— Я на Васильевском острове была…
— Пешком ходили?
— А то как же?
— Далеко!..
— Не близко!.. Николая Ивановича видели?
— Нет, не видал. Трудно его застать.
— Это что еще значит?.. Как трудно?
— Дома никогда нет.
— Зачем же ему дома сидеть?
— Я не к тому. Я просто говорю: трудно застать. Два раза был и не заставал.
— А вы бы пораньше сходили!
— Он ведь спит до двенадцати часов.
— Уж и до двенадцати?
— Поздно, верно, ложится.
— Верно, по ночам работает!
— Уж я не знаю!.. — промолвил Вася.
— А что, не слышали, его статья… принята? Разумеется, принята?
— Не знаю!
— Как это, Вася, вы ничего не знаете! — с раздражением заметила Леночка. — Хорош брат!
— Я, право, не виноват. Я на неделе четыре раза у него был и не мог застать… Если хотите, я завтра пойду, пропущу лекцию…
— Кто вас посылает!.. Экий вы какой смешной, Вася! — вспыхнула Леночка и отвернулась, воспользовавшись приходом кухарки, которая принесла на подносе тарелку щей и кусок зажаренной говядины.
— Хотите есть, Вася?
— Нет, я обедал.
— Не церемоньтесь. Я всего не съем.
— Я не церемонюсь.
— Ну как знаете.
Леночка принялась обедать. Вася молча посматривал на нее. Сегодня Леночка показалась ему особенно возбужденной и раздражительной.
— А у вас Коля давно был?
— Давно!.. Неделю тому назад. Он, верно, бедный, в хлопотах. Все у него неудачи!
Более чуткое ухо подслушало бы в этих словах не одно только товарищеское участие. Слова ее звучали тревогой любящего сердца.
— Хлопоты — хлопотами, а мог бы найти время зайти к вам! — проговорил Вася. — Я ему скажу завтра, чтобы он зашел…
— Кто вас просит? Прошу вас, не говорите!.. — резко оборвала Леночка.
Вася сконфуженно взглянул на Леночку и, минуту спустя, добродушно проговорил:
— Вы, Елена Ивановна, не в духе сегодня.
— Нездоровится…
— То-то… вы бы сказали. Я, может быть, мешаю?.. Я уйду… я только на минуточку, хотел сказать вам, что есть место корректорши.
Леночке стало стыдно. Она ласково взглянула на Васю и с чувством сказала:
— Вы простите меня, не сердитесь… Вот вы какой добрый, а я…
— Только место это не очень-то подходящее! — продолжал Вася, чувствуя, как радостно бьется его сердце от ласкового слова Леночки. — Глаза можно испортить!..
— Благодарю вас, Вася… Очень благодарю вас… Теперь мне не надо этой работы… Я сегодня уроки получила… Спасибо Александру Михайловичу, он рекомендовал.
— Вот это лучше! — обрадовался Вася. — У кого?
— У одного купца на Васильевском острове… Каждый день два урока маленькой девочке и за это тридцать пять рублей в месяц… Заниматься от пяти до семи часов вечера…
— Молодец доктор! — весело воскликнул Вася. — Вы знаете, он товарищ Григория Николаевича, — прибавил Вася.
При имени Лаврентьева по лицу Леночки пробежала тень.
— Знаю; я о нем давно слышала… Григорий Николаевич его Жучком зовет.
— Он и впрямь на жука похож. Такой черный весь.
Леночка то и дело посматривала на часы и несколько раз выходила из комнаты под предлогом поторопить Мавру с самоваром, но на самом деле она ходила не к Мавре, а подбегала к дверям и прислушивалась, не раздадутся ли по лестнице знакомые шаги Николая. Но на лестнице было тихо; и Леночка, взволнованная, возвращалась в комнату.
— Куда ж вы, Вася? Подождите, напьемся чаю. Сейчас самовар подадут! — остановила Леночка Васю, собиравшегося было уходить. — Еще рано… восемь часов!
— Да вы, быть может, собираетесь куда? Все на часы смотрите!
— На часы?.. Я поджидаю одну товарку… Обещала прийти, да, видно, не придет! — прошептала Леночка.
Подали самовар. Вася молча отхлебывал чай. Он пробовал было начать разговор, но разговор не клеился. Леночка рассеянно слушала его и поминутно взглядывала на часы. Наконец она промолвила упавшим голосом:
— Девять часов. Она, верно, не придет!
— Сходить за ней? — вызвался Вася. — Я скоро.
— Нет, Вася, не надо… Расскажите-ка лучше что-нибудь…
— Не умею я рассказывать, Елена Ивановна!.. — заметил Вася. — Мало ли что бродит в голове, всего не расскажешь… Да и неинтересно… Мало ли какие у кого мысли, да если они мыслями останутся, что толку-то?.. Это я так… вот сейчас о брате вспомнил… Он вот умеет говорить и писать умеет… да вот жаль только, ум у него как-то особенно устроен.
— Как это особенно?
— Так — особенно. Мы с ним часто спорим… Только напрасно… Каждый остается при своем… Только он сердится…
— Будто сердится?
— Ей-богу, сердится… Он стал какой-то раздражительный.
— Поневоле станешь… Он ведь не то, что мы с вами… Он талантливый человек… ему нужна деятельность широкая, свободная, а вместо этого одни неудачи…
— Неудачи? Какие это неудачи? Коля уж очень торопится… Непостоянный он какой-то, а главное — очень уж любит широко жить… Отец дал шестьсот рублей — деньги немалые, а где они? Коля не может себя стеснить, а это большая беда… А впрочем, он умный человек и, верно, придет к тому, что все это суета одна…
— Ну, уж вы, Вася, опять с вашей философией.
— Так я не буду… Я ведь с своей точки зрения.
— Да и не вы одни… Вот тоже и доктор совсем несправедливо нападает на Николая Ивановича… Называет его самонадеянным, заносчивым, воображающим о себе бог знает что. Это все неправда… Надо знать хорошо человека, чтобы судить о нем… Я горячо спорила с доктором.
— Коля не заносчив — это вздор, а что он… как бы сказать?.. легко иногда относится к людям, это в нем есть… Это у него как-то без намерения выходит.
— И это неправда… Он просто давит других своим умом и талантом.
— Так не дави… Зачем давить другого?..
— Это невольно…
Леночка проговорила целый дифирамб Николаю, не замечая, какой горячностью звучали ее слова. Вася слушал молодую девушку и находил, что она очень уж захваливала брата. Он сам очень любил брата и смотрел на его недостатки снисходительно, но все-таки не идеализировал этих недостатков так, как Леночка.
В разговоре о Николае Леночка оживилась и не заметила, как пролетело время. Когда она взглянула на часы, было одиннадцать часов.
— Засиделся я у вас! — проговорил Вася, прощаясь.
— Смотрите, не зовите вашего брата… Нечего его беспокоить! Ему не до посещений! — еще раз напомнила Леночка, провожая Васю. — Это что значит? — вдруг воскликнула Леночка.
— Что такое?
— Где ваше меховое пальто? — допрашивала Леночка, заметив, как Вася тщательно укутывался в плед. — С вашим здоровьем да в эдакий мороз в одном пледе! И я еще обещала Марье Степановне за вами смотреть! Где ваше пальто? Верно, кому-нибудь отдали?
— Товарищ один больной… Ему нужней!..
— А вы здоровый что ли?
— Я — ничего, слава богу. Да вы не сердитесь, Елена Ивановна… Он на время взял…
— Ах вы, Вася, Вася, добрая вы душа! — воскликнула Леночка. — Однако так я вас не пущу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Пешком ходили?
— А то как же?
— Далеко!..
— Не близко!.. Николая Ивановича видели?
— Нет, не видал. Трудно его застать.
— Это что еще значит?.. Как трудно?
— Дома никогда нет.
— Зачем же ему дома сидеть?
— Я не к тому. Я просто говорю: трудно застать. Два раза был и не заставал.
— А вы бы пораньше сходили!
— Он ведь спит до двенадцати часов.
— Уж и до двенадцати?
— Поздно, верно, ложится.
— Верно, по ночам работает!
— Уж я не знаю!.. — промолвил Вася.
— А что, не слышали, его статья… принята? Разумеется, принята?
— Не знаю!
— Как это, Вася, вы ничего не знаете! — с раздражением заметила Леночка. — Хорош брат!
— Я, право, не виноват. Я на неделе четыре раза у него был и не мог застать… Если хотите, я завтра пойду, пропущу лекцию…
— Кто вас посылает!.. Экий вы какой смешной, Вася! — вспыхнула Леночка и отвернулась, воспользовавшись приходом кухарки, которая принесла на подносе тарелку щей и кусок зажаренной говядины.
— Хотите есть, Вася?
— Нет, я обедал.
— Не церемоньтесь. Я всего не съем.
— Я не церемонюсь.
— Ну как знаете.
Леночка принялась обедать. Вася молча посматривал на нее. Сегодня Леночка показалась ему особенно возбужденной и раздражительной.
— А у вас Коля давно был?
— Давно!.. Неделю тому назад. Он, верно, бедный, в хлопотах. Все у него неудачи!
Более чуткое ухо подслушало бы в этих словах не одно только товарищеское участие. Слова ее звучали тревогой любящего сердца.
— Хлопоты — хлопотами, а мог бы найти время зайти к вам! — проговорил Вася. — Я ему скажу завтра, чтобы он зашел…
— Кто вас просит? Прошу вас, не говорите!.. — резко оборвала Леночка.
Вася сконфуженно взглянул на Леночку и, минуту спустя, добродушно проговорил:
— Вы, Елена Ивановна, не в духе сегодня.
— Нездоровится…
— То-то… вы бы сказали. Я, может быть, мешаю?.. Я уйду… я только на минуточку, хотел сказать вам, что есть место корректорши.
Леночке стало стыдно. Она ласково взглянула на Васю и с чувством сказала:
— Вы простите меня, не сердитесь… Вот вы какой добрый, а я…
— Только место это не очень-то подходящее! — продолжал Вася, чувствуя, как радостно бьется его сердце от ласкового слова Леночки. — Глаза можно испортить!..
— Благодарю вас, Вася… Очень благодарю вас… Теперь мне не надо этой работы… Я сегодня уроки получила… Спасибо Александру Михайловичу, он рекомендовал.
— Вот это лучше! — обрадовался Вася. — У кого?
— У одного купца на Васильевском острове… Каждый день два урока маленькой девочке и за это тридцать пять рублей в месяц… Заниматься от пяти до семи часов вечера…
— Молодец доктор! — весело воскликнул Вася. — Вы знаете, он товарищ Григория Николаевича, — прибавил Вася.
При имени Лаврентьева по лицу Леночки пробежала тень.
— Знаю; я о нем давно слышала… Григорий Николаевич его Жучком зовет.
— Он и впрямь на жука похож. Такой черный весь.
Леночка то и дело посматривала на часы и несколько раз выходила из комнаты под предлогом поторопить Мавру с самоваром, но на самом деле она ходила не к Мавре, а подбегала к дверям и прислушивалась, не раздадутся ли по лестнице знакомые шаги Николая. Но на лестнице было тихо; и Леночка, взволнованная, возвращалась в комнату.
— Куда ж вы, Вася? Подождите, напьемся чаю. Сейчас самовар подадут! — остановила Леночка Васю, собиравшегося было уходить. — Еще рано… восемь часов!
— Да вы, быть может, собираетесь куда? Все на часы смотрите!
— На часы?.. Я поджидаю одну товарку… Обещала прийти, да, видно, не придет! — прошептала Леночка.
Подали самовар. Вася молча отхлебывал чай. Он пробовал было начать разговор, но разговор не клеился. Леночка рассеянно слушала его и поминутно взглядывала на часы. Наконец она промолвила упавшим голосом:
— Девять часов. Она, верно, не придет!
— Сходить за ней? — вызвался Вася. — Я скоро.
— Нет, Вася, не надо… Расскажите-ка лучше что-нибудь…
— Не умею я рассказывать, Елена Ивановна!.. — заметил Вася. — Мало ли что бродит в голове, всего не расскажешь… Да и неинтересно… Мало ли какие у кого мысли, да если они мыслями останутся, что толку-то?.. Это я так… вот сейчас о брате вспомнил… Он вот умеет говорить и писать умеет… да вот жаль только, ум у него как-то особенно устроен.
— Как это особенно?
— Так — особенно. Мы с ним часто спорим… Только напрасно… Каждый остается при своем… Только он сердится…
— Будто сердится?
— Ей-богу, сердится… Он стал какой-то раздражительный.
— Поневоле станешь… Он ведь не то, что мы с вами… Он талантливый человек… ему нужна деятельность широкая, свободная, а вместо этого одни неудачи…
— Неудачи? Какие это неудачи? Коля уж очень торопится… Непостоянный он какой-то, а главное — очень уж любит широко жить… Отец дал шестьсот рублей — деньги немалые, а где они? Коля не может себя стеснить, а это большая беда… А впрочем, он умный человек и, верно, придет к тому, что все это суета одна…
— Ну, уж вы, Вася, опять с вашей философией.
— Так я не буду… Я ведь с своей точки зрения.
— Да и не вы одни… Вот тоже и доктор совсем несправедливо нападает на Николая Ивановича… Называет его самонадеянным, заносчивым, воображающим о себе бог знает что. Это все неправда… Надо знать хорошо человека, чтобы судить о нем… Я горячо спорила с доктором.
— Коля не заносчив — это вздор, а что он… как бы сказать?.. легко иногда относится к людям, это в нем есть… Это у него как-то без намерения выходит.
— И это неправда… Он просто давит других своим умом и талантом.
— Так не дави… Зачем давить другого?..
— Это невольно…
Леночка проговорила целый дифирамб Николаю, не замечая, какой горячностью звучали ее слова. Вася слушал молодую девушку и находил, что она очень уж захваливала брата. Он сам очень любил брата и смотрел на его недостатки снисходительно, но все-таки не идеализировал этих недостатков так, как Леночка.
В разговоре о Николае Леночка оживилась и не заметила, как пролетело время. Когда она взглянула на часы, было одиннадцать часов.
— Засиделся я у вас! — проговорил Вася, прощаясь.
— Смотрите, не зовите вашего брата… Нечего его беспокоить! Ему не до посещений! — еще раз напомнила Леночка, провожая Васю. — Это что значит? — вдруг воскликнула Леночка.
— Что такое?
— Где ваше меховое пальто? — допрашивала Леночка, заметив, как Вася тщательно укутывался в плед. — С вашим здоровьем да в эдакий мороз в одном пледе! И я еще обещала Марье Степановне за вами смотреть! Где ваше пальто? Верно, кому-нибудь отдали?
— Товарищ один больной… Ему нужней!..
— А вы здоровый что ли?
— Я — ничего, слава богу. Да вы не сердитесь, Елена Ивановна… Он на время взял…
— Ах вы, Вася, Вася, добрая вы душа! — воскликнула Леночка. — Однако так я вас не пущу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111