Если умерла Камилла, чудесное дитя греческого бога и египетской уличной девки (Адамбергу казалось, что только таким и могло быть происхождение его малышки), тогда уже не стоило суетиться по утрам и заниматься весь день делами. Наверное, не стоило ни разыскивать убийцу, ни помнить, сколько сахару класть в кофе, ни спать с Кристианой, ни замечать камни на мостовой, если где-то на свете не украшала собою жизнь его Камилла; серьезность ее чела и беспечность ее уст, соединяясь, сплетались в восьмерку – символ бесконечности. Если Камилла умерла, значит, Адамберг потерял единственную женщину, которая могла тихонько прошептать ему утром: «Жан-Батист, я уезжаю в Уахигуиа. Это у истоков Белой Вольты». Отстранившись от него, она сказала: «Я тебя люблю», оделась и ушла. Он подумал, что надо не забыть купить хлеба. А она не вернулась, его любимая малышка. Прошло девять лет. Он был бы не так уж далек от истины, если бы сказал: «Я знаю, что такое Уахигуиа, я даже прожил там какое-то время».
Ко всему прочему, теперь здесь была Кристиана, уверенная в том, что утром сварит ему кофе, тогда как его любимая малышка отдала концы где-нибудь на другом краю земли, а его не было рядом, чтобы хоть попытаться что-нибудь сделать. И он в один прекрасный день испустит дух, так и не повидавшись с ней. Он мечтал, что Матильда Форестье сможет вытащить его из этого мрака, хотя звонил ей совсем по другому поводу. Он надеялся, что, увидев Матильду, сможет запустить фильм с того момента, где застряла пленка: с эпизода в каирском отеле. И Матильда позвонила.
Адамберг посоветовал лишившейся последних иллюзий Кристиане побыстрее лечь и уснуть, потому что он вернется поздно, и полчаса спустя он уже был в доме Матильды Форестье.
Она встретила его с такой радостью, что он даже перестал задыхаться от преследовавшего его последние несколько часов ощущения, будто внутри него умирает вселенная.
Она даже порывисто поцеловала его – не то в щеку, не то в губы, – рассмеялась и заявила, что это было очень приятно, что она сразу присмотрела место для поцелуя, что в таких вещах она всегда очень щепетильна, что ему не стоит беспокоиться, потому что она берет в любовники только мужчин своего возраста и этот принцип соблюдается ею неукоснительно, дабы избежать ненужных историй и неприятных сравнений. Затем она положила руку ему на плечо и проводила к столу, где какая-то старая дама раскладывала пасьянс и одновременно разбирала почту, а слепой великан, сидевший рядом, судя по всему, давал ей советы касательно обоих ее занятий. Стол был овальный и прозрачный, внутри него в воде плавали рыбы.
– Это стол-аквариум,– объяснила Матильда. – Я его сама придумала как-то вечером. Вещь броская и немного легкомысленная… как я сама. Рыбам не нравится, когда Клеманс раскладывает пасьянсы. Всякий раз, как она хлопает картой по столу, они пугаются и прячутся, видите?
– Не сошлось, – вздохнула Клеманс, собирая колоду. – Это знак: должно быть, мне не следует отвечать на объявление хорошо сохранившегося мужчины шестидесяти шести лет. А мне так хочется. Я так прониклась тем, что там написано.
– И много раз вам приходилось отвечать на объявления? – осведомился Шарль.
– Две тысячи триста пятьдесят четыре раза. Но никого подходящего я так и не встретила. Наверное, судьба у меня такая. Иногда я говорю себе: «Клеманс, никогда – никогда у тебя ничего не получится».
– Получится обязательно, – сказала Матильда, стараясь ее подбодрить, – особенно если Шарль поможет вам составлять ответы. Он ведь мужчина, поэтому знает, что могло бы понравиться другим мужчинам.
– Однако, судя по всему, этот товар продать не так-то просто, – заявил Шарль.
– Я рассчитываю на вас, может, вы все-таки найдете какой-нибудь способ,– ответила Клеманс с таким видом, словно никогда и ни на что не обижалась.
Матильда провела Адамберга в свой кабинет:
– Давайте устроимся за моим космическим столом, если он вас не раздражает. Он оказывает на меня благотворное воздействие.
Адамберг внимательно осмотрел стол из черного стекла, усыпанный сотнями сверкающих точек, создаваемых подсветкой снизу. Они составляли изображения небесных созвездий. Это было очень красиво, даже слишком.
– Мои столы совершенно неинтересны с коммерческой точки зрения,– сообщила Матильда. – Напротив вас,– продолжала она, тронув пальцем столешницу,– находится созвездие Скорпиона, вот здесь – Змееносец, дальше Лира, Геркулес, Северная и Южная Корона. Вам нравится? Я обычно сижу здесь, поставив локти на созвездие Рыб. Открытые людьми созвездия – сплошной самообман. Пока их открывают, тысячи звезд, свет которых мы видим, успевают исчезнуть, и получается, что известное нам небо уже устарело. Вы представляете, Адамберг? Устаревшее небо, а? И если мы его все же видим именно таким, что это нам дает?
– Госпожа Форестье, – произнес Адамберг, – мне бы хотелось, чтобы вы сегодня ночью отвели меня к человеку, рисующему синие круги. Вы сегодня не слушали радио?
– Нет, – ответила Матильда.
– Сегодня утром в двух шагах отсюда, на улице Пьера и Марии Кюри, нашли женщину с перерезанным горлом, лежащую в точно таком же круге, какие были раньше. Обычная толстушка, без признаков порочных наклонностей, которые могли бы послужить причиной ее убийства. Человек, рисующий синие круги, перешел пределы дозволенного.
Лицо Матильды помрачнело, она подперла щеки сжатыми кулаками, потом резко вскочила, достала бутылку скотча и два стакана и поставила все это на созвездие Орла, между Адамбергом и собой.
– Не очень-то со мной весело сегодня, – произнес Адамберг. – Это убийство прочно засело у меня в голове.
– Это заметно. Выпейте глоток, – предложила Матильда. – Сначала расскажите мне о зарезанной женщине, а о другой смерти поговорим после.
– О какой другой? – удивился Адамберг.
– Наверняка есть и другая смерть, – сказала Матильда. – Если бы у вас делалось такое лицо всякий раз, как где-нибудь совершалось убийство, вы давно уже сменили бы профессию. Значит, умер кто-то еще и от этого вы места себе не находите. Я должна отвести вас к человеку, рисующему синие круги, потому что вы хотите его арестовать?
– Для этого еще время не пришло. Я хотел бы засечь его местонахождение, увидеть его и познакомиться с ним поближе.
– Я не знаю, что мне делать, Адамберг, потому что мы с этим человеком стали чем-то вроде сообщников. То, что я вам рассказала в прошлый раз, должно было остаться между нами – между ним и мною. На самом деле за это время я видела его более десятка раз, и уже на третий раз мои уловки не остались незамеченными. Хотя он по-прежнему держался от меня на расстоянии, он больше не прятался, когда я за ним следила, иногда поглядывал на меня, кажется, даже улыбался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56