Стало быть, до границы я мог ехать спокойно. Но зато, раз мы перейдем через границу, моя судьба будет решена. Человек, попавший без всяких охранных грамот и без конвоя в среду диких бандитов, которыми в военное время кишели Астурийские ущелья, мог считать скорую смерть самым счастливым для себя уделом. Я отлично понимал, что меня может ждать. Один кивок головы, одно слово, сказанное этим дикарям, — и бриллианты, спрятанные у меня в сапоге, не отправятся ни к кардиналу, ни к мадемуазель, — да и мне будет решительно все равно, что с ними станется.
Таким образом, пока мои спутники тихо переговаривались между собою или ухмылялись, глядя на мое мрачное лицо, я смотрел глазами, которые ничего не видели, на темно-бурый лес, на красную белку, прыгавшую с ветки на ветку; на испуганное стадо свиней, убегавших с хрюканьем при нашем приближении; на вооруженного с ног до головы всадника, который встретился нам на дороге и, пошептавшись с трактирщиком, продолжал свой путь к северу. Все это я видел, но ум Мой был далек от всего этого: он, как крот, блуждал в темноте, ища какого-нибудь средства к спасению. А время было дорого.
Подъемы, по которым мы взбирались, становились круче. Скоро мы вступили опять в горную долину, тоже поднимавшуюся кверху, и поехали по ней, то и дело пересекая на своём пути быстрые горные речки. Снеговые вершины скрылись из виду за нависшим над нами кряжем холмов, и иногда мы ничего не видели ни спереди, ни сзади, кроме зеленых лесных стен, тянувшихся в обе стороны на тысячу шагов.
Дикий и мрачный вид являла эта местность даже в эту пору дня, когда полуденное солнце играло на струившейся воде и вызывало благоухание из вековых сосен. Но я знал, что меня ждет картина еще хуже, и с отчаянием в душе старался придумать какую-нибудь хитрость, чтобы, по крайней мере, разрознить моих врагов. С одним я еще мог бы справиться; но трое — было слишком много.
Наконец, после того, как я ломал себе голову целый час и уже решил произвести неожиданное нападение на всех трех — последняя, отчаянная попытка, — меня осенил план, тоже довольно опасный и почти отчаянный, но все же подававший мне некоторую надежду. Возник у меня этот план в ту минуту, когда я, случайно положив руку в карман, наткнулся на клочки саше, которые захватил с собою без всякой определенной цели. Саше было разорвано на четыре части, соответственно четырем углам. Машинально перебирая их в кармане, я попал внутрь одного из лоскутков пальцем, очутившимся как бы в перчатке. Второй палец попал таким же образом в другой лоскуток, и это вдруг подало мне мысль.
Чтобы привести свой план в исполнение, мне необходимо было вооружиться терпением до следующего привала, который мы сделали около полудня, у самого конца долины. Я подошел к ручью под предлогом, что хочу напиться, и, набрав незаметно горсть мелких камешков, спрятал их в тот же карман, где у меня лежали куски разорванного саше. Когда мы снова двинулись в путь, я вложил камешек в один из лоскутков — самый больший — и стал ждать.
Хозяин ехал рядом, по левую руку от меня. Остальные двое ехали сзади. Дорога в этом месте благоприятствовала мне, потому что долина стягивала к себе всю влагу из окружавших холмов, отличавшихся поэтому дикостью и бесплодием. Здесь не было ни деревьев, ни кустов, и дорога представляла не что иное, как узенький, проложенный животными след, покрытый низкой вьющейся травой и тянувшийся то по одному берегу горного потока, то по другому.
Улучив минуту, когда хозяин обернулся, желая что-то сказать своим товарищам, я вытащил лоскуток, в котором находился камешек, и, осторожно положив к себе на колено, изо всей силы пустил его щелчком вперед. Я хотел, чтобы лоскуток упал впереди нас на дороге, где его легко можно было бы увидеть. Но моим надеждам не суждено было осуществиться, В критический момент моя лошадь дернула, палец зацепил лоскуток сбоку, камешек выпал из него и материя свалилась в кусты у самого стремени.
Досада взяла меня. То же самое могло случиться и с остальными кусками, которых у меня было теперь только три.
Но судьба сжалилась надо мною, и мой сосед вступил в жаркий спор с кудластым парнем по поводу каких-то животных, показавшихся на отдаленном утесе: один сказал, что это серны, а другой заявил, что это простые козы. Благодаря этому, хозяин гостиницы продолжал смотреть в другую сторону, и я имел возможность приладить камешек в другой кусок материи. Положив его опять на бедро, я старательно нацелился и метнул вперед.
На этот раз щелчок пришелся как раз посредине лоскутка, и он упал на дороге шагах в десяти впереди нас. Убедившись в этом, я ударил лошадь трактирщика ногою в бок. Лошадь дернула, и трактирщик, рассердившись, хлестнул ее. Через секунду он с такой силой затянул поводья, что она стала на дыбы.
— Господи! — воскликнул он, с изумлением глядя на клочок желтого атласа.
Его лицо побагровело, и рот разинулся до ушей.
— Что такое? — сказал я. — В чем дело, дуралей?
— В чем дело? Мой Бог!
Но Клон пришел еще в большее возбуждение. Увидев, что привлекло внимание его товарища, он издал какой-то ужасный нечленораздельный звук и, спрыгнув с лошади, бросился, как зверь, на драгоценный лоскуток.
Трактирщик не отставал от него. Через мгновение он тоже был на земле, устремив жадный взор на находку, и я уже думал, что они начнут драться. Несмотря на все соперничество, их пыл несколько поостыл, когда они увидели, что кусочек саше не содержал в себе ничего: камешек, к счастью, вывалился из него во время полета. Но смешно было смотреть, как они заметались во все стороны, ища дальнейших следов саше. Они разгребали землю, рвали траву, шарили повсюду, бегали взад и вперед, как собаки, потерявшие след, и, искоса поглядывая один на другого, каждый раз возвращались на первоначальное место. Соревнование их было так велико, что они ни на минуту не решались выпустить друг друга из виду.
Кудлатый парень и я сидели на своих лошадях и смотрели на них: он недоумевал, а я делал вид, что недоумеваю. Так как они бегали по дороге взад и вперед, то мы отступили немного в сторону, чтобы дать им больше простора; улучив минуту, когда все они смотрели в другую сторону, я бросил в кусты другой лоскуток. Кудластый парень первый заметил его и отдал Клону; так как мои спутники, очевидно, были далеки от всяких подозрений против меня, то я отважился сам заявить о находке третьего и последнего лоскутка. Впрочем, я не поднял его, но подозвал трактирщика, и тот бросился на лоскуток, как ястреб на цыпленка.
Они стали искать четвертый кусок саше, но, разумеется, напрасно. Убедившись, наконец, в безуспешности своих поисков, они принялись прилаживать найденные куски, причем ни один не решался выпустить своего куска из рук, и каждый с недоверием смотрел на соперника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52