– От тебя набрался… – усмехнулся Мессинг.
Сергей Михайлович рассмеялся, потом сразу посерьезнел и взял рюмку:
– Я сейчас серьезно говорю, Вольф Григорьевич, с такой опухолью живут по много лет… Приезжай, в больнице я тебе покажу истории болезней…
– Ты забываешь, с кем ты имеешь дело, Сергей Михайлович. Я хоть теперь и не выступаю, но я – по-прежнему Вольф Мессинг. И меня надуть нельзя… – Он посмотрел на врача страшными черными глазами. – Она умрет 2 августа, в шесть часов вечера…
Врач вздрогнул, и водка из рюмки расплескалась на стол. Он медленно поставил рюмку, пробормотал, уведя взгляд в сторону:
– Извини, я действительно все время забываю, с кем имею дело… Хотя, случается, что и живут довольно долго. И подобные истории болезней у меня действительно есть…
– Не надо, Сергей Михайлович, – сморщился Мессинг. – Давай лучше выпьем и помолчим… Я тебе страшно благодарен, что ты приезжаешь и торчишь тут со мной целые вечера…
Он смотрел на лежащую в кровати Аиду Михайловну, на ее мертвенно-бледное лицо, закрытые глаза, и вдруг вновь молния осветила память. Мессинг вздрогнул и медленно согнулся на стуле, опустил голову, потер пальцами виски и тихо застонал.
…А коварная память услужливо высветила лицо Лауры, дочки аргентинского миллионера-скотопромышленника сеньора Ферейры… Они с Лаурой ушли далеко в саванну, и высокая трава почти по пояс закрывала их. Они держали в руках бокалы с вином и смотрели друг на друга…
– Вы умеете видеть сквозь время… свое будущее вы тоже видите?
– Никогда не думаю о своем будущем, – он встретил ее взгляд. – Не получается.
– И что же вы могли бы сказать о моем будущем?
– Нет, Лаура, нет… – твердо выговорил Мессинг. – Я не буду говорить о вашем будущем. Не могу. Я ничего не вижу. – И Мессинг повернулся, медленно пошел обратно к столам, где громко переговаривались и смеялись участники пикника.
Лаура смотрела ему вслед, и слезы туманили ее взгляд. Тонкие длинные пальцы с силой стиснули бокал, и стекло лопнуло, осколки врезались в руку, выступила и потекла кровь. Но Лаура, не чувствуя боли, продолжала глядеть в спину уходящему Мессингу.
И вдруг он повернулся и пошел обратно к Лауре. И она ждала его, смотрела расширившимися глазами, блестевшими от слез счастья. Мессинг подошел и обнял ее, прижал к себе и стал целовать в губы. Ее окровавленные руки обвили его шею, пальцы коснулись щеки, оставляя кровавый след…
…Мессинг застонал глухо, встал и вышел из спальни. Он сел в темной кухне, сгорбился, уперев локти в колени и тихо заплакал, стиснув голову ладонями.
…А память вновь ярко осветила те давно ушедшие времена… Он знал, что спит в спальне у себя в гостиничном номере, и одновременно отчетливо видел Лауру… Вот она приезжает в автомобиле в свой замок… вот поднимается по широкой лестнице, и ее встречает отец, что-то говорит ей, но Лаура его не слушает… Она рукой отстраняет отца, проходит мимо горничной, мимо двух слуг в белых куртках и идет по широкому холлу.. Вот она входит в свою спальню… Огромная кровать под широким шелковым балдахином, смятая простыня лежит на полу..
Лаура оглядывает спальню рассеянным взглядом, медленно подходит к туалетному столику с большим, в бронзовой оправе зеркалом, медленно выдвигает один из ящичков – вороненым стволом блестит кольт. Лаура берет его, медленно проворачивает барабан… Смотрит на себя в зеркало… и медленно подносит кольт к груди… упирает ствол в грудь напротив сердца… громко звучит выстрел…
…Мессинг вздрогнул и резко выпрямился. В мокром после дождя окне маячило оранжевое солнце Мессинг платком утер слезы, шумно высморкался и посмотрел на деревянные часы-ходики с виде избенки с круглым окошком для кукушки.
Часы показывали без трех минут шесть, и на отрывном календарике, висевшем рядом с часами, значилось 2 августа 1960 года.
Мессинг, прихрамывая, тяжелыми шаркающими шагами прошел в спальню.
Аида Михайловна лежала в кровати на спине, вытянув руки вдоль тела, и глаза ее остекленело смотрели в потолок. Мессинг тяжело подошел к кровати, рухнул на колени и долго смотрел на лицо жены, потом медленно закрыл ее черные остановившиеся глаза, положил голову ей на грудь, обнял ее и застыл, прижавшись лицом… И в это время протяжно зазвонил телефон…
Москва, 1962 год
Пенящиеся воды Атлантики… Карибское море… Карта, на которой показано расположение острова Куба… Лозунг «Куба – остров Свободы».
В море американские авианосцы и эсминцы, на мачтах развевается звездно-полосатый флаг… На палубы авианосцев садятся самолеты и тут же взлетают новые… Выступает Фидель Кастро… Голос диктора сообщает: американская авиация обнаружила, что на Кубе русские оборудовали пусковые установки для советских ракет. Никогда еще так близко от американских границ не находился враг. Америка охвачена страшной паникой. Президент Кеннеди потребовал от правительства СССР немедленно демонтировать пусковые установки и убрать ракеты с Кубы. Правительство Советского Союза ответило отказом.
…Джон Кеннеди отдает приказ о блокаде Кубы. Это означает, что все суда идущие на остров Свободы, будут заворачиваться. Особенно – корабли СССР и стран Варшавского договора. Первый секретарь компартии и руководитель Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев в своем заявлении сказал, что Советский Союз в случае нападения на его корабли, следующие на Кубу, ответит адекватным ударом, вплоть до применения ядерного оружия.
На многих улицах Нью-Йорка толпы людей стоят перед громадными телевизионными щитами, на которых бегущей строкой сообщают последние новости. Толпа напряженно читает сообщения, и вдруг раздается истеричный женский крик:
– О боже! Это война! Это ядерная война!!
Заседание Политбюро КПСС. С гневной речью выступает Хрущев. Затем говорит Громыко, следом за ним высказываются Устинов и Суслов… Диктор говорит что сложившаяся по вине американского президента и его администрации напряженная обстановка обсуждалась на Политбюро КПСС. Наглые притязания американских империалистов были отвергнуты…
В кабинете Хрущева за длинным столом собрались Суслов, Брежнев, Устинов, Семичастный и Микоян. Хрущев сидел во главе. Он был без пиджака, только в своей любимой рубахе с украинской вышивкой.
– Полагаю, пока никаких кораблей, ни военных, ни торговых, на Кубу направлять не следует, – глуховатым голосом докладывал Устинов. – В ГДР, Венгрии и Польше наши войска приведены в полную боевую готовность. Танки заправлены горючим полностью.
– Сколько? – спросил Хрущев.
– Все танковые дивизии в ГДР, в Венгрии, пять танковых дивизий в Польше. Во всех странах Варшавского блока мы привели в состояние полной боевой готовности сорок семь танковых дивизий, авиацию, все ракетные подразделения и артиллерию… Мы готовы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118