– Похоже, она была красавица и цену себе знала. Мужчина, что положил руку ей на плечо, должно быть, ее муж.
– Нет, это вряд ли,– покачал головой Адамберг. – У него нет на руке обручального кольца, а у нее есть. Предположим, это ее любовник, и он явно моложе ее. Этим и объясняется то, что она носит фотографию с собой.
– Конечно, как же я сразу не заметил!
– Здесь слишком темно. Пойдемте в фургон.
Адамберг знал, что Данглар больше не в состоянии выносить вид трупов с зияющими ранами на шеях.
Они сели на скамейки друг против друга в дальнем конце полицейского фургона. Адамберг листал журнал мод, найденный в сумке госпожи Ле Нермор.
– Где-то я уже слышал это имя: Ле Нермор, – задумчиво протянул комиссар. – Память у меня плохая. Поищите в ее записной книжке имя мужа и его адрес.
Данглар достал из книжки потертую визитную карточку.
– Огюстен-Луи Ле Нермор. Здесь два адреса: один в Коллеж де Франс, другой на улице Омаль, в девятом округе.
– И все же где-то я слышал это имя, но в связи с чем – не помню.
– Ну конечно, – воскликнул Данглар, – об этом Ле Нерморе говорили в связи с его выдвижением кандидатом в члены Академии надписей и изящной словесности. Он занимается Византией, – немного подумав, добавил он, – специализируется на эпохе Юстиниана.
– Откуда только вы это знаете, Данглар? – Адамберг оторвался от журнала мод и изумленно посмотрел на коллегу.
– Да ладно. Скажем так: я кое-что знаю о Византии.
– Зачем это вам?
– Мне интересно узнавать что-то новое.
– Империя Юстиниана тоже вас интересует?
– В общем, да, – вздохнул Данглар.
– А когда он был, этот Юстиниан?
Адамберг никогда не стеснялся задавать вопросы, если он чего-то не знал, – даже о том, что должен был бы знать.
– В шестом веке.
– До или после Рождества Христова?
– После.
– Этот человек меня заинтересовал. Пойдем сообщим ему о смерти жены. Впервые у нашей жертвы есть близкий родственник. Пожалуй, стоит взглянуть, как он будет реагировать.
Огюстен-Луи Ле Нермор, маленький заспанный человечек, прореагировал очень просто. Выслушав Данглара и Адамберга, он обеими руками схватился за живот и побледнел так, что вокруг губ образовалось белое пятно. Он стремглав выбежал из комнаты, и полицейские слышали, как его рвало где-то в глубине квартиры.
– По крайней мере, с ним все ясно, – заявил Данглар, – он потрясен.
– Или принял рвотное сразу после того, как мы позвонили в домофон.
Человечек вернулся, пошатываясь и держась за стену. Поверх пижамы он накинул серый халат, волосы у него были мокрые: судя по всему, он сунул голову под кран.
– Мы очень сожалеем,– произнес Адамберг. – Если вы не хотите отвечать на наши вопросы сегодня, то завтра…
– Нет… нет… Я вас слушаю, господа.
"Этот тип хочет выглядеть достойно, и, надо отметить, у него получается», – подумал Данглар. Ле Нермор держался очень прямо, у него был высокий лоб, он твердо смотрел на Адамберга тусклыми голубыми глазами и не отвел их под пристальным взглядом комиссара. Ле Нермор попросил у гостей разрешения раскурить трубку и объяснил, что сейчас ему без этого не обойтись.
Свет был слабый, и по комнате, забитой старыми книгами, стелился тяжелый дым.
– Вы занимаетесь Византией? – спросил Адамберг, покосившись на Данглара.
– Да, правда. – Ле Нермор немного удивился. – Откуда вы знаете?
– Я-то не знаю, а вот моему коллеге ваше имя знакомо.
– Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Не могли бы вы мне рассказать о ней, я вас очень прошу… Она… как это произошло?
– Мы вам расскажем подробно, когда вы соберетесь с силами. Одно то, что ее убили, – и без того тяжелый удар. Ее нашли в синем меловом круге. Это случилось на улице Бертоле, в пятом округе. Далековато отсюда.
Ле Нермор покачал головой. Его лицо как-то разом обвисло. Он выглядел глубоким стариком. На него стало неприятно смотреть.
– «Парень, жалок твой удел, что ж ты дома не сидел?» Так, да? – тихо спросил он.
– Примерно, хотя не совсем, – ответил Адамберг. – Значит, вы в курсе проделок человека, рисующего круги?
– Как и все. Исторические исследования не способны оградить ни от чего, даже если очень этого хочешь. Знаете, мсье, мы с Дельфи – с Дельфиной, моей женой, – только на прошлой неделе говорили об этом маньяке.
– Почему вы о нем заговорили?
– Дельфи вечно его защищала, а у меня этот человек всегда вызывал отвращение. Обычный хвастун. Однако женщины такие вещи, как правило, не берут в расчет.
– Улица Бертоле далеко. Ваша жена ходила в гости к друзьям? – настойчиво продолжал Адамберг.
Ле Нермор погрузился в раздумья. Он молчал минут пять, а то и шесть. Данглар подумал, что возможно, он не расслышал вопроса или просто уснул. Но Адамберг сделал ему знак подождать.
Ле Нермор чиркнул спичкой и раскурил потухшую трубку.
– Далеко от чего? – наконец спросил он.
– Далеко от дома, – ответил Адамберг.
– Наоборот, очень близко. Дельфи жила на бульваре Монпарнас, рядом с Пор-Руаялем. Вы хотите объяснений?
– Да, если можно.
– Почти два года назад Дельфи ушла от меня я поселилась вместе со своим любовником. Это ничтожный тип, обыкновенный дурень. Однако вы мне, конечно, не поверите, потому что это говорю именно я. Вы сами сможете его оценить, когда увидите. Это очень грустно, вот и все, что я могу вам сказать. И вот я… я живу здесь, в этом огромном сарае… в одиночестве. Как полный кретин,– закончил он и развел руками.
Данглару послышалось, будто голос Ле Нермора дрогнул.
– Вы продолжали с ней видеться, несмотря ни на что?
– Мне трудно обходиться без нее,– ответил Ле Нермор.
– Вы ее ревновали? – спросил Данглар без обиняков.
Ле Нермор пожал плечами:
– Что вы хотите, мсье? Ко всему привыкаешь. Уже двенадцать лет, как Дельфи стала изменять мне налево и направо. Сначала, конечно, бесишься, а потом опускаешь руки. В конце концов уже не разберешь, от чего приходишь в ярость, – то ли от раненого самолюбия, то ли от любви; а потом приступы ярости отступают, и заканчивается все тем, что вы завтракаете втроем, так мило и так грустно. Да вы и сами все знаете, не будем разглагольствовать на эту тему, не правда ли, господа? Дельфи была не лучше других, да и я не смелее остальных. Я не хотел окончательно потерять ее. Значит, приходилось принимать ее такой, какая она есть. Уверяю вас, что последний любовник, этот дурень, о котором я вам говорил, дался мне с трудом. Словно нарочно, она воспылала чувствами к самому заурядному из людей и решила переехать к нему.
Он воздел руки и безвольно уронил их на колени.
– Ну, вот и довольно. А теперь и вовсе все закончилось.
Он зажмурился и стал набивать трубку светлым табаком.
– Нам нужно, чтобы вы подробно рассказали о том, что делали сегодня вечером. Без этого нельзя, – произнес Данглар со своей обычной прямолинейностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Нет, это вряд ли,– покачал головой Адамберг. – У него нет на руке обручального кольца, а у нее есть. Предположим, это ее любовник, и он явно моложе ее. Этим и объясняется то, что она носит фотографию с собой.
– Конечно, как же я сразу не заметил!
– Здесь слишком темно. Пойдемте в фургон.
Адамберг знал, что Данглар больше не в состоянии выносить вид трупов с зияющими ранами на шеях.
Они сели на скамейки друг против друга в дальнем конце полицейского фургона. Адамберг листал журнал мод, найденный в сумке госпожи Ле Нермор.
– Где-то я уже слышал это имя: Ле Нермор, – задумчиво протянул комиссар. – Память у меня плохая. Поищите в ее записной книжке имя мужа и его адрес.
Данглар достал из книжки потертую визитную карточку.
– Огюстен-Луи Ле Нермор. Здесь два адреса: один в Коллеж де Франс, другой на улице Омаль, в девятом округе.
– И все же где-то я слышал это имя, но в связи с чем – не помню.
– Ну конечно, – воскликнул Данглар, – об этом Ле Нерморе говорили в связи с его выдвижением кандидатом в члены Академии надписей и изящной словесности. Он занимается Византией, – немного подумав, добавил он, – специализируется на эпохе Юстиниана.
– Откуда только вы это знаете, Данглар? – Адамберг оторвался от журнала мод и изумленно посмотрел на коллегу.
– Да ладно. Скажем так: я кое-что знаю о Византии.
– Зачем это вам?
– Мне интересно узнавать что-то новое.
– Империя Юстиниана тоже вас интересует?
– В общем, да, – вздохнул Данглар.
– А когда он был, этот Юстиниан?
Адамберг никогда не стеснялся задавать вопросы, если он чего-то не знал, – даже о том, что должен был бы знать.
– В шестом веке.
– До или после Рождества Христова?
– После.
– Этот человек меня заинтересовал. Пойдем сообщим ему о смерти жены. Впервые у нашей жертвы есть близкий родственник. Пожалуй, стоит взглянуть, как он будет реагировать.
Огюстен-Луи Ле Нермор, маленький заспанный человечек, прореагировал очень просто. Выслушав Данглара и Адамберга, он обеими руками схватился за живот и побледнел так, что вокруг губ образовалось белое пятно. Он стремглав выбежал из комнаты, и полицейские слышали, как его рвало где-то в глубине квартиры.
– По крайней мере, с ним все ясно, – заявил Данглар, – он потрясен.
– Или принял рвотное сразу после того, как мы позвонили в домофон.
Человечек вернулся, пошатываясь и держась за стену. Поверх пижамы он накинул серый халат, волосы у него были мокрые: судя по всему, он сунул голову под кран.
– Мы очень сожалеем,– произнес Адамберг. – Если вы не хотите отвечать на наши вопросы сегодня, то завтра…
– Нет… нет… Я вас слушаю, господа.
"Этот тип хочет выглядеть достойно, и, надо отметить, у него получается», – подумал Данглар. Ле Нермор держался очень прямо, у него был высокий лоб, он твердо смотрел на Адамберга тусклыми голубыми глазами и не отвел их под пристальным взглядом комиссара. Ле Нермор попросил у гостей разрешения раскурить трубку и объяснил, что сейчас ему без этого не обойтись.
Свет был слабый, и по комнате, забитой старыми книгами, стелился тяжелый дым.
– Вы занимаетесь Византией? – спросил Адамберг, покосившись на Данглара.
– Да, правда. – Ле Нермор немного удивился. – Откуда вы знаете?
– Я-то не знаю, а вот моему коллеге ваше имя знакомо.
– Спасибо, очень любезно с вашей стороны. Не могли бы вы мне рассказать о ней, я вас очень прошу… Она… как это произошло?
– Мы вам расскажем подробно, когда вы соберетесь с силами. Одно то, что ее убили, – и без того тяжелый удар. Ее нашли в синем меловом круге. Это случилось на улице Бертоле, в пятом округе. Далековато отсюда.
Ле Нермор покачал головой. Его лицо как-то разом обвисло. Он выглядел глубоким стариком. На него стало неприятно смотреть.
– «Парень, жалок твой удел, что ж ты дома не сидел?» Так, да? – тихо спросил он.
– Примерно, хотя не совсем, – ответил Адамберг. – Значит, вы в курсе проделок человека, рисующего круги?
– Как и все. Исторические исследования не способны оградить ни от чего, даже если очень этого хочешь. Знаете, мсье, мы с Дельфи – с Дельфиной, моей женой, – только на прошлой неделе говорили об этом маньяке.
– Почему вы о нем заговорили?
– Дельфи вечно его защищала, а у меня этот человек всегда вызывал отвращение. Обычный хвастун. Однако женщины такие вещи, как правило, не берут в расчет.
– Улица Бертоле далеко. Ваша жена ходила в гости к друзьям? – настойчиво продолжал Адамберг.
Ле Нермор погрузился в раздумья. Он молчал минут пять, а то и шесть. Данглар подумал, что возможно, он не расслышал вопроса или просто уснул. Но Адамберг сделал ему знак подождать.
Ле Нермор чиркнул спичкой и раскурил потухшую трубку.
– Далеко от чего? – наконец спросил он.
– Далеко от дома, – ответил Адамберг.
– Наоборот, очень близко. Дельфи жила на бульваре Монпарнас, рядом с Пор-Руаялем. Вы хотите объяснений?
– Да, если можно.
– Почти два года назад Дельфи ушла от меня я поселилась вместе со своим любовником. Это ничтожный тип, обыкновенный дурень. Однако вы мне, конечно, не поверите, потому что это говорю именно я. Вы сами сможете его оценить, когда увидите. Это очень грустно, вот и все, что я могу вам сказать. И вот я… я живу здесь, в этом огромном сарае… в одиночестве. Как полный кретин,– закончил он и развел руками.
Данглару послышалось, будто голос Ле Нермора дрогнул.
– Вы продолжали с ней видеться, несмотря ни на что?
– Мне трудно обходиться без нее,– ответил Ле Нермор.
– Вы ее ревновали? – спросил Данглар без обиняков.
Ле Нермор пожал плечами:
– Что вы хотите, мсье? Ко всему привыкаешь. Уже двенадцать лет, как Дельфи стала изменять мне налево и направо. Сначала, конечно, бесишься, а потом опускаешь руки. В конце концов уже не разберешь, от чего приходишь в ярость, – то ли от раненого самолюбия, то ли от любви; а потом приступы ярости отступают, и заканчивается все тем, что вы завтракаете втроем, так мило и так грустно. Да вы и сами все знаете, не будем разглагольствовать на эту тему, не правда ли, господа? Дельфи была не лучше других, да и я не смелее остальных. Я не хотел окончательно потерять ее. Значит, приходилось принимать ее такой, какая она есть. Уверяю вас, что последний любовник, этот дурень, о котором я вам говорил, дался мне с трудом. Словно нарочно, она воспылала чувствами к самому заурядному из людей и решила переехать к нему.
Он воздел руки и безвольно уронил их на колени.
– Ну, вот и довольно. А теперь и вовсе все закончилось.
Он зажмурился и стал набивать трубку светлым табаком.
– Нам нужно, чтобы вы подробно рассказали о том, что делали сегодня вечером. Без этого нельзя, – произнес Данглар со своей обычной прямолинейностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56