Переживание горя, быть может, одно из самых таинств венных
проявлений душевной жизни. Каким чудесным образом человеку,
опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой
мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости
и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие,
ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется
в мудрость? Все это - не риторические фигуры восхищения силой
человеческого духа, а насущные вопросы, знать конкретные
ответы на которые нужно хотя бы потому, что всем нам рано
или поздно приходится, по профессиональному ли долгу или
по долгу человеческому, утешать и поддерживать горюющих людей.
Может ли психология помочь в поиске этих ответов? В отечественной
психологии - не поверите! - нет ни одной оригинальной работы
по переживанию и психотерапии горя. Что касается западных
исследований, то в сотнях трудов описываются мельчайшие подробности
разветвленного дерева этой темы - горе патологическое и "хорошее",
"отложенное" и "предвосхищающее", техника профессиональной
психотерапии и взаимопомощь пожилых вдовцов, синдром горя
от внезапной смерти младенцев и влияние видеозаписей о смерти
на детей, переживающих горе, и т. д., и т. д. Однако когда
за всем этим многообразием деталей пытаешься разглядеть объяснение
общего смысла и направления процессов горя, то почти всюду
проступают знакомые черты схемы З. Фрейда, данной еще в "Печали
и меланхолии" (См.: Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология
эмоций. М, 1984. С. 203-211).
Она бесхитростна: "работа печали" состоит в том, чтобы оторвать
психическую энергию от любимого, но теперь утраченного объекта.
До конца этой работы "объект продолжает существовать психически",
а по ее завершении "я" становится свободным от привязанности
и может направлять высвободившуюся энергию на другие объекты.
"С глаз долой - из сердца вон" - таково, следуя логике схемы,
было бы идеальное горе по Фрейду. Теория Фрейда объясняет,
как люди забывают ушедших, но она даже не ставит вопроса
о том, как они их помнят. Можно сказать, что это теория забвения.
Суть ее сохраняется неизменной в современных концепциях.
Среди формулировок основных задач работы горя можно найти
такие, как "принять реальность утраты", "ощутить боль", "заново
приспособиться к действительности", "вернуть эмоциональную
энергию и вложить ее в другие отношения", но тщетно искать
задачу поминания и памятования.
А именно эта задача составляет сокровенную суть человеческого
горя. Горе - это не просто одно из чувств, это конституирующий
антропологический феномен: ни одно самое разумное животное
не хоронит своих собратьев Хоронить - следовательно, быть
человеком. Но хоронить - это не отбрасывать, а прятать и
сохранять. И на психологическом уровне главные акты мистерии
горя - не отрыв энергии от утраченного объекта, а устроение
образа этого объекта для сохранения в памяти. Человеческое
горе не деструктивно (забыть, оторвать, отделиться), а конструктивно,
оно призвано не разбрасывать, а собирать, не уничтожать,
а творить - творить память.
Исходя из этого, основная цель настоящего очерка состоит
в попытке сменить парадигму "забвения" на парадигму "памятования"
и в этой новой перспективе рассмотреть все ключевые феномены
процесса переживания горя
Начальная фаза горя - шок и оцепенение. "Не может быть!"
- такова первая реакция на весть о смерти. Характерное состояние
может длиться от нескольких секунд до нескольких недель,
в среднем к 7-9-му дню сменяясь постепенно другой картиной.
Оцепенение - наиболее заметная особенность этого состояния.
Скорбящий скован, напряжен. Его дыхание затруднено, неритмично,
частое желание глубоко вдохнуть приводит к прерывистому,
судорожному (как по ступенькам) неполному вдоху. Обычны
утрата аппетита и сексуального влечения. Нередко возникающие
мышечная слабость, малоподвижность иногда сменяются минутами
суетливой активности.
В сознании человека появляется ощущение нереальности происходящего,
душевное онемение, бесчувственность, оглушенность. Притупляется
восприятие внешней реальности, и тогда в последующем нередко
возникают пробелы в воспоминаниях об этом периоде. А. Цветаева,
человек блестящей памяти, не могла восстановить картину
похорон матери: "Я не помню, как несут, опускают гроб. Как
бросают комья земли, засыпают могилу, как служит панихиду
священник. Что-то вытравило это все из памяти... Усталость
и дремота души. После маминых похорон в памяти - провал"
(Цветаева Л. Воспоминания. М., 1971. С. 248). Первым сильным
чувством, прорывающим пелену оцепенения и обманчивого равнодушия,
нередко оказывается злость. Она неожиданна, непонятна для
самого человека, он боится, что не сможет ее сдержать.
Как объяснить все эти явления? Обычно комплекс шоковых реакций
истолковывается как защитное отрицание факта или значения
смерти, предохраняющее горюющего от столкновения с утратой
сразу во всем объеме.
Будь это объяснение верным, сознание, стремясь отвлечься,
отвернуться от случившегося, было бы полностью поглощено
текущими внешними событиями, вовлечено в настоящее, по крайней
мере, в те его стороны, которые прямо не напоминают о потере.
Однако мы видим прямо противоположную картину: человек психологически
отсутствует в настоящем, он не слышит, не чувствует, не включается
в настоящее, оно как бы проходит мимо него, в то время как
он сам пребывает где-то в другом пространстве и времени.
Мы имеем дело не с отрицанием факта, что "его (умершего)
нет здесь", а с отрицанием факта, что "я (горюющий) здесь".
Не случившееся трагическое событие не впускается в настоящее,
а само оно не впускает настоящее в прошедшее. Это событие,
ни в один из моментов не став психологически настоящим,
рвет связь времен, делит жизнь на несвязанные "до" и "после".
Шок оставляет человека в этом "до", где умерший был еще
жив, еще был рядом. Психологическое, субъективное чувство
реальности, чувство "здесь-и-теперь" застревает в этом "до",
объективном прошлом, а настоящее со всеми его события ми
проходит мимо, не получая от сознания признания его реальности.
Если бы человеку дано было ясно осознать что с ним происходит
в этом периоде оцепенения, он бы мог сказать соболезнующим
ему по поводу того, что умершего нет с ним: "Это меня нет
с вами, я там, точнее, здесь, ним".
Такая трактовка делает понятным механизм и смысл возникновения
и дереализационных ощущений, и душевной анестезии: ужасные
события субъективно не наступит ли; и послешоковую амнезию:
я не могу помнить то, в чем не участвовал;
1 2 3 4 5
проявлений душевной жизни. Каким чудесным образом человеку,
опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой
мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости
и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие,
ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется
в мудрость? Все это - не риторические фигуры восхищения силой
человеческого духа, а насущные вопросы, знать конкретные
ответы на которые нужно хотя бы потому, что всем нам рано
или поздно приходится, по профессиональному ли долгу или
по долгу человеческому, утешать и поддерживать горюющих людей.
Может ли психология помочь в поиске этих ответов? В отечественной
психологии - не поверите! - нет ни одной оригинальной работы
по переживанию и психотерапии горя. Что касается западных
исследований, то в сотнях трудов описываются мельчайшие подробности
разветвленного дерева этой темы - горе патологическое и "хорошее",
"отложенное" и "предвосхищающее", техника профессиональной
психотерапии и взаимопомощь пожилых вдовцов, синдром горя
от внезапной смерти младенцев и влияние видеозаписей о смерти
на детей, переживающих горе, и т. д., и т. д. Однако когда
за всем этим многообразием деталей пытаешься разглядеть объяснение
общего смысла и направления процессов горя, то почти всюду
проступают знакомые черты схемы З. Фрейда, данной еще в "Печали
и меланхолии" (См.: Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология
эмоций. М, 1984. С. 203-211).
Она бесхитростна: "работа печали" состоит в том, чтобы оторвать
психическую энергию от любимого, но теперь утраченного объекта.
До конца этой работы "объект продолжает существовать психически",
а по ее завершении "я" становится свободным от привязанности
и может направлять высвободившуюся энергию на другие объекты.
"С глаз долой - из сердца вон" - таково, следуя логике схемы,
было бы идеальное горе по Фрейду. Теория Фрейда объясняет,
как люди забывают ушедших, но она даже не ставит вопроса
о том, как они их помнят. Можно сказать, что это теория забвения.
Суть ее сохраняется неизменной в современных концепциях.
Среди формулировок основных задач работы горя можно найти
такие, как "принять реальность утраты", "ощутить боль", "заново
приспособиться к действительности", "вернуть эмоциональную
энергию и вложить ее в другие отношения", но тщетно искать
задачу поминания и памятования.
А именно эта задача составляет сокровенную суть человеческого
горя. Горе - это не просто одно из чувств, это конституирующий
антропологический феномен: ни одно самое разумное животное
не хоронит своих собратьев Хоронить - следовательно, быть
человеком. Но хоронить - это не отбрасывать, а прятать и
сохранять. И на психологическом уровне главные акты мистерии
горя - не отрыв энергии от утраченного объекта, а устроение
образа этого объекта для сохранения в памяти. Человеческое
горе не деструктивно (забыть, оторвать, отделиться), а конструктивно,
оно призвано не разбрасывать, а собирать, не уничтожать,
а творить - творить память.
Исходя из этого, основная цель настоящего очерка состоит
в попытке сменить парадигму "забвения" на парадигму "памятования"
и в этой новой перспективе рассмотреть все ключевые феномены
процесса переживания горя
Начальная фаза горя - шок и оцепенение. "Не может быть!"
- такова первая реакция на весть о смерти. Характерное состояние
может длиться от нескольких секунд до нескольких недель,
в среднем к 7-9-му дню сменяясь постепенно другой картиной.
Оцепенение - наиболее заметная особенность этого состояния.
Скорбящий скован, напряжен. Его дыхание затруднено, неритмично,
частое желание глубоко вдохнуть приводит к прерывистому,
судорожному (как по ступенькам) неполному вдоху. Обычны
утрата аппетита и сексуального влечения. Нередко возникающие
мышечная слабость, малоподвижность иногда сменяются минутами
суетливой активности.
В сознании человека появляется ощущение нереальности происходящего,
душевное онемение, бесчувственность, оглушенность. Притупляется
восприятие внешней реальности, и тогда в последующем нередко
возникают пробелы в воспоминаниях об этом периоде. А. Цветаева,
человек блестящей памяти, не могла восстановить картину
похорон матери: "Я не помню, как несут, опускают гроб. Как
бросают комья земли, засыпают могилу, как служит панихиду
священник. Что-то вытравило это все из памяти... Усталость
и дремота души. После маминых похорон в памяти - провал"
(Цветаева Л. Воспоминания. М., 1971. С. 248). Первым сильным
чувством, прорывающим пелену оцепенения и обманчивого равнодушия,
нередко оказывается злость. Она неожиданна, непонятна для
самого человека, он боится, что не сможет ее сдержать.
Как объяснить все эти явления? Обычно комплекс шоковых реакций
истолковывается как защитное отрицание факта или значения
смерти, предохраняющее горюющего от столкновения с утратой
сразу во всем объеме.
Будь это объяснение верным, сознание, стремясь отвлечься,
отвернуться от случившегося, было бы полностью поглощено
текущими внешними событиями, вовлечено в настоящее, по крайней
мере, в те его стороны, которые прямо не напоминают о потере.
Однако мы видим прямо противоположную картину: человек психологически
отсутствует в настоящем, он не слышит, не чувствует, не включается
в настоящее, оно как бы проходит мимо него, в то время как
он сам пребывает где-то в другом пространстве и времени.
Мы имеем дело не с отрицанием факта, что "его (умершего)
нет здесь", а с отрицанием факта, что "я (горюющий) здесь".
Не случившееся трагическое событие не впускается в настоящее,
а само оно не впускает настоящее в прошедшее. Это событие,
ни в один из моментов не став психологически настоящим,
рвет связь времен, делит жизнь на несвязанные "до" и "после".
Шок оставляет человека в этом "до", где умерший был еще
жив, еще был рядом. Психологическое, субъективное чувство
реальности, чувство "здесь-и-теперь" застревает в этом "до",
объективном прошлом, а настоящее со всеми его события ми
проходит мимо, не получая от сознания признания его реальности.
Если бы человеку дано было ясно осознать что с ним происходит
в этом периоде оцепенения, он бы мог сказать соболезнующим
ему по поводу того, что умершего нет с ним: "Это меня нет
с вами, я там, точнее, здесь, ним".
Такая трактовка делает понятным механизм и смысл возникновения
и дереализационных ощущений, и душевной анестезии: ужасные
события субъективно не наступит ли; и послешоковую амнезию:
я не могу помнить то, в чем не участвовал;
1 2 3 4 5