– Притворство болот? Не понимаю!
– Это долгий разговор. В следующий раз… Отложим на завтра…
И, торопливо попрощавшись, Савич ушел. Через большое окно музея я увидел, как он ловко и быстро сбежал с высокого каменного крыльца школы. И тогда я заметил его старческую, в складках шею. Но спина его была молодая, уверенная и настойчивая. Он оглянулся и махнул мне рукой на прощанье.
– Гавриил Игнатьевич! – крикнул я ему вслед. – Этого француза, гвианского каторжника, звали Феликс Рамо?
Но Савич меня не услышал.
ПРИТВОРСТВО БОЛОТ
– Знаете ли вы, что такое болото? – так встретил меня Савич на следующий день.
– В географическом? В почвенно-геологическом?.. – замялся я.
Но Савич будто не слышал вопроса.
– Никакой Талейран не сравнится в притворстве с болотами! Болото – это прежде всего притворство. Вспомните, какое небо над болотом. Какое солнце. Разве такое светило похоже на солнце? Болото заставило солнце притвориться другим светилом… Не совсем понимаете? Скажу ясно. Болота сделали солнце каким-то непонятным небесным телом, что светит на землю сквозь густую белесо-пепельную пелену с едва заметным голубым отливом. Солнце хочет пробиться сквозь сизую болотную пелену на небе и стать солнцем – светить как надо. Не получается. Не выйдет! Болота вмешались в жизнь солнца.
Захочет болото кого-либо погубить – и обернется изумрудным лугом. Этакий зеленый радостный лужок с весело пестреющими цветками. А ступит кто на этот лужок – вдруг нет этого луга. Есть только страшная болотная поддонная сила, и она-то втягивает, всасывает все живое в недра свои…
А какую игру заводит болото с человеком в ночную пору!
Вот густая тьма опустилась на болото… Ночь. Спит болото, укутавшись в одеяло из кромешной тьмы. Спит? Как бы не так! Расставило огоньки и ждет: не появится ли на ее тропинках прохожий. Появился. И тут болото начинает свою игру с прохожим. Огоньки молчат, стоят на месте. Ждут прохожего. А чуть он поближе подойдет, они то пропадут, то вдруг появятся. Пляшут перед ним. То вдруг спрячутся за его спиной. Конечно, по науке здесь все просто: человек двинулся по болотной тропинке – движение воздуха гонит, перемещает болотные огоньки. Это болотный газ горит.
Да! Так-то так! Ум, конечно, понимает. А у меня вот однажды на зыбкой такой тропинке сердце заколотилось, когда болото ночью затеяло со мной игру. Сразу растерял все возражения против сказок, выдумок и небылиц нашего болотного края. И душой – не умом, а душой – поверил я в тот ночной час, что болото обдуманно ведет со мной какую-то свою игру.
А знакомы ли вы с березой на болоте? Нет? Так вот, тут уж свой обман: болото заставляет нашу обыкновенную, милую каждому сердцу березу притворяться, расти вверх корнями.
Что это – выдумка? Нет. Правда! Конечно, по науке лесной все объясняется вот как: упало семечко березы на болото. Выросло дерево. Мох в болоте пропитан водой и не пропускает к корням воздух. И дерево стало приспосабливаться: корни пошли не вглубь, а стелются горизонтально. Идут годы. Но каждый час, каждый миг длится медленная схватка березы с мхом… Иногда кажется: задохнутся корни березы, не хватит кислорода! Да и мох одолевает березу… все нарастает и нарастает. Но береза не сдается: кончики ее корней, которые стлались горизонтально по поверхности болота, изгибаются, тянутся ввысь к небу, к воздуху…
Поздно вечером я возвращался к себе. Рассказы Савича разбудили мои воспоминания.
Я был еще ребенком. Ночью проснулся. Шум за окнами. Какие-то голоса, тихий говор в избе.
Мама держит свечу, а отец что-то ищет в углу под лавкой. А за окном мелькают огни, фонари. В окошко стучат… Дверь открылась. «Скорей!» – кричат отцу. А он: «Сейчас! Бегу! Только веревку подлиннее найду». Я закричал, заплакал. Мама подхватила меня на руки, выбежала вместе со всеми. Кто-то в темноте причитает: «Тонет! Наш конь погибает!» Кто-то вопит: «Жерди! Ломай жерди из прясла!»
И вдруг в темноте сквозь все людские крики, сквозь женский плач долетело жалобное ржание коня. Болото расправлялось с конем – засасывало. Лошадь под вечер поверила лугу, усыпанному цветочками. Стреноженный конь отделился от табуна – скакнул. А болото мягко и цепко схватило его за копыто. Трясина втягивала коня в свое болотное нутро… Прошло с тех пор уже лет семьдесят, но и теперь слышу это жалобное ржание лошади, которую заманила болотная трясина. И пожирала! Потому что болото не насытится никогда! Лошадь звала на помощь, ржала, переставала ржать, опять звала. А ей в ответ отрывисто и надсадно ржали кони, сбившиеся в тесный табун.
«Доски! Доски клади на трясину! Подходи! Кидай оброть! На голову коню – накидывай оброть! Жерди подводи… Нет! Не выйдет! Не вытащим! Трясина ходуном ходит… Пропало».
И под прощальное ржание, которое слышно было все глуше, люди молча пошли домой. Мелькали фонари. Тихо всхлипывали женщины, приговаривая: «Нет управы на болото! Его власть!»
Но как же… Как же звали этого француза?
ЕЩЕ ОДНА УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ В СЛАВСКЕ
– Так, значит, этого француза, беглого каторжника, звали Феликс Рамо? – первым делом спросил я Савича на следующий день.
– Ничуть. Его звали мосье Пьер.
«Пьер? Мосье Пьер! Странно, – подумал я. – Ведь каторжник из Гвианы – Рамо. Его имя Феликс. Откуда же взялся Пьер?»
– А как фамилия мосье Пьера? – спросил я Савича.
– Фамилия… Его все звали «мосье Пьер»… Фамилию я сейчас припомню. Да! А тут еще загадка: пропало и личное дело француза, и все его документы. По слухам, это случилось в тот же день, когда он исчез из больницы.
– А все же где-нибудь да сохранилась роспись мосье Пьера. В классных журналах, например.
– Классные журналы? – Савич развел руками. – Их нет. У меня уцелели личные дела некоторых преподавателей. Посмотрим на всякий случай.
С этими словами Савич раскрыл створки шкафа, вынул целую кипу папок и стал читать.
– В те времена появился в Славске и стал преподавателем закона божня в гимназии отец Митрофан. Митрофан Кузьмич Успенский. У отца Митрофана – жена, пять дочек, теща, его сестра и еще сестра жены.
Савич с видимым удовольствием перебирал старые папки.
– Читаю материалы, – увлеченно продолжал Савич. – Иоганн Шлезвиг, учитель немецкого языка. Иоганн Петрович Шлезвиг кончил университет во Франкфурте-на-Майне… Поражал горожан Славска точным, аккуратным и размеренным строем своей жизни. Преподавал немецкий, а также заведовал гимназической библиотекой.
– Довольно, Гавриил Игнатьевич!
– Пожалуй. В делах – ничего. А вот легенда есть. По этой легенде француз мосье Пьер в своем длинном черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, по утрам на заре уходил в лес и там играл на флейте.
Савич неожиданно оборвал свой рассказ.
– Припомнил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60