Смешно даже думать, чтоб кто-либо слышал, как бьют часы на башне в такую мутную ночь. Но все же в ту самую минуту, когда часы на башне стали отбивать свой счет, в эту же минуту в домике старого часовщика, который стоял в переулке – далеко и от озера, и от городской башни, – в ответ на удары башенных часов зазвонили на свои голоса часы.
Голоса часов – и в домике Симона Бургоня, и на городской башне – звучали и умолкли почти одновременно.
По губам старика проскользнула странная улыбка:
– Я доволен исполнением. Оркестр работал дружно. Я всегда наблюдаю походку часов. Ах! О чем я мечтаю… Создадут ли когда-нибудь люди такие часы, которые будут настроены на запахи? Пусть люди сговорятся: определенному времени суток будет отвечать определенный запах. Конструкция таких часов будет совсем особая: нажал кнопку – и разнесся запах ландыша. Значит – семь часов утра. Запах розы укажет на полдень, а если запахло ночною фиалкой – значит, полночь. Ведь на каждый час суток можно подобрать свой запах. Их, этих запахов, так много, в разное время суток.
Бургонь умолк и откинулся на спинку кресла.
Слова Бургоня о настройке часов на запахи заставили меня достать из моей библиотеки «Музыкальные новеллы»
Э. Т. А. Гофмана. И на странице 67-й прочел: «…я на хожу известное соответствие между цветами, звуками и запахами… Особенно странную, волшебную силу имеет на до мной запах темно-красной гвоздики, я непроизвольно впадаю в мечтательное состояние и слышу словно издалека набегающие и снова удаляющиеся звуки бассет-горна».
ЧЕЛОВЕК О РЫСЬЕЙ ПОХОДКОЙ
Я тихонько тронул Бургоня за руку:
– Мосье Симон! Простите, но вы спрашивали меня о походке человека. Че-ло-ве-ка. А не часов.
На лицо старика набежала тень. Он тревожно качнул головой. Придвинулся ко мне.
– Вы были очень больны, мосье. Гнилая горячка. Сюда приходили ваши друзья. Кормили вас, лечили. Тревожились за вашу жизнь. Вечером все уходили. Я оставался с вами. До утра. Но когда вам было особенно трудно (вы ночами были в беспамятстве), стал приходить один человек.
– Ночью? Кто же?
– Такой высокий, красивый, седой. И голос у него ровный, тихий. Глаза светлые, смотрят в упор.
– А-а-а… Припоминаю. Святошин! Мне еще в Женеве говорили о помещике Святошине. Будто бы в нем заговорила совесть и он хочет весь свой капитал передать Герцену на революцию.
– Он вам знаком, этот Святошин? Тогда другое дело, – недоверчиво продолжал Бургонь. – Но со мной этот ночной гость был крайне молчалив. Отсылал меня спать. А сам садился за стол подле вас. Вынимал бумагу и писал, писал. Всю ночь напролет. Даст вам лекарство и опять все пишет. У меня сон очень чуткий, мосье. Сквозь дрему мне слышалось… простите, может быть, мне это только казалось, но я явственно слышал, как почему-то тихонько скрипели ремни и осторожно щелкали застежки на вашем чемодане, шуршали бумаги, и снова тишина. Шорох пера, которое все бежит и бежит по бумаге. Этот ваш «ночной» друг совсем другой, он не такой, как ваши «дневные» друзья. Его походка…
– Какая же у него походка?
– Бесшумная. Он не касается пола каблуком. Мягко вытягивает носок и бережно опускает его на землю, словно боится оставить полный след. У него какая-то лисья… нет, рысья походка. Понимаете? Походка рыси.
– Рысья? Вы говорите: рысья походка?
– Именно. И мой сенбернар Пасс всегда недоволен, ворчит, когда этот человек переступает порог моего дома. – Старик вдруг встал со стула. – Я слишком много говорю с вами, мосье. Ведь вы не успели еще окрепнуть после болезни. Я удаляюсь. Спокойной ночи!
И старик снова церемонно поклонился. Ах, как хорош бы он был в затканном золотом камзоле, при шпаге и в треуголке с пером! Совсем кавалер Глюк, как его описал Гофман.
ФАРФОРОВАЯ МИНИАТЮРА
Вот и окончена первая папка.
Я не заметил, что небо посветлело. В окно подул предрассветный, бодрящий ветерок. Я встал и прошелся по комнате.
Как неожиданно и прочно вошел в мою жизнь Веригин, этот безвестный искатель!
Деревья за окном вдруг зашумели, залепетали, потревоженные порывом ветра. Опять затихли.
Скорее за стол. Что еще готовит мне следующая папка?
Что это? Какой-то конверт без надписи. Внутри – голубые листки почтовой бумаги. Почерк не Веригина. Явно женский, мягкий, аккуратный.
«Дмитрий, друг мой бесценный!
Наконец-то представился случай, чтобы переслать тебе письмо с верным человеком.
Можешь ли ты понять, как я и мои друзья бесконечно благодарны тебе за твой самоотверженный поступок! Я плакала и гордилась тобой, когда слушала, как ты на суде обвинял себя в том, чего не совершал.
Я думала, что разлучаюсь с тобой на долгие годы, а может быть, навсегда, – вот откуда мои слезы. Позднее я узнала, что друзья поклялись помочь твоему бегству за границу.
Как я была счастлива, когда мне сообщили, что все удалось!
Эту фарфоровую миниатюру я заказала для тебя, чтобы ты не забыл меня, мой друг! Не правда ли, похожа?
Когда же мы свидимся с тобой? Разве что сумеешь продлить наши жизни на тысячу лет, о чем ты мечтаешь. Прости меня, Дмитрий, но эта твоя мысль меня пугает.
Людей станет так много – новые родятся, а старые не будут умирать.
Как же они будут жить? Где найдут работу? Как прокормят себя и семью?
Ведь начнут убивать друг друга. А знатные и богатые будут истреблять ненужных им лишних бедняков. Ведь у них армия, полиция. В жизни каждой семьи могут возникнуть трагедии. Нетерпеливые наследники, например. Голодные дети. Надоевшие жены. Невыносимые мужья.
Прости меня, Дмитрий, я так боюсь, что при твоей одаренности и настойчивости, ты добьешься этого тысячелетия.
Может быть, я не права, может быть, ты сумеешь объяснить мне, доказать, как это будет?
Ах, Дмитрий, а пока годы летят, а ты так далеко!
Не забывай меня.
Твоя Наташа.
Р. S. Как ты просил, мы навели справки о твоем знакомом Сумбатове. Печальные вести, друг мой. После твоего ареста у него был обыск, и все его записки и рисунки увезли. Черепки же потоптали и выбросили за окно в бурьян.
Так рассказал нам слуга Сумбатова Петр.
Он же и похоронил своего барина, который не вынес гибели всех своих научных работ и открытий.
Ты знаешь, Дмитрий, этот Сумбатов, как видно, был отличный человек. Он дал вольную не только Петру, но и всем своим дворовым, А поместье со всеми постройками и крестьянами продали еще его родители. Дом же, что на Плющихе, пошел с молотка.
Как жаль, что мы его не знали!
Н.».
Так вот каков Веригин! Ценой своей свободы спасал людей от царской расправы. Ни суд, ни ссылка, ни разлу ка с родиной и любимой девушкой не испугали и не оста новили его. Ах, Веригин, Веригин, куда же ты пропал?
Найду ли я твои следы, твои пути? Твой конец?
А где же миниатюра? Где портрет Наташи? Я лихорадоч но роюсь в портфеле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60