Но я не мог предложить эту теорию, поскольку орудие убийства таинственным образом исчезло.
– Любопытно.
– Все говорило против Рафаэля: Лиза была его подругой, он встречался с ней вечером у водокачки, и она забеременела. Обвинитель заявил, что он испугался и убил ее. Но, чтобы осудить его, Данглар, им не хватало главного – орудия убийства, которое доказывало бы его присутствие на месте в это время. А ведь Рафаэля там не было – он играл со мной в карты. Помните, во дворике. Я заявил об этом под присягой.
– А поскольку вы были полицейским, ваше слово перевесило.
– Да, я воспользовался своим положением и врал до конца. А теперь, если хотите достать шило из заводи, прошу.
Адамберг посмотрел на своего заместителя, прикрыл глаза и улыбнулся – впервые с начала разговора.
– Это было бы пустой тратой времени, – сказал он. – Я давно выловил шило и выбросил в мусорный бак в Ниме. Вода ненадежна, как и ее бог.
– Вашего брата оправдали?
– Да. Но слухи не только не стихли, они росли и становились угрожающими. Никто с Рафаэлем не разговаривал, все его боялись. А он мучился из-за провала в памяти, он не знал, сделал он это или нет. Понимаете, Данглар? Не знал, убийца он или нет, и не смел ни к кому приближаться. Я вспорол брюхо шести старым подушкам, пытаясь доказать ему, что, нанося удары три раза, невозможно получить прямую линию. Я нанес двести четыре удара, чтобы убедить его. Тщетно. Он был уничтожен, он прятался от людей. Я работал в Тарбе и не мог постоянно держать его за руку. Так я потерял брата, Данглар.
Данглар протянул ему свой стакан. Адамберг сделал два глотка.
– А потом я начал жить одной мыслью – разоблачить судью. Он уехал из наших мест, ведь на его счет слухи тоже ходили. Я хотел загнать его, отдать под суд и обелить имя брата. Один я знал, что Фюльжанс виновен. В убийстве и в разрушении личности Рафаэля. Я неотступно преследовал его четырнадцать лет, отслеживая его перемещения по стране, упоминания о нем в архивах, в прессе.
Адамберг положил руку на папки.
– Восемь убийств с тремя ранами в одну линию. С сорок девятого по восемьдесят третий год. Восемь закрытых дел, восемь виновных, пойманных практически с оружием в руках. Семь несчастных в тюрьме и мой исчезнувший брат. Фюльжансу всегда удавалось выкрутиться. Дьявол вечно исчезает. Просмотрите эти папки у себя дома, Данглар, прочитайте внимательно. Я отправляюсь в отдел на встречу с Ретанкур, а сегодня поздно вечером заеду к вам. Идет?
Возвращаясь домой, Данглар думал о том, что узнал от комиссара. Брат, убийство и самоубийство. Почти близнец, обвиненный в тяжком преступлении, изгнанный из мира людей, умерший. Эта драма так тяжела, что Адамберг никогда никому о ней не рассказывал. При таком раскладе трудно поверить в обвинение, основанное на силуэте, двигавшемся по тропинке, и вилах в сарае. На месте Адамберга он бы тоже отчаянно искал другого виновного, чтобы оправдать брата. И проще и естественнее всего было выбрать на эту роль врага всей деревни.
«Я любил своего брата больше, чем самого себя». У Данглара сложилось впечатление, что Адамберг сознательно хотел противостоять всему миру, защищая Рафаэля. Потому-то он и отстранялся от других людей: чтобы общаться с ними, ему пришлось бы оставить брата наедине с чувством вины, страхом и сомнениями. Только посмертная реабилитация Рафаэля и его возвращение в мир могли освободить Адамберга. Или, с горечью подумал Данглар, осознание, что брат – убийца. Адамберг не может всю жизнь гоняться за призраком, как бы ему ни хотелось, чтобы преступником оказался этот жуткий старик, а не Рафаэль. Ему придется открыть глаза комиссару, сколь бы болезненной ни оказалась содержащаяся в папках истина.
После ужина, когда дети разошлись по комнатам, озабоченный Данглар устроился за столом с тремя бутылками пива и папками Адамберга. Сегодня все члены семьи легли спать позже обычного. Данглар был сам виноват: он решил рассказать за ужином историю с жабой, которая курила, паф-паф-паф и – бах! Его засыпали вопросами. Почему жаба лопалась? Почему жаба курила? До дыни какого размера она раздувалась? Высоко ли взлетали кишки? А со змеями так не получалось? В конце концов Данглар объявил, что запрещает проводить любые эксперименты, вставлять сигарету в рот змеям, жабам или саламандрам, а также ящерицам, щукам и любым другим тварям.
В конце концов, в начале двенадцатого, пять портфельчиков были собраны, посуда вымыта, а свет погашен.
Данглар читал дела в хронологическом порядке, запоминая имена жертв, географические названия, время, фамилии арестованных за убийства. Восемь преступлений были совершены, как он отметил для себя, в нечетные годы. Но нечетный год это даже не намек на совпадение. Все случаи связывала между собой упрямая убежденность комиссара. Ничто пока не доказывало, что совершил их один и тот же человек. Восемь убийств в разных местах – Атлантическая Луара, Турень, Дордонь, Пиренеи. Но судья мог переезжать из соображений безопасности: у жертв тоже не было ничего общего между собой – ни по возрасту, ни по внешнему виду. Молодые и старые, женщины и мужчины, толстые и худые, темноволосые и блондинки. Не вяжется с поведением серийного убийцы. Орудия преступления тоже были разные – шила, ножи – кухонные, перочинные, охотничьи,отвертки.
Данглар расстроенно покачал головой. Он надеялся, что сможет поддержать Адамберга, но все эти различия, вместе взятые, представляли собой серьезное препятствие. Да, у ран было кое-что общее: а) три удара в линию; б) в грудь, под ребра или в живот; в) плюс удар по голове. Но сколько убийств за полвека совершенно во Франции ударом ножа в живот? Много. Живот – широкая и легкоуязвимая мишень. А то, что наносилось три удара, тоже не вызывает удивления: убийца хотел быть уверен, что жертва мертва. Так поступает большинство преступников. Три удара – не фирменный знак убийцы, не автограф, а просто три удара.
Данглар открыл вторую бутылку и начал изучать раны. Он должен хорошо сделать свою работу, уверенно встать на ту или иную точку зрения. Три удара действительно наносились по прямой или почти прямой линии. Если делать это последовательно, а не одновременно, шансы нанести их так ровно минимальны, так что мысль о вилах закономерна. Об этом же говорит и глубина ран: вилы – мощное орудие, а вот нож вряд ли три раза подряд войдет на одинаковую глубину. Но рапорты свидетельствовали против этого. Использованные при убийствах колющие орудия различались по толщине и длине. Менялось и расстояние между ранами, и их расположение. Разница составляла три-четыре миллиметра, но одно из отверстий могло слегка отклоняться вбок или вверх. Подобные различия исключали использование одного и того же орудия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Любопытно.
– Все говорило против Рафаэля: Лиза была его подругой, он встречался с ней вечером у водокачки, и она забеременела. Обвинитель заявил, что он испугался и убил ее. Но, чтобы осудить его, Данглар, им не хватало главного – орудия убийства, которое доказывало бы его присутствие на месте в это время. А ведь Рафаэля там не было – он играл со мной в карты. Помните, во дворике. Я заявил об этом под присягой.
– А поскольку вы были полицейским, ваше слово перевесило.
– Да, я воспользовался своим положением и врал до конца. А теперь, если хотите достать шило из заводи, прошу.
Адамберг посмотрел на своего заместителя, прикрыл глаза и улыбнулся – впервые с начала разговора.
– Это было бы пустой тратой времени, – сказал он. – Я давно выловил шило и выбросил в мусорный бак в Ниме. Вода ненадежна, как и ее бог.
– Вашего брата оправдали?
– Да. Но слухи не только не стихли, они росли и становились угрожающими. Никто с Рафаэлем не разговаривал, все его боялись. А он мучился из-за провала в памяти, он не знал, сделал он это или нет. Понимаете, Данглар? Не знал, убийца он или нет, и не смел ни к кому приближаться. Я вспорол брюхо шести старым подушкам, пытаясь доказать ему, что, нанося удары три раза, невозможно получить прямую линию. Я нанес двести четыре удара, чтобы убедить его. Тщетно. Он был уничтожен, он прятался от людей. Я работал в Тарбе и не мог постоянно держать его за руку. Так я потерял брата, Данглар.
Данглар протянул ему свой стакан. Адамберг сделал два глотка.
– А потом я начал жить одной мыслью – разоблачить судью. Он уехал из наших мест, ведь на его счет слухи тоже ходили. Я хотел загнать его, отдать под суд и обелить имя брата. Один я знал, что Фюльжанс виновен. В убийстве и в разрушении личности Рафаэля. Я неотступно преследовал его четырнадцать лет, отслеживая его перемещения по стране, упоминания о нем в архивах, в прессе.
Адамберг положил руку на папки.
– Восемь убийств с тремя ранами в одну линию. С сорок девятого по восемьдесят третий год. Восемь закрытых дел, восемь виновных, пойманных практически с оружием в руках. Семь несчастных в тюрьме и мой исчезнувший брат. Фюльжансу всегда удавалось выкрутиться. Дьявол вечно исчезает. Просмотрите эти папки у себя дома, Данглар, прочитайте внимательно. Я отправляюсь в отдел на встречу с Ретанкур, а сегодня поздно вечером заеду к вам. Идет?
Возвращаясь домой, Данглар думал о том, что узнал от комиссара. Брат, убийство и самоубийство. Почти близнец, обвиненный в тяжком преступлении, изгнанный из мира людей, умерший. Эта драма так тяжела, что Адамберг никогда никому о ней не рассказывал. При таком раскладе трудно поверить в обвинение, основанное на силуэте, двигавшемся по тропинке, и вилах в сарае. На месте Адамберга он бы тоже отчаянно искал другого виновного, чтобы оправдать брата. И проще и естественнее всего было выбрать на эту роль врага всей деревни.
«Я любил своего брата больше, чем самого себя». У Данглара сложилось впечатление, что Адамберг сознательно хотел противостоять всему миру, защищая Рафаэля. Потому-то он и отстранялся от других людей: чтобы общаться с ними, ему пришлось бы оставить брата наедине с чувством вины, страхом и сомнениями. Только посмертная реабилитация Рафаэля и его возвращение в мир могли освободить Адамберга. Или, с горечью подумал Данглар, осознание, что брат – убийца. Адамберг не может всю жизнь гоняться за призраком, как бы ему ни хотелось, чтобы преступником оказался этот жуткий старик, а не Рафаэль. Ему придется открыть глаза комиссару, сколь бы болезненной ни оказалась содержащаяся в папках истина.
После ужина, когда дети разошлись по комнатам, озабоченный Данглар устроился за столом с тремя бутылками пива и папками Адамберга. Сегодня все члены семьи легли спать позже обычного. Данглар был сам виноват: он решил рассказать за ужином историю с жабой, которая курила, паф-паф-паф и – бах! Его засыпали вопросами. Почему жаба лопалась? Почему жаба курила? До дыни какого размера она раздувалась? Высоко ли взлетали кишки? А со змеями так не получалось? В конце концов Данглар объявил, что запрещает проводить любые эксперименты, вставлять сигарету в рот змеям, жабам или саламандрам, а также ящерицам, щукам и любым другим тварям.
В конце концов, в начале двенадцатого, пять портфельчиков были собраны, посуда вымыта, а свет погашен.
Данглар читал дела в хронологическом порядке, запоминая имена жертв, географические названия, время, фамилии арестованных за убийства. Восемь преступлений были совершены, как он отметил для себя, в нечетные годы. Но нечетный год это даже не намек на совпадение. Все случаи связывала между собой упрямая убежденность комиссара. Ничто пока не доказывало, что совершил их один и тот же человек. Восемь убийств в разных местах – Атлантическая Луара, Турень, Дордонь, Пиренеи. Но судья мог переезжать из соображений безопасности: у жертв тоже не было ничего общего между собой – ни по возрасту, ни по внешнему виду. Молодые и старые, женщины и мужчины, толстые и худые, темноволосые и блондинки. Не вяжется с поведением серийного убийцы. Орудия преступления тоже были разные – шила, ножи – кухонные, перочинные, охотничьи,отвертки.
Данглар расстроенно покачал головой. Он надеялся, что сможет поддержать Адамберга, но все эти различия, вместе взятые, представляли собой серьезное препятствие. Да, у ран было кое-что общее: а) три удара в линию; б) в грудь, под ребра или в живот; в) плюс удар по голове. Но сколько убийств за полвека совершенно во Франции ударом ножа в живот? Много. Живот – широкая и легкоуязвимая мишень. А то, что наносилось три удара, тоже не вызывает удивления: убийца хотел быть уверен, что жертва мертва. Так поступает большинство преступников. Три удара – не фирменный знак убийцы, не автограф, а просто три удара.
Данглар открыл вторую бутылку и начал изучать раны. Он должен хорошо сделать свою работу, уверенно встать на ту или иную точку зрения. Три удара действительно наносились по прямой или почти прямой линии. Если делать это последовательно, а не одновременно, шансы нанести их так ровно минимальны, так что мысль о вилах закономерна. Об этом же говорит и глубина ран: вилы – мощное орудие, а вот нож вряд ли три раза подряд войдет на одинаковую глубину. Но рапорты свидетельствовали против этого. Использованные при убийствах колющие орудия различались по толщине и длине. Менялось и расстояние между ранами, и их расположение. Разница составляла три-четыре миллиметра, но одно из отверстий могло слегка отклоняться вбок или вверх. Подобные различия исключали использование одного и того же орудия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82