы хотите сказать, что вы мне расскажете, какая она, а я представлю себе её в своём воображении, так, да?
ОН. Нет. Я не буду рассказывать. Покажу. Я фотограф по профессии. Я, кажется, не говорил вам?
ОНА. Вы – фотограф? Как интересно!
ОН. Я работаю в фотоателье. На углу, возле рынка…
ОНА. Где? Возле рынка?
ОН. Почему вы спрашиваете?
ОНА (смеётся). Нет, нет! Как интересно! Мы с вами оба из сферы обслуживания, как они называют. Я – парикмахер, вы – фотограф. Оба делали людей красивыми. Странно.
ОН. Да. Я фотограф.
ОНА. Странно. Они решили сделать чёс по сфере обслуживания? Решили выловить всех фотографов, приёмщиц химчисток, часовых мастеров, да? Или это просто совпадение? Вас сегодня забрали с работы? Прямо из ателье?
ОН. Меня вытащили из тёмной комнаты, засветили мои плёнки! Мои, может быть, лучшие плёнки! Они засветили их! Идиоты!
ОНА. И меня с работы. Не дали достричь клиентку. Вот здорово!
ОН. Я хочу показать вам её. Я спрятал её и пронёс с собой. Они не смогли отобрать её у меня. Я не отдал им её. Без этого я не смог бы прожить и секунды. Я храню её облик у себя на сердце… Вот, смотрите… (Достаёт из-за пазухи чёрный конверт из-под фотобумаги. Осторожно поворачивает его в руках).
ОНА в ужасе отшатывается, ползёт к стене, рыдает, кричит:
ОНА. Нет! Нет! Нет! Не надо! Прошу – не надо! Нет! Нет! Нет!
Молчание.
ОН. Что-то случилось?
ОНА. Нет… Нет…
ОН. Я что-то не так сделал?
ОНА. Нет… нет… нет…
ОН. Всё в порядке, ничего страшного не произошло, что с вами, что?
ОНА (молчит). Я боюсь… Я боюсь этих чёрных пакетов… Я не могу даже смотреть на них, мне сразу становится плохо… Эти чёрные пакеты из-под фотобумаги, они – страшные, страшные. В них что-то такое таится… Что-то дикое, жуткое…
ОН. Почему?
ОНА. Спрячьте, пожалуйста, прошу вас, спрячьте, не надо!!!
ОН молча смотрит на НЕЁ. Спрятал пакет за пазуху.
ОН. Спрятал.
ОНА (вытерла слёзы, молчит, потом говорит очень тихо и очень быстро). Мама умерла, когда мне было восемь лет… Я была совсем маленькой, но я помню её похороны. Помню её маленький гробик, её холодную руку. Потом прошло несколько дней и я стала забывать о похоронах, о страшных этих похоронах, о серых лицах людей, о кладбище с крестами, о плачущих лицах, о кошке, которая бегала у всех под ногами – чёрная кошка с горящими безумными глазами… Прошло несколько дней и я стала забывать всё это. Тут пришёл с работы папа. Фотограф, который был на похоронах, на похоронах мамы, передал папе пакет, фотографии. Я не помню этого фотографа, не помню, чтобы нас фотографировали, и зачем, зачем его позвали, зачем есть такая традиция – звать на похороны фотографа? Папа принёс домой фотографии. У него в руках было три таких вот чёрных пакета из-под фотобумаги… Он доставал фотографии и показывал мне. И я опять всё увидела. Увидела людей, увидела страшную эту кошку, увидела маму, мою маму увидела мёртвой, она лежала в гробу, я всё увидела, всё вспомнила и закричала, так страшно закричала, мне стало так плохо, всё потому что вспомнила, так жутко, так страшно, я кричала, кричала, кричала! (молчит, уставившись в одну точку, вытирает слёзы). Вы думаете – я сумасшедшая? Да? Но ведь у многих людей есть предметы, которых они боятся. Вот, когда я доставала ножницы, я увидела, что вы боитесь их, боитесь острых предметов, правильно? Вы испугались ножниц, а я не боюсь их… Но вы не показали виду, что боитесь ножниц, вы – мужчина, я – женщина, глупая женщина и потому я сразу закричала, как только увидела эти чёрные пакеты, то есть, чёрный пакет, который вы достали из сердца. Простите, что я закричала. Я не хотела напугать вас. Мне кажется, что там, в этих чёрных пакетах, в чёрных этих штуках живёт Смерть. Она живёт там и вылетает, как только вы заглядываете туда, в этот пакет. Я не хочу умирать, я не хочу, чтобы кто-то умирал. Пусть живут все. Места всем хватит. И глупым, и умным – всем.
Молчание. ОН смотрит на неё, не отрываясь.
Вы простили меня? Я больше не буду кричать и пугать вас. Вы простили меня? Простили?
ОН (тихо). Я не обиделся. Нет. Я вас понимаю. Я очень хорошо понимаю вас. То, что вы говорите. Понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12