ее матери. Много лет Кристин думала, что спросила о чем-то нехорошем, а потом сознательно решила все равно не стыдиться, как бы нехорошо это ни было, хотя не имела ни малейшего представления, что же такого она сказала или сделала постыдного.
Теперь капсула Жильца пропала, и это могло бы служить каким-то утешением, если бы подобная мысль вообще пришла ей в голову, – что капсула могла отвлечь пришельцев, что из-за нее они не поднялись по лестнице, где спала сама Кристин, и таким образом капсула спасла ее. Кристин была слишком убита, чтобы думать об этом. Как в полуночный прилив, ее накрыло первой волной чувство заброшенности, следующей волной – одиночество, потом волна страха, волна воспоминаний о детстве без любви, и ее смыло этим потоком, и она то билась об одно воспоминание, то всплывала на другом, пока ее не выбросило на берег ее собственной натуры: ее натура, в конце концов, не позволяла ей утонуть. Ей по натуре было свойственно выплывать; выплакавшись, она привела себя в порядок, надела синее пальто Жильца, взяла деньги, билет на самолет, ключ от грузовика и бутылку пива из холодильника и ушла с чердака, прикрыв за собой дверь, которая не закрывалась до конца после того, как ночью выломали замок.
Кристин даже немного удивилась, увидев грузовик на том же месте, где она его оставила, хотя несколько спутниковых тарелок кто-то уже стащил. Все остальное утро она металась по городу в бесцельной панике и, чтобы не выходить из грузовика и не задерживаться надолго, ела в закусочных, где еду подавали прямо в окошко автомобиля. Один раз она запарковалась на тихой улочке, чтобы поспать, но в эти дни ей плохо спалось, она всегда просыпалась от звуков, которые без сновидений казались еще более зловещими, семнадцать лет черной пустоты без сновидений начали оставлять у нее в душе какое-то судорожное чувство легкого безумия, как будто она стояла на краю.
Кристин вернулась в дом Жильца по нескольким причинам. Во-первых, она не знала, куда еще пойти. Во-вторых, она чувствовала себя обязанной как-то объяснить ему, что в данный момент его капсула времени на пути в Токио, в руках контрабандистов. Третьей и, возможно, самой убедительной причиной был чистый случай: колеся по городу в набитом спутниковыми тарелками грузовике от пляжа к холмам, когда сгустились сумерки, Кристин случайно оказалась на знакомом с виду перекрестке, возле знакомого с виду холма, а потом на знакомой с виду улице, ведущей к знакомому с виду дому. Поскольку она нечасто видела дом снаружи, то даже не была уверена, тот ли это дом – темный, без огней, без признаков жизни. Машины Жильца рядом не было. Кристин проехала чуть дальше по кварталу и запарковала машину.
Она обнаружила входную дверь распахнутой; черное дыхание дома вытекало наружу. Когда она зашла и подала голос, никто не откликнулся. Сердце Кристин заколотилось, и она позвала снова, и когда снова никто не откликнулся, включила лампу у старого пианино, рядом с диваном, где раньше, мучаясь головной болью, лежал Жилец, а потом пошла по комнатам, от библиотеки до кухни, где обнаружила на стойке упаковку нарезанной ветчины, разорванную, словно ее открыло какое-то животное, и разбросанный по стойке и полу хлеб. В раковине стояла бутылка сока без пробки, и босой ногой Кристин ступила во что-то липкое, оказавшееся тоже соком. Она не знала, что и думать об этих мелких признаках большого переворота. Даже будучи во власти самой безумной головной боли, Жилец не оставлял на стойке растерзанных пакетов с едой. Но кроме кухни ничто в доме не казалось особенно потревоженным по сравнению с тем, как было несколько дней назад, и Кристин поднялась наверх. Она вошла в спальню Жильца и включила свет, чуть ли не ожидая увидеть его все еще в постели, в той же позе, в какой видела его в последний раз, с некогда черной бородой, теперь подернутой инеем. Но постель была пуста, и, спустившись на нижний этаж, Кристин вторглась в святилище четырехстенного Календаря. Жильца не было и там.
Она снова поднялась в бывшую свою комнату. Ей сразу бросилось в глаза, что постель не убрана, и, вспомнив, что в последнюю и предпоследнюю ночи перед уходом спала в его постели, Кристин пришла к убеждению, что постель была убрана, когда она уходила. По-прежнему на полке у кровати стояли взятые ею из библиотеки книги, а на стене по-прежнему висели вырезки из газет. Потом она увидела, что в шкафу висит платье – светло-голубого оттенка, которое, наверное, было подобрано под цвет чьих-то глаз, хотя определенно не ее. Кристин могла поклясться, что этого чертова платья раньше здесь не было. Неужели Жилец уже кого-то нашел ей на замену? Не вернулась ли его жена? Кристин тут же скинула пальто и надела платье, которое оказалось узковато.
Она нашла свою одежду примерно через час, под матрасом на кровати Жильца, выстиранную, выглаженную, сложенную. На кухне холодильник и буфет были набиты продуктами, словно Жилец запасал провизию на случай долгой осады со стороны своих демонов, что делало факт его отсутствия еще более любопытным и намекало, что, уходя, Жилец куда-то торопился и в любой момент может вернуться. Теперь Кристин уже не была уверена, что ей хочется здесь оставаться, несмотря на свою вину в отношении капсулы времени. Ей пришло в голову, что Жильцу, возможно, позвонили и сообщили насчет выкопанной капсулы, вот он и собрался так быстро, но когда Кристин проверила телефон, однажды ночью вырванный им из стены, тот по-прежнему молчал. Можно было также предположить, что Жилец бросился из дому сразу же, как только обнаружил ее побег – если это слово было здесь уместно, – чтобы разыскать ее, и с тех пор не возвращался. Но это также не имело смысла: он бы вернулся – если не поспать, или принять душ, или сделать еще что-нибудь, что делают нормальные люди, во всяком случае люди нормальней его, то хотя бы убедиться, что она здесь не показывалась. И кроме того, что означают все эти запасы продуктов и чужое платье в шкафу, материализовавшееся в этот промежуток времени.
Какой бы ответ она ни находила, он как будто противоречил остальным вопросам, а все ответы на эти вопросы словно бы противоречили остальным ответам. Больше всего Кристин заботило – когда Жилец собирается вновь появиться и так ли ей хочется быть здесь, когда он вернется; но поиски другого места для ночлега на данном этапе не казались заманчивой альтернативой. Лучше принять ванну, почитать и поспать, и что бы ни случилось при появлении Жильца, она это переживет. Кристин вытащила из кармана пальто ключ от грузовика и в своем тесноватом платье ушла в ночь: если (когда) грузовик станут разыскивать, полиция или японская мафия, ей бы не хотелось, чтобы он оказался поблизости от этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Теперь капсула Жильца пропала, и это могло бы служить каким-то утешением, если бы подобная мысль вообще пришла ей в голову, – что капсула могла отвлечь пришельцев, что из-за нее они не поднялись по лестнице, где спала сама Кристин, и таким образом капсула спасла ее. Кристин была слишком убита, чтобы думать об этом. Как в полуночный прилив, ее накрыло первой волной чувство заброшенности, следующей волной – одиночество, потом волна страха, волна воспоминаний о детстве без любви, и ее смыло этим потоком, и она то билась об одно воспоминание, то всплывала на другом, пока ее не выбросило на берег ее собственной натуры: ее натура, в конце концов, не позволяла ей утонуть. Ей по натуре было свойственно выплывать; выплакавшись, она привела себя в порядок, надела синее пальто Жильца, взяла деньги, билет на самолет, ключ от грузовика и бутылку пива из холодильника и ушла с чердака, прикрыв за собой дверь, которая не закрывалась до конца после того, как ночью выломали замок.
Кристин даже немного удивилась, увидев грузовик на том же месте, где она его оставила, хотя несколько спутниковых тарелок кто-то уже стащил. Все остальное утро она металась по городу в бесцельной панике и, чтобы не выходить из грузовика и не задерживаться надолго, ела в закусочных, где еду подавали прямо в окошко автомобиля. Один раз она запарковалась на тихой улочке, чтобы поспать, но в эти дни ей плохо спалось, она всегда просыпалась от звуков, которые без сновидений казались еще более зловещими, семнадцать лет черной пустоты без сновидений начали оставлять у нее в душе какое-то судорожное чувство легкого безумия, как будто она стояла на краю.
Кристин вернулась в дом Жильца по нескольким причинам. Во-первых, она не знала, куда еще пойти. Во-вторых, она чувствовала себя обязанной как-то объяснить ему, что в данный момент его капсула времени на пути в Токио, в руках контрабандистов. Третьей и, возможно, самой убедительной причиной был чистый случай: колеся по городу в набитом спутниковыми тарелками грузовике от пляжа к холмам, когда сгустились сумерки, Кристин случайно оказалась на знакомом с виду перекрестке, возле знакомого с виду холма, а потом на знакомой с виду улице, ведущей к знакомому с виду дому. Поскольку она нечасто видела дом снаружи, то даже не была уверена, тот ли это дом – темный, без огней, без признаков жизни. Машины Жильца рядом не было. Кристин проехала чуть дальше по кварталу и запарковала машину.
Она обнаружила входную дверь распахнутой; черное дыхание дома вытекало наружу. Когда она зашла и подала голос, никто не откликнулся. Сердце Кристин заколотилось, и она позвала снова, и когда снова никто не откликнулся, включила лампу у старого пианино, рядом с диваном, где раньше, мучаясь головной болью, лежал Жилец, а потом пошла по комнатам, от библиотеки до кухни, где обнаружила на стойке упаковку нарезанной ветчины, разорванную, словно ее открыло какое-то животное, и разбросанный по стойке и полу хлеб. В раковине стояла бутылка сока без пробки, и босой ногой Кристин ступила во что-то липкое, оказавшееся тоже соком. Она не знала, что и думать об этих мелких признаках большого переворота. Даже будучи во власти самой безумной головной боли, Жилец не оставлял на стойке растерзанных пакетов с едой. Но кроме кухни ничто в доме не казалось особенно потревоженным по сравнению с тем, как было несколько дней назад, и Кристин поднялась наверх. Она вошла в спальню Жильца и включила свет, чуть ли не ожидая увидеть его все еще в постели, в той же позе, в какой видела его в последний раз, с некогда черной бородой, теперь подернутой инеем. Но постель была пуста, и, спустившись на нижний этаж, Кристин вторглась в святилище четырехстенного Календаря. Жильца не было и там.
Она снова поднялась в бывшую свою комнату. Ей сразу бросилось в глаза, что постель не убрана, и, вспомнив, что в последнюю и предпоследнюю ночи перед уходом спала в его постели, Кристин пришла к убеждению, что постель была убрана, когда она уходила. По-прежнему на полке у кровати стояли взятые ею из библиотеки книги, а на стене по-прежнему висели вырезки из газет. Потом она увидела, что в шкафу висит платье – светло-голубого оттенка, которое, наверное, было подобрано под цвет чьих-то глаз, хотя определенно не ее. Кристин могла поклясться, что этого чертова платья раньше здесь не было. Неужели Жилец уже кого-то нашел ей на замену? Не вернулась ли его жена? Кристин тут же скинула пальто и надела платье, которое оказалось узковато.
Она нашла свою одежду примерно через час, под матрасом на кровати Жильца, выстиранную, выглаженную, сложенную. На кухне холодильник и буфет были набиты продуктами, словно Жилец запасал провизию на случай долгой осады со стороны своих демонов, что делало факт его отсутствия еще более любопытным и намекало, что, уходя, Жилец куда-то торопился и в любой момент может вернуться. Теперь Кристин уже не была уверена, что ей хочется здесь оставаться, несмотря на свою вину в отношении капсулы времени. Ей пришло в голову, что Жильцу, возможно, позвонили и сообщили насчет выкопанной капсулы, вот он и собрался так быстро, но когда Кристин проверила телефон, однажды ночью вырванный им из стены, тот по-прежнему молчал. Можно было также предположить, что Жилец бросился из дому сразу же, как только обнаружил ее побег – если это слово было здесь уместно, – чтобы разыскать ее, и с тех пор не возвращался. Но это также не имело смысла: он бы вернулся – если не поспать, или принять душ, или сделать еще что-нибудь, что делают нормальные люди, во всяком случае люди нормальней его, то хотя бы убедиться, что она здесь не показывалась. И кроме того, что означают все эти запасы продуктов и чужое платье в шкафу, материализовавшееся в этот промежуток времени.
Какой бы ответ она ни находила, он как будто противоречил остальным вопросам, а все ответы на эти вопросы словно бы противоречили остальным ответам. Больше всего Кристин заботило – когда Жилец собирается вновь появиться и так ли ей хочется быть здесь, когда он вернется; но поиски другого места для ночлега на данном этапе не казались заманчивой альтернативой. Лучше принять ванну, почитать и поспать, и что бы ни случилось при появлении Жильца, она это переживет. Кристин вытащила из кармана пальто ключ от грузовика и в своем тесноватом платье ушла в ночь: если (когда) грузовик станут разыскивать, полиция или японская мафия, ей бы не хотелось, чтобы он оказался поблизости от этого дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70