Хозяин вернулся. Я рассказал ему, зачем я пришел.
– Не позволю! – крикнул Эдуард Кузьмич. – Что с того, что дед наш дружил с каким-то шалым французом! И сам ошалел, с ума сошел. Да! И ребята по улицам за ним гонялись, кричали: «Доктор-обойщик!» Но зачем же наш семейный позор в кино выводить? Не позволю!
И с этими словами он резко потянул снизу вверх «молнию»-змейку на своей светло-коричневой щегольской куртке. Как бы зашил себя наглухо. Минутное молчание. А затем он снова повторил, но повторил спокойно, тихо и раздельно, по слогам:
– Не поз-во-ля-ю…
И осторожно, медленно потянул змейку на куртке сверху вниз. Словно расшил себя – открыл для дальнейшего отпора.
И тщетно просил я Эдуарда Кузьмича рассказать о семейном предании Климовых – о флейте француза.
– Такой фильм про вашего деда, доктора Климова, снимет черноту этого прозвища, – доказывал я. – Фильм раскроет суть его поведения…
– Оставьте, гражданин, баюкать своими байками! – отмахивался от моих слов Эдуард Кузьмич.
– Но я поверну сюжет про вашего деда!
– Эх вы, а еще москвич!.. «Поверну, поверну»! Как ни поворачивай, а позор останется. Я думал, вы пришли дом с садом покупать, а он то да се… рассказ… сценарий… флейта француза… Да, мой дед доктор Климов с ума сошел. И бабка моя с детьми сбежала от него, как он с французом стал возиться. Из-за этого прозйища мои тетки замуж не вышли – вековушками остались. Никто с обойщиковыми породниться не захотел. Как прилипло это прозвище к нашему роду, так и не отлипнет. Тут, в Славске, считают, что и я псих по наследству, И дом этот тоже обзывают обойщиковым. Потому его здешние жители и не покупают. А вы еще: фильм… экран… А коль начнете это дело, напишу куда надо!
– Но, Эдуард Кузьмич, поймите!..
– Все понял! И знайте: потащу в суд всякого, кто слово пикнет про наш семейный позор!
Таксист мрачно вздернул «молнию»-змейку на половину куртки. Я молчал.
– Вот вы сами сказали, – заговорил он поспокойнее, – в парикмахерской, мол, вам доложили, что деду моему припаяли прозвище Обойщик. Вы думаете как, зря, что ль, народ прозвища дает? Пройдите за мной.
Таксист прошел через одну, другую комнатку и остановился в третьей:
– Видите?
Я смотрел на стены комнаток с болью в душе, с горестным удивлением: чуть ли не на каждой стене – разного рисунка обои… Куски обоев, на которых дети играют в песочек, наезжали на рисунки обоев с тюльпанами и розами. А рядом с этими флористическими узорами лепились обрывки разного цвета в крапинку, в полоску, с золотыми завитушками. На угол одной стены были наклеены газеты, которые, наверное, ждали, скоро ли к ним пристанут обои. Ждали и не дождались.
– Ну как, зря, что ли, деда прозвали Обойщиком? Рехнулся доктор, с ума сошел и стал клеить и переклеивать стены. Родители мои сомневались: может, дед под обои клад какой засунул и потому все клеит? Мать и отец все стены обшарили, обстучали. Какие-то пустые норки находили. Зачем он их делал? Так ничего и не нашли. С тем и уехали. Дом много лет пустой стоял.
И, уходя из комнаты, Эдуард Кузьмич согнутым пальцем сердито стукнул раз-другой по стенке:
– Только всего и осталась одна французова флейта от всей этой кутерьмы. Дед ее берег, будто икону.
Следуя за таксистом, я тоже стукнул согнутым пальцем по стене, и…
…И вдруг вспомнился мне стук дятла в сквозистом осеннем лесу. Рассветное прозрачное холодное небо. Предутренняя тишина. И только стук дятла – гулкий, настойчивый. Дятел стукнет и прислушивается – как ответит ему дерево. Вот он застучал много раз подряд, и звук подсказал ему: здесь короеды! Они уничтожили древесину и превратили ее в труху. Под корой – пустотки, твоя пища, дятел. Долби, стучи, питайся…
– Что вы остановились? – насторожился Эдуард Кузьмич.
Я не ответил. Думал о своем.
Когда я стукнул по стенке, она ответила мне таким же звуком, как сосна – дятлу: долби… стучи… Здесь несомненно кроется какая-то тайна. А может быть, эта тайна связана с Рамо, который называл себя Лореном? И не протянется ли от него нить к Веригину? Нет! Нельзя уезжать из этого дома.
Таксист вопросительно смотрел на меня.
– Я раздумываю, – медленно начал я, – не поселиться ли мне в Славске. Как-никак, а надо писать сценарий. И лучше не в Москве, а здесь – спокойно… Решено! Я поселюсь в вашем доме.
– Меньше чем на год не сдам.
– Согласен.
– Оформить надо соглашение и деньги внести.
– Хорошо.
– Когда переедете?
– У меня в Москве есть кое-какие дела. Ключи от квартиры надо передать родным… И еще привезти сюда кота: я не могу надолго оставлять его у других людей. Через неделю приеду.
– Ну, вам виднее.
– Что ж, Эдуард Кузьмич, прощайте. Извините за беспокойство. Значит, в фильме вашего деда доктора Климова не буду касаться. А вот на память об этой… нашей встрече уступите мне флейту.
– Как – уступить?
– Продайте.
– Что ж, это можно, – согласился Эдуард Кузьмич. – Что ж, флейту продам. Но раз на память инструмент покупаете, так очень не торгуйтесь, не скупитесь на цену. Сейчас принесу.
И таксист ушел.
Я остался в бывшей приемной доктора Климова. Как хотелось мне сразу ж начать стучать по всем стенкам этого дома! Сомнений нет: в этом забытом, запущенном доме доктор, по прозвищу Обойщик, который дружил с Рамо Лореном, спрятал… А что спрятал? И где?
В комнате по-прежнему остро пахло мышиным пометом и антоновскими яблоками. Ящики с яблоками совсем загромоздили всю комнату. Вот-вот надвинутся и вытеснят меня с табуретки прочь из дома на ветхое крыльцо… И глубокая жалость к странному доктору охватила меня.
Какие колеса жизни раздавили этого странного доктора с флейтой француза?
Скорей бы вернулся Эдуард Кузьмич с флейтой! Уйти бы отсюда побыстрей… И зачем, собственно, мне эта флейта?..
– А вот и я! – воскликнул Эдуард Кузьмич. – Чертова банка закатилась куда-то. Едва нашел.
– Какая банка?
– Жестяная. Ведь флейту доктор в банке жестяной закопал. Получайте этот предмет себе на память… Порядок!
Эдуард Кузьмич стал вытирать крышку жестяной ржавой банки, самой обыкновенной банки из-под монпансье.
– Спасибо, – сказал я и положил на стол деньги.
С тяжелым чувством вышел я из дома доктора Климова, унося с собой банку с флейтой.

Часть восьмая
РАЗГАДКА ШИФРА
ЧЕТЫРЕХДНЕВНЫЕ ПОИСКИ
День первый. Я и кот осматриваем домик
Мой кот, старый Топ, поблескивая глазами, бродит из комнаты в комнату, обходит старые матрацы, из которых торчат пружины, ломберные и угловые столики, просторные кресла. Кот ходит, нюхает, деловито присматривается… И вдруг подбегает ко мне.
«Ах, ты еще не взялся за работу…» – с настороженным вниманием он смотрит на меня снизу вверх.
Мне становится неловко перед котом.
Итак, Топ, мы начинаем! Посмотрим прежде всего, как расположены комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60