– Это была пограничная земля, и горожане совершили ошибку, не признав власть герцога. Они заявили о своей верности одному из его соперников, и скоро оказались в осаде. Они полагали, что их стены несокрушимы и усугубили свою ошибку, оскорбив самого герцога. Иные из горожан, кто посмелее, стояли на стенах, насмешничали, кричали, что дочь кожевенника была шлюхой. Герцог усилил осаду, и когда в городе стало нечего есть и делегация жителей пришла просить о милости, он велел отрубить им руки, а потом повесить на виселицах, поставленных в ряд перед главными воротами. Город, конечно, сдался, но даже и тогда герцог не проявил милосердия. Он отдал город своим воинам на разграбление, а потом сжег его. Когда я там проходил, от города остались только пепел и обгоревшие остовы домов.
Герцог Вильгельм Незаконнорожденный, подумал я, одного сапога пара нашему государю Харальду, когда дело идет о безжалостности.
– А городские священники не вмешались, не просили пощадить свою паству? – спросил я.
– Есть Божья милость, а есть милость герцога, – холодно ответил Мор, – и грехи земли вопиют к небесам. Бедствия, которые мы претерпели со дня тысячелетия Воплощения Христа нашего Спасителя, – это знак того, насколько мы сбились с пути праведного.
– Это правда, и в северных краях был голод, – заметил я, думая о горестной судьбе Руны.
– Голод и еще худшие вещи посланы нам в наказание, – мрачно откликнулся Мор. – Мой друг Глабер писал об этом. Три года кряду весны были, как зимы, и было невозможно пахать землю и сеять зерно. Потом урожай погубили наводнения. Столько людей умерло с голоду, что мертвых не поспевали отпевать в церквях – их просто бросали в ямы по двадцать-тридцать человек. В отчаянии мужчины и женщины рыли землю и поедали некую белую суспензию, похожую на гончарную глину, смешав ее со всем, что найдется, с мукой или отрубями – из того и пекли хлеб, но хлеб этот не насыщал. Иные поедали падаль и угощались человечиной. Странники вроде нас становились жертвами разбойников – их убивали, чтобы продать мясо на рынке. Один торговец даже продавал уже приготовленное человеческое мясо. Когда его схватили, он не отрицал своей позорной вины. Его связали и сожгли. Мясо зарыли в землю, но кто-то выкопал его и съел.
Мор замолчал, и на мгновение мне подумалось – не пытается ли он представить себе, каково на вкус человеческое мясо, ибо я уже заметил, сколь он разборчив в еде и напитках. Даже в самом скромном доме он всячески побуждал хозяйку улучшить вкус пищи при помощи подливок и все время сетовал на скверность нормандской стряпни, каковая, коли верить ему на слово, ни в какое сравнение не шла с тем, к чему он привык в Бургундии.
– Однако все эти беды в прошлом, – осмелился заметить я. – Ныне народ выглядит сытым и довольным.
– Не должно забывать о знамениях, предрекающих великие беды, – возразил Мор. – В некоем городе в Оксерре деревянная статуя Христа на рыночной площади начала лить слезы, а еще волк вошел в церковь, схватил зубами веревку колокола и начать звонить. И своими глазами ты можешь зреть яркую звезду, что явилась в ночном небе в конце апреля, а теперь горит каждую ночь, медленно передвигаясь по небу.
За много лет до того в Ирландии мой учитель, ученый друид, рассказывал мне об этой блуждающей звезде и предсказал ее появление. Но сказать об этом Мору – значит вызвать у него подозрения, что я обучался ведовству, и я ничего не сказал.
– Мир полнится заразой – слепой алчностью, крайней мерзостью, воровством и прелюбодеянием, – продолжал он. – Пособники дьявола смело показывают себя. Я воочию видел одного. В моем монастыре в Бургундии он явился мне в виде карлика. У него была тощая шея, агатово-черные глаза и лоб весь в морщинах и складках. Рот широкий, губы распухшие, уши острые и волосатые под копной косматых грязных волос. Его ноги были покрыты грубой бурой шерстью, и он пускал слюни. Он громко вскрикивал и говорил что-то невнятное, указуя и ругаясь. Я был в таком ужасе, что бежал в часовню, пал ниц перед алтарем и взмолился о защите. Верно говорят, что антихрист скоро выйдет на свободу, ибо сей мерзкий карлик был одним из его предвестников.
Но когда мы добрались до Фекана и монастыря Святой Неделимой Троицы, мне показалось, что монахи, товарищи Мора, не разделяют его мрачного взгляда на будущее. Они подновляли свою церковь так, что стало ясно – они рассчитывают на долгое будущее. В огромном здании кишмя кишели каменщики, чернорабочие, плотники, стекольщики и строители лесов.
Главной достопримечательностью монастыря была могила господина настоятеля Вильяма, чье житие написал Рудольф Глабер. Чудотворное место, как сообщил мне один из монахов приглушенным шепотом. Десятилетний мальчик, смертельно больной, был принесен сюда своей отчаявшейся матерью и оставлен перед могилой. Дитя, оглядевшись, увидело маленького голубя, сидящего на могиле, и так, глядя на него, и уснуло.
– Когда мальчик проснулся, – шептал монах, – он оказался совершенно здоров.
Его благочестивый рассказ заинтересовал меня не так живо, как монастырские сплетни. Монахи монастыря Святой Троицы оказались замечательно осведомлены о том, что происходит в герцогстве. У них всюду имелись свои осведомители, начиная с маленьких деревушек и кончая двором самого герцога, и они живо обсуждали приготовления герцога Вильгельма к войне – сколько кораблей должен поставить каждый из его вельмож, сколько тяжело вооруженных всадников необходимо иметь для того, чтобы эта опасная затея удалась, сколько вина и зерна загружают в большие закрома и так далее. Предстоящий поход вызывал у монахов великое одушевление, и внимательно прислушиваясь к ним, я понял, почему: монастырь Троицы владел богатыми угодьями в Англии, но после того как Гарольд Годвинсон сел на престол, монастырь перестал получать доход с этой своей собственности. Вот монахи и ждали, что герцог Вильгельм вернет то, что им принадлежит, как только займет место Гарольда на английском троне. Монастырь даже обещал поставить Вильгельму военный корабль за счет своих обильных средств.
Я заметил Мору, что в этом есть некое противоречие – что Божий дом поставляет орудия войны, а он рассмеялся.
– Позволь, я покажу тебе кое-что, что является еще более полезным вкладом в этот поход. Пойдем со мной, тут недалеко.
Он вывел меня за боковые ворота монастыря и провел по изрытой колеями дороге до плодового сада. Сад был обнесен крепкой каменной стеной, и это было необычно.
– Гляди! – сказал он, указывая пальцем.
Я заглянул через стену. Под яблонями паслись три необыкновенных животных. Я понял, что это лошади, но они не походили ни на одну из тех лошадей, каких мне доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Герцог Вильгельм Незаконнорожденный, подумал я, одного сапога пара нашему государю Харальду, когда дело идет о безжалостности.
– А городские священники не вмешались, не просили пощадить свою паству? – спросил я.
– Есть Божья милость, а есть милость герцога, – холодно ответил Мор, – и грехи земли вопиют к небесам. Бедствия, которые мы претерпели со дня тысячелетия Воплощения Христа нашего Спасителя, – это знак того, насколько мы сбились с пути праведного.
– Это правда, и в северных краях был голод, – заметил я, думая о горестной судьбе Руны.
– Голод и еще худшие вещи посланы нам в наказание, – мрачно откликнулся Мор. – Мой друг Глабер писал об этом. Три года кряду весны были, как зимы, и было невозможно пахать землю и сеять зерно. Потом урожай погубили наводнения. Столько людей умерло с голоду, что мертвых не поспевали отпевать в церквях – их просто бросали в ямы по двадцать-тридцать человек. В отчаянии мужчины и женщины рыли землю и поедали некую белую суспензию, похожую на гончарную глину, смешав ее со всем, что найдется, с мукой или отрубями – из того и пекли хлеб, но хлеб этот не насыщал. Иные поедали падаль и угощались человечиной. Странники вроде нас становились жертвами разбойников – их убивали, чтобы продать мясо на рынке. Один торговец даже продавал уже приготовленное человеческое мясо. Когда его схватили, он не отрицал своей позорной вины. Его связали и сожгли. Мясо зарыли в землю, но кто-то выкопал его и съел.
Мор замолчал, и на мгновение мне подумалось – не пытается ли он представить себе, каково на вкус человеческое мясо, ибо я уже заметил, сколь он разборчив в еде и напитках. Даже в самом скромном доме он всячески побуждал хозяйку улучшить вкус пищи при помощи подливок и все время сетовал на скверность нормандской стряпни, каковая, коли верить ему на слово, ни в какое сравнение не шла с тем, к чему он привык в Бургундии.
– Однако все эти беды в прошлом, – осмелился заметить я. – Ныне народ выглядит сытым и довольным.
– Не должно забывать о знамениях, предрекающих великие беды, – возразил Мор. – В некоем городе в Оксерре деревянная статуя Христа на рыночной площади начала лить слезы, а еще волк вошел в церковь, схватил зубами веревку колокола и начать звонить. И своими глазами ты можешь зреть яркую звезду, что явилась в ночном небе в конце апреля, а теперь горит каждую ночь, медленно передвигаясь по небу.
За много лет до того в Ирландии мой учитель, ученый друид, рассказывал мне об этой блуждающей звезде и предсказал ее появление. Но сказать об этом Мору – значит вызвать у него подозрения, что я обучался ведовству, и я ничего не сказал.
– Мир полнится заразой – слепой алчностью, крайней мерзостью, воровством и прелюбодеянием, – продолжал он. – Пособники дьявола смело показывают себя. Я воочию видел одного. В моем монастыре в Бургундии он явился мне в виде карлика. У него была тощая шея, агатово-черные глаза и лоб весь в морщинах и складках. Рот широкий, губы распухшие, уши острые и волосатые под копной косматых грязных волос. Его ноги были покрыты грубой бурой шерстью, и он пускал слюни. Он громко вскрикивал и говорил что-то невнятное, указуя и ругаясь. Я был в таком ужасе, что бежал в часовню, пал ниц перед алтарем и взмолился о защите. Верно говорят, что антихрист скоро выйдет на свободу, ибо сей мерзкий карлик был одним из его предвестников.
Но когда мы добрались до Фекана и монастыря Святой Неделимой Троицы, мне показалось, что монахи, товарищи Мора, не разделяют его мрачного взгляда на будущее. Они подновляли свою церковь так, что стало ясно – они рассчитывают на долгое будущее. В огромном здании кишмя кишели каменщики, чернорабочие, плотники, стекольщики и строители лесов.
Главной достопримечательностью монастыря была могила господина настоятеля Вильяма, чье житие написал Рудольф Глабер. Чудотворное место, как сообщил мне один из монахов приглушенным шепотом. Десятилетний мальчик, смертельно больной, был принесен сюда своей отчаявшейся матерью и оставлен перед могилой. Дитя, оглядевшись, увидело маленького голубя, сидящего на могиле, и так, глядя на него, и уснуло.
– Когда мальчик проснулся, – шептал монах, – он оказался совершенно здоров.
Его благочестивый рассказ заинтересовал меня не так живо, как монастырские сплетни. Монахи монастыря Святой Троицы оказались замечательно осведомлены о том, что происходит в герцогстве. У них всюду имелись свои осведомители, начиная с маленьких деревушек и кончая двором самого герцога, и они живо обсуждали приготовления герцога Вильгельма к войне – сколько кораблей должен поставить каждый из его вельмож, сколько тяжело вооруженных всадников необходимо иметь для того, чтобы эта опасная затея удалась, сколько вина и зерна загружают в большие закрома и так далее. Предстоящий поход вызывал у монахов великое одушевление, и внимательно прислушиваясь к ним, я понял, почему: монастырь Троицы владел богатыми угодьями в Англии, но после того как Гарольд Годвинсон сел на престол, монастырь перестал получать доход с этой своей собственности. Вот монахи и ждали, что герцог Вильгельм вернет то, что им принадлежит, как только займет место Гарольда на английском троне. Монастырь даже обещал поставить Вильгельму военный корабль за счет своих обильных средств.
Я заметил Мору, что в этом есть некое противоречие – что Божий дом поставляет орудия войны, а он рассмеялся.
– Позволь, я покажу тебе кое-что, что является еще более полезным вкладом в этот поход. Пойдем со мной, тут недалеко.
Он вывел меня за боковые ворота монастыря и провел по изрытой колеями дороге до плодового сада. Сад был обнесен крепкой каменной стеной, и это было необычно.
– Гляди! – сказал он, указывая пальцем.
Я заглянул через стену. Под яблонями паслись три необыкновенных животных. Я понял, что это лошади, но они не походили ни на одну из тех лошадей, каких мне доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89