— воскликнул Николай.
— И за Васино здоровье! — горячо подхватила Леночка и промолвила: — Дай бог тебе всего хорошего, Вася… Всего, всего, чего бы ты ни пожелал!..
— О, спасибо, Леночка.
— Ты такой славный, добрый, Вася… ты и сам не знаешь!
— Не знаю! — добродушно заметил юноша. — Да и тебе так кажется по доброте. А ведь в сущности-то все добрые или, вернее, все могли бы быть добрыми… И будут… о, непременно будут!
— Он неисправим с своей теорией всеобщего блаженства! — усмехнулся Николай.
— А то как же? Разве без этой веры можно жить? Неужели ты и в эту минуту не веришь, Коля? Ты нарочно так говоришь! — восторженно воскликнул юноша. — Ты тоже веришь и обязан верить, что будет не так, совсем иначе будет… Все к тому идет! О чем же ты пишешь? К чему тогда ты пишешь? Зачем ты вот не хочешь жить, как Присухин? Зачем вот Леночка учится? Разве для того, чтобы получить диплом и жить для себя? О, я знаю ее цель!.. Она хоть и не говорила мне, но я знаю… отлично знаю…
— О, добрая ты душа, Вася! — проговорил Николай. — Долго еще придется ждать твоего всемирного счастья… Пожалуй, и не дождешься!
— Разумеется, мы не дождемся. Так что ж? Разве идея не живет? Без идеи жизнь — была бы тоска! О, какая тоска! — воскликнул Вася.
— Ну, Вася, брось пока свою философию… Ты нагонишь хандру. Лучше, брат, выпьем!
— Нет, довольно. Не наливай, Коля! Я и так захмелел… Нет, не надо! Я и без того философию брошу! — добродушно рассмеялся он. — К чему наводить хандру?.. Я не хочу!.. А если навел уж, то простите!
Николай велел подать счет.
— Сколько взяли? — полюбопытствовал Вася.
— Пятнадцать рублей!
Вася только покачал головой. Удивилась и Леночка.
— Ну, стоит ли говорить? Мы праздновали помолвку!
Все вышли на улицу. Вася простился и пошел домой. Николай с Леной тихо пошли по Невскому.
— Какой славный этот Вася! — проговорила наконец Леночка.
— Сгубит себя он без толку!
— Ты думаешь?
— Разве не видишь? А знакомства-то его?
— Какие же знакомства?
— Да все такие же донкихоты, как и он сам. Жаль его будет! А ведь упрямый какой: его не убедишь!.. Я было спорил, да бросил!
— Он искренно верит в то, что говорит. Это такая редкость!
— То-то очень уж слепо верит!
— Да разве это худо?
— Надо принимать в соображение обстоятельства. И если уж гибнуть, так за что-нибудь! — авторитетным тоном решил Николай.
«Верно, и у Васи на уме есть это „что-нибудь“! — подумала Леночка, но почему-то не сказала этого вслух.
Был девятый час в исходе. После обеда славно бы пройтись на морозном воздухе. Наши молодые люди тихо шли по Невскому, рука в руку. Леночка как-то затихла под сильным впечатлением всех событий этого дня. О, какой это был счастливый день для нее…
— Знаешь ли, Лена! — воскликнул Николай. — На воздухе так хорошо! Поедем-ка куда-нибудь прокатиться!
— Это будет дорого стоить, Коля!
— Э, вздор… Ты ведь хочешь?
— Я не прочь.
— Так едем!..
Они остановились на углу и наняли лихача. Николай усадил Леночку на узкие санки, обхватил ее за талию и придвинул к себе. Лихач дернул вожжи, и сани быстро понеслись по улицам. Когда выехали за город, лихач припустил лошадь, и она понеслась по гладкой снежной дороге по островам.
— Ведь хорошо, Леночка?
— Славно!
— Тебе не холодно?
— О нет, нисколько.
— Ах ты моя славная! — проговорил Николай, сжимая в своих руках ее горячие, влажные руки. — Какая ты хорошенькая, Леночка!.. Не отворачивайся. Смотри на меня! — шептал Николай, наклоняясь к ней и заглядывая в ее раскрасневшееся на морозе лицо. — Если бы ты видела теперь себя! — повторял он, любуясь Леночкой. — Ну, поцелуй же меня.
Он прильнул к ее влажным устам. Ему хотелось целовать ее без конца.
Сани мчались стрелой. Лихач, предчувствуя хорошую прибавку, не жалел лошади. Леночка склонила голову на плечо Николая и, замирая от счастия, с полузакрытыми глазами, слушала нежные, страстные речи Николая. Он говорил ей о любви, он шептал ей о счастье и все крепче и крепче сжимал ее своей рукой.
— Ты озябла!.. Напьемся чаю… Заедем куда-нибудь. Хочешь?
— Куда хочешь! — прошептала Леночка.
Через несколько минут сани остановились у ресторана. Веселые и иззябшие прошли наши молодые люди в отдельную комнату и приказали подать чай. Николай снял с Леночки шубку и теплую шапочку и согревал ее алые щеки горячими поцелуями.
Когда они вернулись в город и Николай довел Леночку до дверей квартиры, Леночка проговорила:
— До завтра?
— До завтра!
— О милый мой! — еще раз шепнула она, обнимая его…
Под радостными впечатлениями этого дня, она засыпала счастливая, улыбающаяся, с именем своего любимого на устах.
«Хорошо жить на свете, ах, как хорошо!»
VII
Не без некоторого волнения Николай на следующий день входил в небольшой кабинет Платонова, уставленный шкафами и полками с книгами; кабинет был очень скромный; мебель была старенькая и потертая. Сам хозяин, в стареньком сером пиджаке, сидел за большим письменным столом, заваленным корректурами, рукописями и книгами. Его большая голова с темными седеющими волосами склонилась над работой. Он внимательно читал рукопись, помахивая в руке большим карандашом.
— Добро пожаловать! — приветливо произнес Платонов, подымая свои большие, темные, глубоко сидящие глаза, блестевшие резким блеском из-под очков. — Садитесь-ка, Николай Иванович, побеседуем!
Он протянул Николаю руку, отодвинул от себя рукопись и стал отыскивать на столе рукопись Николая.
«Неужели не принята?» — мелькнула мысль в голове автора.
— А, вот она! — проговорил Платонов, доставая толстую тетрадь и кладя ее перед собой. — Я внимательно прочел, Николай Иванович, вашу статью…
Он остановился, взглянул на взволнованное лицо Николая и, улыбаясь, сказал:
— Очень уж торопливо написана статья, Николай Иванович. Очень торопливо! — прибавил он, покачивая головой как бы с укоризной.
— А что? Разве статья… нехороша… не годится? Она не может быть напечатана? — произнес Николай упавшим голосом.
— Отчего ж! Напечатать ее можно, и мы, пожалуй, ее напечатаем, если вы позволите посократить ее немножко, да дело не в том. Вы могли бы гораздо лучше написать: ваша первая статья была очень недурна; но только вам необходимо серьезно поработать, Николай Иванович! — мягким тоном прибавил Платонов. — Вы извините, что я откровенно высказываю свое мнение.
— О, пожалуйста, прошу вас, не стесняйтесь, говорите все, что вы думаете. Мне бы очень хотелось знать, могу ли я писать, могу ли посвятить себя литературе?
— Ну, так я вот что скажу вам, Николай Иванович: если вы хотите серьезно заняться литературной деятельностью, если вы хотите не печататься только, а быть настоящим литератором, то ведь надо к делу относиться серьезней. В вашей статье есть огонек, вы пишете недурно, не без таланта, но в нее вложено мало, нет труда, продуманности, глубины, и с фактической стороны она прихрамывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111