— Чтобы не затруднять вас, мы поищем сами — простите мне мое стариковское упрямство.
Вместе с явно недовольной хозяйкой они тщательно обследовали дом и двор, но не нашли ничего примечательного, кроме крепко спящих слуг в угловой комнате на первом этаже. Когда их растолкали, они понесли спросонья какую-то околесицу, и их оставили в покое. Особенно тщательно был осмотрен кабинет старика Биверстока. Несколько раз в процессе этого осмотра сэр Блад опирался локтем на ту самую каминную полку, при помощи которой отворялся ход в подземелье. Лавиния слегка бледнела при этом, но на это никто внимания не обратил.
Под конец на дне какого-то сундука действительно обнаружилось несколько потрепанных книг, однако эта находка нисколько не обрадовала сэра Блада. С трудом сдерживая раздражение, он вдруг ни с того ни с сего спросил, указывая на волосы хозяйки.
— Скажите, в честь чего или, вернее, для кого вы изменили внешность?
Лавиния знала, что это не останется незамеченным, и поэтому ответила не задумываясь:
— Тому, кто знает женщин, понятно, что они охотно меняют облик, и дело тут в ней самой, а не в мужчине.
— Ну что ж, я уеду от вас не с пустыми руками. Во-первых, это тонкое наблюдение о женской природе, а, кроме того, — сэр Блад подкинул в руке увесистый том, — отчего вы так не хотели, чтобы я с ним ознакомился?
— Мне очень неловко, сэр, — притворно потупилась Лавиния.
Потом, сидя в карете, сэр Блад сказал Уэсли:
— Признаться, я думал, что улов будет побогаче.
— Мы перерыли все, сэр. Ничего подозрительного, только какой-то странный запах в левом крыле дома.
— Запах — это улика, но ее не предъявишь судье.
Сэр Блад набил трубку.
— У меня было такое ощущение, что Энтони где-то рядом.
— Вы хотите сказать, мы плохо искали? — спросил Уэсли.
Губернатор ободряюще похлопал его по колену:
— Найдем.
— Тем не менее мы и сегодня не без трофеев. — Лейтенант указал на книгу.
— Как это ни смешно, мой друг, ради нее одной стоило съездить в такую даль.
Глава семнадцатая
Платок и отставка
Энтони догадался, каким образом этой блондинке удается ускользнуть, когда снотворные пары поступают в камеру. «Все дело в платке, — думал он. — Всякий раз, когда она подносит его к лицу, сон валит меня на подушку. Наверняка он пропитан составом, нейтрализующим действие снотворного».
Ну что ж, решил молодой человек, если это так просто, то этим можно воспользоваться. У него появилась блестящая идея. Суть заключалась в том, что ни одно снотворное не действует мгновенно. Нужно успеть завладеть платком и закрыть себе нос. А там, если хозяйка действительно заснет вместо него, то станет видно, что делать. Скорей всего, после того как узник засыпает, открывается какая-нибудь потайная дверь. Вот этим путем и решил воспользоваться Энтони. Ему казалось, что он все продумал. Есть, конечно, вероятность того, что он ошибается, но никакого другого пути пока не было. Главное — неожиданность и стремительность в маневре. Сумеет ли он отнять платок? Это не вопрос. Трудно представить, чтобы хрупкая девушка могла сколько-нибудь сопротивляться натиску морского офицера.
Когда Энтони в очередной раз проснулся, хозяйка уже была в своем кресле. Они обменялись приветствиями. Энтони подумал, что неожиданные появления и исчезновения этой девицы в его узилище уже потеряли всякую романтичность.
— Что произошло? — спросила она.
Энтони удивленно вскинул брови.
— Такое впечатление, — продолжала она, — что с тобой что-то случилось, что-то важное. Ты сегодня не такой, как всегда.
«Не проговорился ли я во сне о своем плане», — подумал молодой человек и осторожно ответил:
— Это все мои сны, я почти никогда не видел их на воле, а здесь они преследуют меня.
— На воле? Ты по-прежнему считаешь, что здесь ты в плену?
— Мой плен — не только эти стены.
— Ты опять о своем? — воскликнула она в раздражении.
Энтони решил перехватить инициативу:
— Я тоже вижу в тебе перемены.
Но она быстро взяла себя в руки:
— Ничего особенного.
— Может быть, мои похитители подобрались слишком близко к моему убежищу? — Энтони не скрывал иронии.
— Ты даже не представляешь себе, насколько ты проницателен, — сказала девушка с усмешкой.
— Тебе удалось направить их по ложному следу?
— Да.
Энтони накинул халат и прошелся по камере, привычно постукивая ладонью по стенкам.
— Я вижу, ты не можешь смириться.
— Согласись, что для человека естественно любить свободу и ненавидеть тюрьму.
— А мне встречались люди как раз влюбленные в свою несвободу. К тому же свобода и любовь вообще, если вдуматься, несовместимы. Мы не вольны любить иль не любить.
Девушка достала платок. Энтони, ни на секунду не забывая о своем плане, мгновенно оказался рядом и схватил смуглую тонкую кисть. Рука оказалась сильной и гибкой, он не ожидал этого. Завязалась борьба, они повалились на кровать и некоторое время катались по ней, пока наконец не затихли в объятиях друг друга.
Пробуждение на этот раз оказалось странным. Сначала, будто со стороны, Энтони увидел у себя в объятиях нежную блондинку, а потом уже почувствовал, что вся она — воплощенные гибкость и нежность — льнет к нему, оплетает и манит. Когда-то в своих фантазиях он обнимал Элен, но наяву не мог к ней даже прикоснуться и стыдливо отводил глаза, стесняясь своих грешных помыслов, теперь же эти ласковые руки нетерпеливо сжимали его, а губы искали. Энтони понял, что не может более противиться своему желанию, которое обрушилось на него, — удушливое и жгучее, как жажда.
Хозяйка тоже очнулась в смятении. Что это: снова сладкий сон или она на пороге настоящего блаженства, о котором мечтала в тишине девичьей спальни отцовского дома? Неужели он? Она чувствовала, что собственные руки уже не слушаются ее, а живут своей жизнью, наслаждаются радостью обладания, что вся она истекает нежностью и истомой, что в бедрах ее огонь, а губы — мед! Да, наконец-то... он... о!
И тут, словно из другого мира, раздался шепот:
— Как тебя зовут?
Это на мгновение вернуло ее в круг земных забот, и она ответила так, как задумала когда-то, потому что хотела навсегда подчинить себе его память, оставить его навеки в себе, пусть даже она будет под чужим именем:
— Я твоя Элен!
Энтони вскрикнул как от боли, имя любимой озарило мир ослепительным светом, и тут все сразу стало ясно. Стыд опалил его. Он вскочил на ноги и стряхнул с себя это гадкое существо, как сколопендру или тарантула, потому что у самого сердца почувствовал ядовитые зубы.
Хозяйка оказалась на полу, чары исчезли, она выглядела уже не очаровательной блондинкой, а камышовой кошкой — так гнев и ярость исказили ее черты.
Молодой человек отшатнулся и задыхаясь крикнул:
— Лавиния Биверсток!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76