Отсутствие 4 в этом ряду на голубом окровавленном листке, в то время как остальные числа присутствовали и не повторялись, поразило Карла своей значительностью, превосходящей любой возможный смысл, скрытый или явный, и вступившей уже на территорию зловещего. Иными словами, голубой окровавленный листок являлся картой, на которой единственной важнейшей числовой составляющей пространства, времени и жизни не хватало.
Но он так и не имел представления, что же эта карта означала. Он все пытался прочесть формулу как иероглиф, пытался придать каждому компоненту символическое значение, но был озадачен с самого начала, чуть ли не до того, как стал пытаться осмыслить 2. Вверх или вниз? День или ночь? Он все равно никогда особенно не сознавал времени, поэзия времени всегда казалась ему банальной по сравнению с пространством. Картографу, больше пекущемуся о времени, чем о пространстве, следовало бы быть часовщиком, а Карл в жизни не имел часов, не говоря уж о календаре. Вычисляя значения, складывая и вычитая их, умножая и деля, складывая одни и деля другие, вычитая третьи и умножая четвертые, он ждал, что какая-нибудь формула с каким-то очевидным соответствием совместит координаты на маленькой голубой карте с какой-нибудь значительной точкой на его больших картах, с какой-нибудь до боли знакомой топографией так же неотвратимо, как оптический прицел находит цель.
Его последняя и самая сумасшедшая картографическая авантюра случилась более пятнадцати лет назад, когда лос-анджелесские власти поручили ему составить карту пропавших снов города. Через несколько месяцев после 31 декабря 1999 года жители Лос-Анджелеса начали замечать, что их сон совершенно лишен сновидений, и этот феномен совпал с массовым разграблением капсул времени в Парке Черных Часов на западной окраине города. Постепенно население города впало в состояние судорожной бессонницы, а потом и буйно цветущего помешательства.
Конечно, с точки зрения логических умозаключений задача, стоявшая перед Карлом, была абсурдом. Было бы не так-то просто снять карту и с существующих снов, что уж говорить о несуществующих, пропавших из мира? Как-то раз четырехлетняя девочка прибежала по пыльной улице призрачного китайского квартала спросить нечто подобное у своего дяди и поставила его в тупик – а годы спустя Карлу поручили не только дать ответ на этот вопрос, но и выстроить диаграмму. Тем временем отцы города ломали голову над причиной того, почему сны пропадают, но были полны решимости выяснить ее любой ценой, так как от этого зависела сама жизнь города. Хотя Карл никогда раньше не бывал там, он понимал, что Лос-Анджелес представляет собой не что иное, как город чужих снов, – потому-то отцы города буквально превратили городской пейзаж в кинозал, где денно и нощно на стенах зданий, на стенах комнат, на бетонных плитах тротуаров и асфальтовых равнинах улиц показывали старые фильмы.
Город синтетических снов мерцал между сознанием и подсознанием, где коллективное бессознательное провалилось в трещину. Карл спал в своей комнате в обветшавшем отеле «Хэмблин», а эти истерические сны без конца трещали у него на потолке: вот демонически красивая женщина скачет верхом по плоскогорьям Нью-Мексико, развеивая из урны прах своего отца, а наблюдающий за ней писатель безумно влюбляется в нее. Самый прекрасный мужчина из когда-либо снимавшихся в кино идет в газовую камеру не за совершенное убийство, а за убийство, которое он замыслил совершить из любви к самой прекрасной женщине из когда-либо снимавшихся в кино. Управляющий казино в послевоенной Аргентине женится на женщине, которую любит, исключительно с целью уничтожить ее за то, что когда-то она его отвергла. Богатая дама из высшего света кидается в море, чтобы концертный виолончелист, которого она любит, не бросал ради нее свою музыку. Двое любовников, преступник и полукровка, израненные и истекающие кровью, ползут навстречу по суровой равнине Дикого Запада, маня друг друга страстными мольбами, и не могут устоять от соблазна, хотя каждый знает, что второй решился на убийство. Когда Карл, собрав воедино данные со своих карт сновидений, пришел к убеждению, что пропавшие сны находятся в задней комнате круглосуточно работающего магазинчика на углу Адаме и Креншоу, среди сигарет, пива и эротических журналов, ему уже не было дела до того, что отцы города его уволили. Последний сон убедил его, что с него все равно хватит.
Тайна происхождения последнего кусочка фильма и подрывного акта, что ввел его в бесконечный круг снов, спроецированный на город, была почти сродни ужасу. На заброшенном автовокзале, в муках ужаса перед неминуемой смертью, висела голой на крюке молодая актриса, пришедшая на пробы, оказавшиеся для нее роковыми. Стоило этой сцене показаться у Карла на потолке, как он поспешно упаковал сумку, выбежал из отеля, поймал такси и помчался по Сансет-Стрип. Такси довезло его до автовокзала, где он сел на автобус, идущий на север, и добрался до Сан-Франциско, где, как он думал, можно будет хотя бы вернуть наконец собственные сны. После этого Карл на время потерял свою веру в карты и погряз в нищете, которая в конечном итоге привела его в заброшенный отель «Посейдон» рядом с Драконовыми Воротами в китайском квартале Сан-Франциско.
Но теперь, когда он нашел маленькую окровавленную голубую карту в стене своей квартиры, его снова поглотила логика карт. День и ночь напролет он намечает координаты, карты окружают его – они на полу, под ногами, и на стенах, и его мысли начинают кружиться в круговороте. Теперь день и ночь он производит в голове вычисления, истязая свой мозг в попытках выяснить, какая алгебраическая стратегия прояснит заданное уравнение, какой решающий неизвестный фактор даст ответ. К концу этого вечера Карл, изголодавшийся, поскольку не совершил своей обычной прогулки в булочную и китайскую забегаловку, загнал себя в мириады предварительных условий, касающихся безумных графиков, курсов, чертежей, пересечений мельтешащих широт и рушащихся меридианов, его мозг помешался на уравнениях, координатах, неизвестных факторах, и, измученный все более абсурдными результатами, старик уже попросту не мог отключить свой мозг. Даже погрузившись в кресло, выключив лампу и закрыв глаза, он не мог остановить мечущихся в голове вычислений. В темноте было даже хуже – не оставалось ничего, кроме шифров и координат, так и сяк катающихся в глазных шарах, пока даже внутренняя поверхность закрытых век не превращалась в карту.
Какое-то время он посидел с выключенным светом, жалея, что нечего поесть. В темноте в пентхаузе было страшно; Карл ловил себя на том, что прислушивается к странным звукам, которые могли издать незваные гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Но он так и не имел представления, что же эта карта означала. Он все пытался прочесть формулу как иероглиф, пытался придать каждому компоненту символическое значение, но был озадачен с самого начала, чуть ли не до того, как стал пытаться осмыслить 2. Вверх или вниз? День или ночь? Он все равно никогда особенно не сознавал времени, поэзия времени всегда казалась ему банальной по сравнению с пространством. Картографу, больше пекущемуся о времени, чем о пространстве, следовало бы быть часовщиком, а Карл в жизни не имел часов, не говоря уж о календаре. Вычисляя значения, складывая и вычитая их, умножая и деля, складывая одни и деля другие, вычитая третьи и умножая четвертые, он ждал, что какая-нибудь формула с каким-то очевидным соответствием совместит координаты на маленькой голубой карте с какой-нибудь значительной точкой на его больших картах, с какой-нибудь до боли знакомой топографией так же неотвратимо, как оптический прицел находит цель.
Его последняя и самая сумасшедшая картографическая авантюра случилась более пятнадцати лет назад, когда лос-анджелесские власти поручили ему составить карту пропавших снов города. Через несколько месяцев после 31 декабря 1999 года жители Лос-Анджелеса начали замечать, что их сон совершенно лишен сновидений, и этот феномен совпал с массовым разграблением капсул времени в Парке Черных Часов на западной окраине города. Постепенно население города впало в состояние судорожной бессонницы, а потом и буйно цветущего помешательства.
Конечно, с точки зрения логических умозаключений задача, стоявшая перед Карлом, была абсурдом. Было бы не так-то просто снять карту и с существующих снов, что уж говорить о несуществующих, пропавших из мира? Как-то раз четырехлетняя девочка прибежала по пыльной улице призрачного китайского квартала спросить нечто подобное у своего дяди и поставила его в тупик – а годы спустя Карлу поручили не только дать ответ на этот вопрос, но и выстроить диаграмму. Тем временем отцы города ломали голову над причиной того, почему сны пропадают, но были полны решимости выяснить ее любой ценой, так как от этого зависела сама жизнь города. Хотя Карл никогда раньше не бывал там, он понимал, что Лос-Анджелес представляет собой не что иное, как город чужих снов, – потому-то отцы города буквально превратили городской пейзаж в кинозал, где денно и нощно на стенах зданий, на стенах комнат, на бетонных плитах тротуаров и асфальтовых равнинах улиц показывали старые фильмы.
Город синтетических снов мерцал между сознанием и подсознанием, где коллективное бессознательное провалилось в трещину. Карл спал в своей комнате в обветшавшем отеле «Хэмблин», а эти истерические сны без конца трещали у него на потолке: вот демонически красивая женщина скачет верхом по плоскогорьям Нью-Мексико, развеивая из урны прах своего отца, а наблюдающий за ней писатель безумно влюбляется в нее. Самый прекрасный мужчина из когда-либо снимавшихся в кино идет в газовую камеру не за совершенное убийство, а за убийство, которое он замыслил совершить из любви к самой прекрасной женщине из когда-либо снимавшихся в кино. Управляющий казино в послевоенной Аргентине женится на женщине, которую любит, исключительно с целью уничтожить ее за то, что когда-то она его отвергла. Богатая дама из высшего света кидается в море, чтобы концертный виолончелист, которого она любит, не бросал ради нее свою музыку. Двое любовников, преступник и полукровка, израненные и истекающие кровью, ползут навстречу по суровой равнине Дикого Запада, маня друг друга страстными мольбами, и не могут устоять от соблазна, хотя каждый знает, что второй решился на убийство. Когда Карл, собрав воедино данные со своих карт сновидений, пришел к убеждению, что пропавшие сны находятся в задней комнате круглосуточно работающего магазинчика на углу Адаме и Креншоу, среди сигарет, пива и эротических журналов, ему уже не было дела до того, что отцы города его уволили. Последний сон убедил его, что с него все равно хватит.
Тайна происхождения последнего кусочка фильма и подрывного акта, что ввел его в бесконечный круг снов, спроецированный на город, была почти сродни ужасу. На заброшенном автовокзале, в муках ужаса перед неминуемой смертью, висела голой на крюке молодая актриса, пришедшая на пробы, оказавшиеся для нее роковыми. Стоило этой сцене показаться у Карла на потолке, как он поспешно упаковал сумку, выбежал из отеля, поймал такси и помчался по Сансет-Стрип. Такси довезло его до автовокзала, где он сел на автобус, идущий на север, и добрался до Сан-Франциско, где, как он думал, можно будет хотя бы вернуть наконец собственные сны. После этого Карл на время потерял свою веру в карты и погряз в нищете, которая в конечном итоге привела его в заброшенный отель «Посейдон» рядом с Драконовыми Воротами в китайском квартале Сан-Франциско.
Но теперь, когда он нашел маленькую окровавленную голубую карту в стене своей квартиры, его снова поглотила логика карт. День и ночь напролет он намечает координаты, карты окружают его – они на полу, под ногами, и на стенах, и его мысли начинают кружиться в круговороте. Теперь день и ночь он производит в голове вычисления, истязая свой мозг в попытках выяснить, какая алгебраическая стратегия прояснит заданное уравнение, какой решающий неизвестный фактор даст ответ. К концу этого вечера Карл, изголодавшийся, поскольку не совершил своей обычной прогулки в булочную и китайскую забегаловку, загнал себя в мириады предварительных условий, касающихся безумных графиков, курсов, чертежей, пересечений мельтешащих широт и рушащихся меридианов, его мозг помешался на уравнениях, координатах, неизвестных факторах, и, измученный все более абсурдными результатами, старик уже попросту не мог отключить свой мозг. Даже погрузившись в кресло, выключив лампу и закрыв глаза, он не мог остановить мечущихся в голове вычислений. В темноте было даже хуже – не оставалось ничего, кроме шифров и координат, так и сяк катающихся в глазных шарах, пока даже внутренняя поверхность закрытых век не превращалась в карту.
Какое-то время он посидел с выключенным светом, жалея, что нечего поесть. В темноте в пентхаузе было страшно; Карл ловил себя на том, что прислушивается к странным звукам, которые могли издать незваные гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70