Теперь он был Удовлетворен.
Но я… Для меня это было только начало.
17
«Foreign Objects»
ПЕРЛ
Специально на этот случай я купила новое платье и всякую разную косметику. Волосы перекрасила, постригла, высушила и уложила с гелем. И теперь стояла в ванной комнате перед зеркалом, осторожно держа на кончике пальца контактные линзы. Мать просто пылала от возбуждения.
— Ты сможешь, Перл.
Она торчала у меня за спиной, тоже вся из себя нарядная.
— Это не вопрос. — Я посмотрела на контактные линзы, похожие на крошечные шарики света: пугающее, жуткое мерцание. — Вопрос в том, хочу ли я этого.
— Не глупи, дорогая. Ты сказала, что сегодня вечером хочешь выглядеть как можно лучше.
Надо же было сморозить такую глупость! Мама ужас как возбудилась.
Миллион лет назад, когда ей было семнадцать, она в качестве старомодной дебютантки отправилась на вечеринку. Фотографии до сих пор сохранились. И мы по-прежнему в Нью-Йорке, не имеет значения, какие горы мусора вокруг и как опасно на улицах, потому что именно здесь и бывают вечеринки. Она, видимо, надеялась, что это станет началом новой эры Прелестной Перл — больше никаких голубых джинсов, очков и музыкальных групп.
— Я могу пойти туда просто без очков. Ну не буду ничего толком видеть, какая разница?
— Чушь! Контакт глаза в глаза очень важен для того впечатления, которое ты производишь. И я не хочу, чтобы ты натыкалась на предметы искусства.
— Она фотограф, мама. По традиции фотографии развешивают на стенах; «наткнуться» на них невозможно.
Типично для матери. Обычно именно ее всегда приглашают на такие мероприятия, но она никогда не дает себе труда сходить в Интернет, узнать хоть что-нибудь о художнике. И это можно рассматривать как удачу, надо полагать. Взгляд на список приглашенных обнаружил бы подлинную причину того, почему я захотела пойти.
— Хватит увиливать, Перл. Я знаю, ты сможешь.
— Откуда тебе это известно, мама?
— Потому что я ношу контактные линзы и то же самое всегда делал твой отец. У тебя это в генах!
— Замечательно! Очень вам признательна за гены, требующие тыкать пальцем в глаз. Не говоря уж о генах плохого зрения.
Я посмотрела на крошечные линзы, уже почти высохшие и выглядевшие бритвенно-острыми на кончике пальца. И представила себе всех своих пещерных предков, запихивающих в глаза камни, прутья и даже не помышляющих о том, какая расплата за это ждет тысячу последующих поколений и, в частности, меня, которой требуется выглядеть хорошо на открытии арт-галереи.
— Ладно, парни, это ради вас.
Я сделала глубокий вдох и как можно шире раскрыла левый глаз. Когда палец приближался к нему, маленький прозрачный диск все рос и рос, пока не заслонил все, растворившись в приступе мигания.
— Она там? — спросила мать.
— Откуда, черт возьми, мне знать? Открывая то один глаз, то другой, я, прищурившись, смотрела на себя в зеркало.
Расплывчатая Перл, ясно различимая Перл, расплывчатая Перл, ясно различимая Перл…
— Думаю, она на месте.
— Видишь? — сказала мать. — Пара пустяков.
— Может, и один пустяк. Все, отправляемся.
Я ссыпала новую косметику в новенькую, с иголочки, сумочку; ее серебристая цепочка мягко мерцала в «расплывчатом» глазе.
Мать нахмурилась.
— А как же вторая?
Я снова по очереди зажмурила глаза — расплывчатая мать, ясно различимая мать — и пожала плечами.
— Извини, мама. Для этого у меня явно не хватает генов.
Хватит и половины — пока я могу распознавать лица.
На улице Элвис устроил целый спектакль по поводу моего нового облика. Делал вид, что не узнает, пытался вогнать меня в краску. Чем старше я становлюсь, тем больше он прикладывает усилий, чтобы я чувствовала себя десятилетней. В последнее время ему это катастрофически хорошо удается.
Странно, однако, что ко времени нашего прибытия в галерею я чувствовала себя на все двадцать пять. Когда Элвис распахнул для меня дверцу, не было никаких камер, но зато обнаружился парень с пюпитром и наушниками, а другие любители искусства проносились в дверь, оставив своих телохранителей на улице. Толпа внутри щебетала и позвякивала… в этом было что-то почти театральное.
Что бы ни происходило, в Нью-Йорке по-прежнему открывались галереи, и цивилизация по-прежнему успешно отбивалась, и я была здесь, в костюме и в образе. Готовая очаровывать.
Внутри галереи первая хитрость состояла в том, чтобы отделаться от мамы. Она демонстрировала меня своим друзьям, все они покорно не узнавали меня, а потом изумленно открывали рты, действуя точно по сценарию Элвиса. Вскоре мама переключилась на беседы с незнакомцами, роняя комментарий «Это моя дочь» и явно желая услышать в ответ удивленное «Неужели не сестра?»
И она еще удивляется, почему я терпеть не могу наряжаться.
В конце концов, однако, я сумела сойти с ее орбиты под тем неубедительным предлогом, что, знаете ли, хочу посмотреть предметы искусства. Когда я отходила, ее пальцы на мгновение задержались на моем плече, еще раз напоминая всем, что я ее дочь.
Я устремилась прямиком к столу с шампанским, ряды и колонны которого яростно пузырились. И улыбнулась, довольная. Открытый бар: где еще представитель фирмы звукозаписи может болтаться на открытии галереи?
Я взяла бокал и принялась слоняться около стола, орлиным взглядом (одного глаза) выискивая лицо, которое скачала сегодня утром в Интернете. Моя ловушка была полностью расставлена. Все мелодии записаны, я восхитительно одета и стою в самом подходящем месте. Оставалось только ждать.
Итак, я ждала…
Двадцать минут спустя мой энтузиазм пошел на убыль.
Никакой ищущий таланты представитель фирмы звукозаписи не материализовался, бокал опустел, новые туфли жали. Вокруг гудела вечеринка, игнорируя меня вместе с моим коротким черным платьем, типа, для них я «пустое место». Теперь пузырьки шампанского неприятно лопались у меня в голове.
Мне всегда хотелось понять, как так получилось, что единственной целью жизни матери было ходить на вечеринки, пусть даже весь мир вокруг нее рушился. В конце концов «Google» подсказал мне ответ: целью ее существования было затащить меня на эту вечеринку. Астор Михаэле, самый фотличный искатель талантов в звукозаписывающей компании «Красные крысы», был также самым крупным коллекционером фотографических работ. Это он открыл новый звук, записал «Зомби феникс» и «Армию Морганы» — не крупные коммерческие группы, но дерзкие и свежие вроде нашей.
Это был прекрасный случай — типа того, который свел меня и Моса. И конечно, он был предопределен календарем встреч матери. Однако, взяв второй бокал, расхаживая в толпе, косясь на две сотни расплывающихся лиц и не узнавая никого, я начала рассматривать ужасную возможность: а что, если судьба подшутила надо мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Но я… Для меня это было только начало.
17
«Foreign Objects»
ПЕРЛ
Специально на этот случай я купила новое платье и всякую разную косметику. Волосы перекрасила, постригла, высушила и уложила с гелем. И теперь стояла в ванной комнате перед зеркалом, осторожно держа на кончике пальца контактные линзы. Мать просто пылала от возбуждения.
— Ты сможешь, Перл.
Она торчала у меня за спиной, тоже вся из себя нарядная.
— Это не вопрос. — Я посмотрела на контактные линзы, похожие на крошечные шарики света: пугающее, жуткое мерцание. — Вопрос в том, хочу ли я этого.
— Не глупи, дорогая. Ты сказала, что сегодня вечером хочешь выглядеть как можно лучше.
Надо же было сморозить такую глупость! Мама ужас как возбудилась.
Миллион лет назад, когда ей было семнадцать, она в качестве старомодной дебютантки отправилась на вечеринку. Фотографии до сих пор сохранились. И мы по-прежнему в Нью-Йорке, не имеет значения, какие горы мусора вокруг и как опасно на улицах, потому что именно здесь и бывают вечеринки. Она, видимо, надеялась, что это станет началом новой эры Прелестной Перл — больше никаких голубых джинсов, очков и музыкальных групп.
— Я могу пойти туда просто без очков. Ну не буду ничего толком видеть, какая разница?
— Чушь! Контакт глаза в глаза очень важен для того впечатления, которое ты производишь. И я не хочу, чтобы ты натыкалась на предметы искусства.
— Она фотограф, мама. По традиции фотографии развешивают на стенах; «наткнуться» на них невозможно.
Типично для матери. Обычно именно ее всегда приглашают на такие мероприятия, но она никогда не дает себе труда сходить в Интернет, узнать хоть что-нибудь о художнике. И это можно рассматривать как удачу, надо полагать. Взгляд на список приглашенных обнаружил бы подлинную причину того, почему я захотела пойти.
— Хватит увиливать, Перл. Я знаю, ты сможешь.
— Откуда тебе это известно, мама?
— Потому что я ношу контактные линзы и то же самое всегда делал твой отец. У тебя это в генах!
— Замечательно! Очень вам признательна за гены, требующие тыкать пальцем в глаз. Не говоря уж о генах плохого зрения.
Я посмотрела на крошечные линзы, уже почти высохшие и выглядевшие бритвенно-острыми на кончике пальца. И представила себе всех своих пещерных предков, запихивающих в глаза камни, прутья и даже не помышляющих о том, какая расплата за это ждет тысячу последующих поколений и, в частности, меня, которой требуется выглядеть хорошо на открытии арт-галереи.
— Ладно, парни, это ради вас.
Я сделала глубокий вдох и как можно шире раскрыла левый глаз. Когда палец приближался к нему, маленький прозрачный диск все рос и рос, пока не заслонил все, растворившись в приступе мигания.
— Она там? — спросила мать.
— Откуда, черт возьми, мне знать? Открывая то один глаз, то другой, я, прищурившись, смотрела на себя в зеркало.
Расплывчатая Перл, ясно различимая Перл, расплывчатая Перл, ясно различимая Перл…
— Думаю, она на месте.
— Видишь? — сказала мать. — Пара пустяков.
— Может, и один пустяк. Все, отправляемся.
Я ссыпала новую косметику в новенькую, с иголочки, сумочку; ее серебристая цепочка мягко мерцала в «расплывчатом» глазе.
Мать нахмурилась.
— А как же вторая?
Я снова по очереди зажмурила глаза — расплывчатая мать, ясно различимая мать — и пожала плечами.
— Извини, мама. Для этого у меня явно не хватает генов.
Хватит и половины — пока я могу распознавать лица.
На улице Элвис устроил целый спектакль по поводу моего нового облика. Делал вид, что не узнает, пытался вогнать меня в краску. Чем старше я становлюсь, тем больше он прикладывает усилий, чтобы я чувствовала себя десятилетней. В последнее время ему это катастрофически хорошо удается.
Странно, однако, что ко времени нашего прибытия в галерею я чувствовала себя на все двадцать пять. Когда Элвис распахнул для меня дверцу, не было никаких камер, но зато обнаружился парень с пюпитром и наушниками, а другие любители искусства проносились в дверь, оставив своих телохранителей на улице. Толпа внутри щебетала и позвякивала… в этом было что-то почти театральное.
Что бы ни происходило, в Нью-Йорке по-прежнему открывались галереи, и цивилизация по-прежнему успешно отбивалась, и я была здесь, в костюме и в образе. Готовая очаровывать.
Внутри галереи первая хитрость состояла в том, чтобы отделаться от мамы. Она демонстрировала меня своим друзьям, все они покорно не узнавали меня, а потом изумленно открывали рты, действуя точно по сценарию Элвиса. Вскоре мама переключилась на беседы с незнакомцами, роняя комментарий «Это моя дочь» и явно желая услышать в ответ удивленное «Неужели не сестра?»
И она еще удивляется, почему я терпеть не могу наряжаться.
В конце концов, однако, я сумела сойти с ее орбиты под тем неубедительным предлогом, что, знаете ли, хочу посмотреть предметы искусства. Когда я отходила, ее пальцы на мгновение задержались на моем плече, еще раз напоминая всем, что я ее дочь.
Я устремилась прямиком к столу с шампанским, ряды и колонны которого яростно пузырились. И улыбнулась, довольная. Открытый бар: где еще представитель фирмы звукозаписи может болтаться на открытии галереи?
Я взяла бокал и принялась слоняться около стола, орлиным взглядом (одного глаза) выискивая лицо, которое скачала сегодня утром в Интернете. Моя ловушка была полностью расставлена. Все мелодии записаны, я восхитительно одета и стою в самом подходящем месте. Оставалось только ждать.
Итак, я ждала…
Двадцать минут спустя мой энтузиазм пошел на убыль.
Никакой ищущий таланты представитель фирмы звукозаписи не материализовался, бокал опустел, новые туфли жали. Вокруг гудела вечеринка, игнорируя меня вместе с моим коротким черным платьем, типа, для них я «пустое место». Теперь пузырьки шампанского неприятно лопались у меня в голове.
Мне всегда хотелось понять, как так получилось, что единственной целью жизни матери было ходить на вечеринки, пусть даже весь мир вокруг нее рушился. В конце концов «Google» подсказал мне ответ: целью ее существования было затащить меня на эту вечеринку. Астор Михаэле, самый фотличный искатель талантов в звукозаписывающей компании «Красные крысы», был также самым крупным коллекционером фотографических работ. Это он открыл новый звук, записал «Зомби феникс» и «Армию Морганы» — не крупные коммерческие группы, но дерзкие и свежие вроде нашей.
Это был прекрасный случай — типа того, который свел меня и Моса. И конечно, он был предопределен календарем встреч матери. Однако, взяв второй бокал, расхаживая в толпе, косясь на две сотни расплывающихся лиц и не узнавая никого, я начала рассматривать ужасную возможность: а что, если судьба подшутила надо мной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59